— Перестань делать вид, что смущаешься, —  рявкнул синоби, радуясь тому, что статус самурая позволяет ему проявлять гнев при разговорах со слугами. —  Если ты умеешь играть в подобные игры, значит у тебя хватит смелости смотреть на меня, когда о них рассказываешь.

Скромность Джун исчезла, словно камень, брошенный в реку. Она подняла голову и опустила руки по бокам.

— Так-то лучше. —  Гнев Хиро слегка отступил. —  Почему вы позволили Дену спрятать вас вместо того, чтобы сказать правду?

— Я не хотела его обманывать, —  сказала она.

— Вы делали это достаточно часто, если даже Масао поверил.

Джун покачала головой.

— Вы не понимаете. Ден был моим другом. До того момента, как я поняла, что он чувствует ко мне нечто большее... Он был милым. Я не хотела делать ему больно. Но много лет назад я решила, что никогда не стану женой простолюдина.

— Нет, вместо этого вы стали шлюхой самурая. —  Хиро надеялся, что злость заставит девушку сказать правду. Разозленным людям очень трудно придумывать ложь.

— Я не шлюха. —  Щеки Джун покрылись красными пятнами. —  Сабуро собирался на мне жениться.

— Как вы собирались замуж за Дена? —  Хиро помедлил, ожидая, когда слова впитаются. —  Что случилось после того, как Ден с Сабуро повздорили?

— Сабуро ушел. Несколько минут спустя Ден проводил меня на кухню. Я надеялась, что Сабуро там меня и отыщет, но этого не случилось. Я уснула в комнате для слуг.

Утром вспомнила про поднос с едой и пошла его забрать. —  Она прикусила нижнюю губу. —  Тогда я его и нашла.

— И тогда заметили свою заколку в его крови, —  сказал Хиро, —  хотя думали, что никто её не заметит.

— Это не так. —  Джун встретилась с синоби взглядом и покачала головой. —  Сначала я её вообще не увидела. Наверное, он вытащил её, когда гонялся за мной предыдущим вечером.

— Какие доказательства у вас есть против госпожи Нецуко?

— А кому еще это было нужно? —  Вопрос прозвучал правдоподобно.

— Ден любил вас, —  сказал Хиро. —  Вы же заставили его думать, что Сабуро собирается причинить вам боль.

— Ден бы и мухи не обидел.

— Его признание говорит об обратном.

— Признание? —  Лоб девушки покрылся морщинками изумления. —  О чем вы говорите?

Хиро нашел её неведение любопытным.

— Ден покончил собой и оставил сообщение, где признается в убийстве.

Джун сделала шаг назад, качая головой.

— Это невозможно. Когда? Прошлой ночью с ним все было в порядке. Я видела его...

— Вы прошлой ночью виделись с Деном?

— После того как он вернулся из Оцу. Было уже поздно. Миеси-сан зашел на кухню и приказал мне отнести поднос в конюшню Дену. Ничего особенного, только рис и чай, хотя Ден, похоже, был и этому рад.

— Последняя пища. Он повесился ночью.

Девушка покачала головой.

— Он бы не стал этого делать. В этом нет никакого смысла.

— Как и в вашем обвинении в сторону госпожи Асикага.

— Может, все-таки Ден это сделал, —  сказала Джун.

Хиро нашел забавным, что она так быстро переменила свое мнение после того, как поняла, что те двое, которые могли подтвердить её действия в ночь убийства, мертвы.

— Я сказала вам правду. Вы должны мне поверить.

Она бросила взгляд на здание бакуфу за его спиной.

— Вы все расскажете Хисахидэ?

— Имеете в виду, скажу ли я ему, что вы мне солгали? Или вы обеспокоены тем, что я раскрою ваш роман?

— Я потеряла единственного мужчину, которого любила, —  сказала она. —  Если не возражаете, я бы не хотела еще потерять работу и жизнь.

— Если вы рассказали мне правду, у вас нет причин для беспокойства, —  сказал Хиро.

Она поклонилась.

Хиро развернулся, выскользнул из сандалий и вошел в здание.

Добравшись до приемной Сабуро (теперь это был кабинет Казу, по крайней мере на какое-то время), он отодвинул дверь и зашел внутрь, ощутив знакомый запах грушевого масла.

