И еще...

— Что ты умеешь делать?

— Это же не ракетостроение, чтобы вычищать стойла, держать лошадей в форме и наблюдать, как проходит беременность…

Он отмахнулся от ее слов.

— Хорошо, хорошо, ты принята на работу. И я веду себя как мудак, потому что такая же как и ты — больше не могу жить вместе с людьми. Есть свободная квартира рядом с офисом Мое над конюшней В. Ты можешь занять ее.

— Покажешь путь.

Эдвард зарычал, поднимаясь на ноги, и специально взял свой стакан с собой, пока шел к двери.

— Тебя не интересует, сколько я буду тебе платить?

— Ты честно заплатишь. Отец говорил, что подлости в твоем характере не было.

— Он слишком щедр по отношению ко мне.

— Вряд ли. Он просто хорошо знал людей и лошадей.

Эдвард снова начал открывать все засовы на двери, он чувствовал, что она внимательно рассматривает его и ему это совсем не нравилось, вернее он даже ненавидел эти взгляды. Свои полученные увечья, черт побери, он бы предпочел скрывать от всего мира.

Прежде чем выпустить ее за порог, он посмотрел на нее сверху вниз.

— Существует только одно правило.

— Какое?

По какой-то причине, он осмотрел ее с ног до головы. Она совершенно не походила на своего отца… ну, кроме того, что была небольшого роста. Глаза у Шелби (или как там ее звали) были светлее, не черные. Ее кожа не долго была на солнце. Пока еще. От нее также не исходил запах конского пота, хотя, это скоро изменится.

Ее голос, однако, был полностью похож на Джеба: ее выговор был подкреплен твердостью характера.

— Ты не подходишь и близко к моему жеребцу, — сказал Эдвард. — Он злой до мозга и костей.

— Нибеканзер.

— Ты знаешь его?

— Отец говаривал, что у этого коня бензин в жилах и кислота в глазах.

— Да, точно, это мой жеребец. Не подходи к нему. Ты не чистишь его стойло, не подходишь к нему, не обращаешься, если он выгуливается на пастбище и не подходишь к дверям его стойла, если хочешь сохранить работу. Вбей себе это в голову.

— А кто о нем заботится?

— Я, — Эдвард поковылял наружу в ночь, тяжелый, влажный воздух заставлял его с трудом дышать. — И никто другой.

Как он ни старался, ему так и не удалось сделать глубокий вдох полной грудью, и он задался вопросом — может все-таки врачи упустили повреждения внутренних органов. А может из-за того у него возникло чувство удушья, когда он представил эту маленькую женщину рядом с озлобленным черным жеребцом. Он мог только догадываться, что Неб бы с ней сделал.

Она направилась вперед и достала рюкзак с пассажирского сидения пикапа.

— Значит, ты здесь главный?

— Нет, Мое Браун. Ты встретишься с ним завтра. Он будет твоим боссом, — Эдвард кивнул в сторону конюшен. — Я уже сказал тебе, квартира со всей мебелью, но не знаю, когда последний раз в ней кто-нибудь жил.

— Я спала в палатках и на скамейках в парке. Наличие крыши над головой для меня вполне достаточно.

Он взглянул на нее сверху вниз.

— Твой отец был хорошим человеком.

— Он был не лучшим и не худшим, чем какой-нибудь другой.

Невозможно было не задаться вопросом, какая женщина могла достаточно долго мириться с Джебом, да еще и иметь от него ребенка: Джеб Лэндис был легендой в индустрии скачек, тренер лошадей, которые всегда побеждали, такого не под силу было осуществить никому, ни живому, ни тем более мертвому. Кроме того, он был алкоголиком, и сукиным сыном, игроком, причем очень с большой зависимостью, такой же огромной, как и его женоненавистничество.

Одна вещь беспокоила Эдварда — сможет ли Шелби справиться. Но если она могла ужиться с Джебом? То работать по восемнадцать часов в смену на племенной ферме будет плевом делом.

Они подошли к конюшне В, и тут же зажегся автоматически свет, лошади зашевелились внутри, перебирая копытами и заржали. Пройдя через боковую дверь, он обошел главный офис и направился к домикам с квартирами, подводя ее к лестнице, поднимающейся кверху и тянущейся по всей длине массивных балок крыши. Когда-то в семидесятые помещение было преобразовано в пару квартир и главное здание.

