Этот необыкновенный человек пользовался огромным уважением и был самым мудрым среди черноногих. Белый Волк прославил себя множеством чудес, совершенных им. Мы верили в эти чудеса, хотя теперь я понимаю, что здесь не было ничего сверхъестественного: Белый Волк обладал небывалой остротой ума, позволявшей ему видеть вещи, скрытые для многих других. Свое влияние и опыт он всегда использовал для блага племени, поэтому мы больше любили его, чем боялись, и он был подлинным вождем нашей группы.

Его короткое слово прекратило всякие разговоры и прозвучало как приговор. Гнетущая тишина воцарилась среди собравшихся. Затем один из воинов принялся бить в барабан, сначала несмело и тихо, потом сильнее, а вскоре подхватили и другие, восстанавливая прежний ритм. Напряглись тела, и танцоры двинулись снова. Всех, как и прежде, захватила пляска, но теперь в ней было уже меньше огня и не так громко звучали песни о победе. Ледяное дыхание чужого ветра ворвалось в наши палатки.

Наши отцы танцевали всю ночь. Детям скоро велели укладываться спать, но дикая и сладостная мелодия тревожила наш сон, порождая жажду великих подвигов.

Было еще темно, когда лагерь огласился возгласами: «Вставать!» Люди тотчас же вскочили и выбежали под звездное небо. Отец ушел в прерию за лошадьми, а мы, малыши, стали помогать матери снимать шкуры, покрывающие вигвам. В путь наша группа выступила на рассвете.

И снова произошло печальное событие, и вновь я не мог удержаться от слез. Мой дядя Раскатистый Гром вместе со своими приверженцами отделился от нашей группы, решив жить и кочевать по прериям отдельно. Эти люди не хотели больше оставаться с нами. Вместе с ними ушли, конечно, и их семьи, а среди них — мой ровесник и самый верный друг, сын дяди Косматый Орленок. До этого дня мы всегда были вместе, нас связывали игры, забавы и большое, ничем не омрачаемое братство.

Приближалась минута нашего расставания. Мы стояли друг против друга, не в силах произнести ни слова, даже посмотреть один другому в глаза. От горя у нас была какая-то пустота в душе. Так и стояли мы в оцепенении, пока родители не позвали нас.

— Едешь? — пробормотал я наконец.

— Еду, — ответил Косматый Орленок, — но скоро вернусь…

— А если твой отец не захочет?

— Если не захочет, я убегу от него!

— Ой-ёй!

— Убегу, говорю тебе…

— Так далеко? Через всю прерию?

Видя мои сомнения, Косматый Орленок протянул мне свой чудесный маленький лук, из которого он уже хорошо стрелял сусликов, и сказал:

— Если не вернусь, лук будет твой!

Лук был очень дорогой, но Косматый Орленок был мне дороже всех луков в прериях. Мне хотелось плакать, слезы застилали глаза. Как в тумане, видел я друга, уходившего к родителям. Лук его остался у меня.

Когда взошло солнце, показались предгорья, а далеко за ними сверкали снежные отроги Скалистых гор. Повсюду еще лежал снег, но уже чувствовалась близкая весна. По мере того как наша колонна опускалась к долинам, казалось, что воздух с каждым часом становится теплее, но это разогревались наши сердца — перед нами, на востоке, расстилали свой красный ковер волнистые прерии.

В те времена бизоны почти полностью были истреблены в Соединенных Штатах, но они еще водились на севере, в Канаде. Поэтому наша группа направилась к реке Саскачеван. На просторах южной части провинции Альберта, где теперь оживленные города и поселки и колышется бескрайное море золотой пшеницы, мы за много дней не встретили ни одного белого человека. Но, несмотря на это, его влияние чувствовалось. Большинство индейских племен, заключивших договоры с обоими правительствами — Соединенных Штатов и Канады, — поняли правду и отказались от войн между собой: с каждым годом все более опасным становился общий наш противник — белый человек. Новая опасность грозила всем племенам, и это сближало нас. Орудие войны — томагавк, если употребить старинное определение, был «закопан в землю», но, однако, не так уж глубоко, — это нам стало ясно в ближайшие же недели.