Казу поднял взгляд от стола, приветственно улыбаясь, но его улыбка исчезла, когда он увидел вошедшего Хиро.

— Не ожидал увидеть тебя сегодня утром.

— Ты позвал меня сюда, чтобы показать улики. —  Хиро закрыл за собой дверь. —  И у меня есть еще один вопрос. Конюх, Ден, повесился прошлой ночью.

Казу кивнул, но не улыбнулся.

— Я слышал новости. Стражники сказали, что он сознался в убийстве Сабуро.

— Хисахидэ прекратил расследование, —  сказал Хиро.

— Но ты не согласен с его решением. —  Казу покраснел. —  Ты все еще считаешь, что это сделал я. Если бы я убил Сабуро, чего я не делал, ты правда думаешь, я убил бы невинного мальчишку, чтобы скрыть свое преступление? Хисахидэ закончил расследование, а это гораздо подозрительнее, чем все то, что сделал я.

Хиро был с этим согласен. К сожалению, в невиновности Казу он убежден не был. Хиро подозревал ложь в его словах, но Казу хорошо её замаскировал, поэтому, если он заподозрит, что Хиро ему не доверяет, это может основательно подорвать их взаимоотношения. Если только ложь Казу этого уже не сделала.

Синоби очень хотелось, чтобы рядом оказался отец Матео. Иезуиту бы удалось всё объяснить так, чтобы Казу понял. Но священник был ранен, а словарный запас Хиро подвел его.

И вся вина полностью лежала на Казу.

Гнев снова вспыхнул внутри Хиро.

— Если ты не хочешь, чтобы я тебя подозревал, рассказывай, где был в ночь убийства Сабуро.

Глава 37

— Я не могу тебе об этом рассказать. —  Казу сжал челюсти.

— Не можешь или не хочешь? —  спросил Хиро.

— В данном случае это одно и тоже. —  Казу вызывающе посмотрел на Хиро.

Хиро узнал этот взгляд. Он был именно таким же, когда восьмилетний Казу терпеливо выносил побои палкой, которая должна была оказаться на спине Хиро. Тогда Казу так ни в чем и не признался, как ни старалась бамбуковая трость переломить его позвоночник.

От этого воспоминания гнев Хиро испарился, и он задумался: а не покрывает ли Казу кого-то?

— А что насчет вчерашней ночи? —  спросил он. —  Где ты был, когда Ден вернулся из Оцу?

— Дома, спал, —  ответил Казу. —  Ушел сразу после разговора с тобой.

Хиро посмотрел на листы пергамента, лежащие на рабочем столе Казу. Крошечные иероглифы устремились вниз в идеально стройных вертикальных линиях. Каллиграфия Казу выдавала в нем умного и образованного человека. Никто в Ига и совсем мало кто в Киото мог сравниться с ним во владении кистью. Слова срывались с её концов так же легко, как снежинки с неба, а это давало повод недооценивать ту силу руки, что их выводила.

— Не стоит сравнивать мои записи с посланием Дена, —  сказал Казу. —  У меня гораздо лучше получается подделывать почерк, чем у тебя распознавать подделку.

Хиро нахмурился.

— Я думал не об этом.

— Может, тогда поделишься, о чем говорит тебе твоя интуиция?

— Как много тебе известно насчет признания Дена?

— Лишь то, что он его написал. Самого послания я не видел.

— Там был один изъян, который может показаться тебе интересным. В сообщении было две строки с разным написанием, словно их оставили два разных человека. Первая строка оправдывает Масао, а во второй содержится признание в убийстве.

Казу подался вперед, проявив заинтересованность, несмотря на обиду.

— Какой кистью написано?

— Не кистью, —  ответил Хиро, —  обугленной деревянной палочкой. Она лежала рядом на полу под оставленным сообщением.

— Значит было довольно легко добавить еще одну строку, —  сказал Казу. —  В какой из них буквы были написаны неаккуратно? Ден был не очень образованным юношей. У него недоставало точности.

— Буквы во второй строке кажутся крупнее, —  сказал Хиро, —  и чуть небрежнее написаны, но ненамного. Если кто-то что-то добавил в послание, он —  или она— попытался имитировать почерк автора.

— А что сказал Масао?

— Заявил, что все написано рукой Дена.

Казу покачал головой.

— Значит именно Масао и внес добавление.