— Иди наверх и подожди меня там, — проскрипел он. — Мне нужно время.

Шелби Лэндис ступала по лестнице, и каждая ступенька поскрипывала, он даже не мог вспомнить, когда пользовался этой лестницей, казалось, прошло сто тысяч лет, прежде, чем он поднялся на верхний этаж к ней.

И он так запыхался, что хрипел, словно застрял в шине.

Отвернувшись от нее, он увидел свет, пробивающийся из-под двери офиса Мое, но он не собирался докучать ему, знакомя с вновь прибывшей. С Дерби, которое должно было состояться менее чем через сорок восемь часов, Мое явно предполагал, что он был дома в отключке.

Особенно, если учесть, одного из двух его коней, которого придется снять с дистанции в гонки.

Эдвард пошел вперед и дернул дверную ручку квартиры, он не знал, чтобы сделал, если бы она была заперта. Он понятия не имел, где искать ключи…

Дверь широко распахнулась, напомнив ему, что он единственный параноик на ферме. Выключатель был слева на стене, на который он нажал и испытал радость, что в помещении не пахло плесенью, и здесь находился стол, диван, кресло, столик, крошечная кухня, как в камбузе.

— Твой отец когда-нибудь рассказывал тебе, за что я ему должен? — спросил он, хромая в следующий затемненный дверной проем.

— Нет, но Джеб был не из болтливых.

Дотронувшись до второго выключателя, он обнаружил, что это была спальня и дальше ванна.

— Это твое, — сказал он, разворачиваясь и чувствуя себя полностью истощенным, проделав расстояние назад, поэтому прислонился спиной к двери.

Пятнадцать шагов.

А такое впечатление будто он прошел милю.

Она подошла к нему.

— Спасибо за предоставленную возможность.

И протянула руку, заглянув в глаза… и на мгновение, он ощутил другую эмоцию, чем червь гнева, который жег его кишечник в течение последних двух лет. Он не знал, как ему отреагировать… досадно, поскольку он не был уверен, что ему стоит приветствовать такие появившиеся изменения.

Его механизм выживания работал в одностороннем порядке — иметь перед собой противника.

Он оставил ее руку, так и висеть в воздухе, и потащил свое тело к выходу.

— Посмотрим, будешь ли ты благодарить меня позже.

Внезапно, он подумал, что скорее теперь не стоит материться и пить.

— О, еще одно правило. Если мои шторы задернуты, не беспокой меня.

Последнее, что ему было необходимо, чтобы она засекла его веселье со шлюхами и, что он платил им за эту привилегию. Он мог только представить, что бы она ему сказала.

— Да, сэр.

Он кивнул и закрыл дверь. Потом медленно, осторожно, стал спускаться вниз.

Правда заключалась в том, что Джеб Лэндис был единственный, кто смог достучаться до него и более или менее вернуть его к жизни, каким бы он там не был. Без этого мужчины и пинка под зад, только небу известно, где бы Эдвард был сейчас. Господи, он совершенно отчетливо помнил, как тренер пришел к нему в реабилитационный госпиталь. Несмотря на запрет посещений к Эдварду, без исключения из правил, Джеб миновал сестринский пост и двинулся в его комнату.

Они знали друг друга уже более десяти лет, перед тем, как он без приглашения вломился к нему, заинтересованность Эдварда иметь своих собственных лошадей, участвующих в скачке, в сочетании с его предыдущим стремлением быть лучшим во всем, означала, что есть единственный человек, который научит его всему, связанному с лошадьми.

Он никогда не мог даже представить, что этот мужчина окажется спасителем для него.

Джеб говорил коротко и по делу, заставил задуматься о масштабах и это было лучше всех уговоров и наставлений. Через год после того, как Эдвард переехал сюда, выкинув все свои деловые костюмы и решив окончательно, что теперь это будет его жизнь, Джеб сообщил, что уходит из Red & Black и отправляется в Калифорнию.

Наверное, потому, что букмекеры в Чикаго хотели получить этого парня.