Следуя все дальше на север, наша группа однажды увидела в прерии отряд воинов чужого племени. В таких случаях всегда соблюдалась большая осторожность.

Чужие воины остановились, как и мы. Издалека они стали делать нам знаки — это был международный язык прерий. Один из них пальцами правой руки коснулся левого локтя, затем вытянутой вперед рукой помахал несколько раз вправо и влево, шевеля при этом пальцами. Прикосновение пальцами к локтю означало: «Какого вы племени?» Шествующая Душа, наш вождь, ответил знаками: «Черноногие», и показал рукой в ту сторону, где был наш зимний лагерь. На это чужие воины ответили знаками, что они принадлежат к племени кри и хотят мира: подняли правую руку, обращенную к нам открытой ладонью, — это означало, что они безоружны. До недавнего времени племя кри было во вражде с нами, но наш вождь ответил им тем же знаком мира.

Оба вождя сошли с коней и встретились на середине пути. Они угостили друг друга табаком, каждый выкурил трубку другого. На этом и закончилась церемония. Затем приблизились и мы.

Оказалось, что это была часть взбунтовавшихся воинов кри. Они отделились от своего племени в знак протеста против заключенного их вождями мирного договора с канадским правительством на условиях, ущемляющих интересы индейцев. Такой оборот дела сильно обеспокоил нас. Мы ни с кем не хотели враждовать: ни с индейцами, ни с канадцами.

— Какие же у вас намерения теперь? — допытывался Шествующая Душа, и голос его звучал не очень доброжелательно. — Разве вы хотите воевать с белыми?

— Нам и в голову не приходила такая мысль! — уверяли кри. — Мы не собираемся воевать с ними, но и лизать им пятки у нас тоже нет охоты. Мы не желаем покоряться им. Зато нам очень нужна ваша помощь. Мы хотим жить с вами в самой тесной дружбе.

Шествующая Душа был в большом сомнении, так как кри тут же признались, что две недели назад они схватились с северной ветвью черноногих, но по счастливой случайности в этой стычке никто не погиб.

Исход переговоров решил Белый Волк, наш шаман, который твердо высказался за дружбу с кри. Совет наших старейшин тоже высказался за это. Как и всегда, слово Белого Волка оказалось самым мудрым. Принятое решение обрадовало всех, и в честь заключенного мира было устроено общее пиршество.

Во время пира один из наших старых воинов, Победитель Шести, сидел напротив воина кри и не спускал с него глаз. Этого кри звали Коричневый Мокасин. Он заметил, что на него пристально смотрят, но не подал виду. На его груди висело ожерелье из зубов бизона, и именно в это украшение Победитель Шести всматривался как зачарованный.

Под конец пиршества Победитель Шести спросил гостя: не сам ли он сделал это ожерелье? Кри засмеялся и, поглаживая пальцами зубы бизона, сказал хвастливо:

— Нет. Я отобрал его у воина черноногих. Убил его несколько лет назад в битве.

— Но разве мы кого-нибудь из ваших убили?

— Да, — ответил Коричневый Мокасин. — Одного кри и четырнадцать сиу. Они сражались на нашей стороне.

Победитель Шести вскочил с места и, задыхаясь от ярости, хотел броситься на воина кри. По ожерелью он узнал убийцу своего сына.

Возбуждение охватило всех и грозило перейти в кровопролитное столкновение, но наши старейшины сумели охладить горячие головы; они успокоили и Победителя Шести. Этот бывалый воин заявил, что для него важнее покой и счастье всего племени, чем личная месть. Закончив свою речь, он протянул руку Коричневому Мокасину в знак мира. Снова воцарилось доброе согласие, и с того момента ничто уже не омрачало взаимной дружбы.

Кри были так обрадованы хорошим исходом этой встречи, что попросили позволения идти вместе с нами в Монтану. Там они собирались заключить мир со всеми племенами, с которыми у них были споры и распри. Мы охотно согласились.

Не встретив нигде во время этого похода бизонов, мы снова повернули на юг. По пути, в качестве мирных посредников, наши группы наведались к сиу, гровантрам, хидатсам, шайенам и к подружившейся с нами группе кроу. Всюду давние враги оказывали воинам кри теплый прием и устраивали пиршества.