Вигвам Белого Волка сильно привлекал внимание и моего старшего брата Сильного Голоса и его друзей, но по совершенно другим причинам. Каждый индеец уже с юных лет мечтал стать шаманом — человеком с неограниченным могуществом, имевшим часто большее влияние на племя, чем сам вождь. В каждом более или менее многолюдном лагере было несколько вождей и множество членов совета племени, но только один шаман. И шаман оберегал свое достоинство и свои тайны, пожалуй, так же ревностно, как собственную жизнь. Он выполнял три обязанности: врачевателя, советника в сложных делах племени и духовного пастыря.

Шаман сам выбирал себе преемника. Обычно это был мальчик лет двенадцати — тринадцати, обладающий выдающимися физическими и духовными качествами. Преимущественно выбор падал на такого мальчика, который с детства был вожаком своих сверстников в играх и забавах и которому все легко давалось. Шаман обращался к родителям с вопросом, не желают ли они отдать ему сына. Это был большой почет для семьи и для самого избранника, и я не знаю случая, чтобы родители отказали шаману. Обучение и подготовка будущего шамана продолжались несколько лет, и это была суровая школа жизни.

Сперва шаман увозил ученика на полгода в безлюдные места Скалистых гор и там давал ему первые наставления. Самым важным в это время, говорил шаман, было обрести власть духа над телом. Для этого ученик должен был надолго отказываться от еды и учиться мужественно переносить боль. Из далекого путешествия он возвращался совсем другим — он уже не был прежним веселым товарищем своих ровесников.

У ребят этот будущий преемник шамана всегда вызывал изумление; мы чувствовали, что он уже владеет какой-то большой тайной, отделяющей его от нас, — тайной, которую он не поведает даже своим родителям. Такие поездки в пустынные места продолжались три года Тело мальчика становилось закаленным, как сталь, а сила воли была так велика, что любую боль он переносил, не дрогнув ни одним мускулом.

После такой подготовки начиналось настоящее ученье. Мальчик проникал в тайны врачевания, знакомился подробно с действием различных трав. Так как у наших отсталых народностей ничего значительного не происходило без так называемой «магии», то мальчик одновременно обучался разного рода заклинаниям, знахарству и «общению с духами». После многих лет ученья мне стало понятно, что во всем этом было много шарлатанства, но верно и то, что под такой сомнительной «наукой» скрывались и серьезные знания, помогавшие разгадывать тайны природы. Шаман прежде всего был превосходным знатоком флоры и фауны прерий, и это давало ему огромный перевес над другими людьми племени, так сильно зависящими в своей повседневной жизни от стихийных сил и самой природы. Например, шаман предсказывал, в каком месяце и где мы обнаружим больше всего зверей и животных. Очень редко бывало, чтобы такие предсказания не сбывались. Считалось, что это «сообщили» шаману «духи». Но, по сути дела, шаман умел делать из различных явлений природы правильные выводы.

Наиболее сильное впечатление из всего долгого обучения жреческому искусству производил на нас период «семи вигвамов», продолжавшийся семь лет. Шаман собственноручно воздвигал вигвам и помещал туда разнообразные предметы, необходимые для обучения будущего преемника. В вигваме ученик жил целый год и совершенствовался там в разных магических действиях, которые я сегодня назвал бы фокусами. По истечении года ученик проходил перед шаманом недельное испытание, которое должно было показать, насколько ученик овладел его искусством. После этого обучаемый переходил в другой вигвам, с другими священными предметами, и так в течение семи лет он завершал полный цикл жреческой «науки».

Побывав в пяти вигвамах, то есть спустя пять лет, юноша сдавал два испытания на умение вызывать «злые чары». При этом он должен был показать искусство произносить внушительные заклятья и даже призывать смерть. В противоположность распространенному среди европейцев мнению, что все без исключения шаманы и колдуны — злодеи, некоторые наши шаманы не были злыми людьми и не играли человеческими жизнями. Если же возникала (впрочем, очень редко) необходимость покарать кого-либо смертью, то чаще всего речь шла об устранении человека вредного, опасного Для жизни всей группы или всего племени.

Белый Волк был добрым шаманом, и то, что он оказывал положительное влияние на судьбы нашей группы, не подлежит сомнению. Но были и другие шаманы. Большая магическая власть над племенем нередко приводила такого шамана к злоупотреблению ею. Но даже там, где иные шаманы не проявляли злой воли, они все-таки были опорой тех, кто придерживался старого и враждебно относился к прогрессу.

Заклятия Белого Волка казались нам вершиной чародейского искусства и были неопровержимым доказательством его связи с невидимыми силами. Сегодня я объясняю это иначе. Сильное воздействие этих заклятий проистекало в значительной мере из настроения умов — ведь все безгранично верили в их силу. Но в конечном счете все объяснялось простыми причинами: шаман знал свойства различных трав, и искусство его основывалось на том, что он умел незаметно применять и исцеляющие средства и смертельные яды.

Мы частенько останавливались около вигвама Белого Волка и, затаив дыхание, с бешено бьющимися сердцами, вслушивались в раздававшиеся там необычайные звуки. С волнением различали мы удары колдовского барабана «митийявин»и предавались блаженной надежде, что в один прекрасный день шаман появится в нашем вигваме и выберет кого-нибудь из нас в ученики.

Шепотом нам рассказывали, что в вигваме шамана творились вещи, превосходящие человеческое воображение. Помню, какой ужас охватил нас, когда в полумраке вигвама, сквозь приоткрывшийся полог, нам удалось увидеть юношу с уродливым, искаженным лицом. Одна опухшая щека свисала у него, как тряпка, на нижнюю челюсть, веки были выворочены, как у оборотня, нижняя губа опустилась ниже подбородка. Матери говорили нам, что шаман проклял в этом юноше злого духа.

Были в племени старые женщины, которые умели отводить такого рода злые «чары», впрочем, с согласия самого Белого Волка. Они варили лекарственные растения и приказывали больному вдыхать пар. Вскоре бедняга начинал чувствовать что-то у себя на губах. Оказывалось, что это был волос. Когда его вытаскивали, опухшее лицо больного постепенно начинало принимать нормальный вид. Откуда брался этот удивительный волос, никто не мог сказать толком. Много лет спустя я встретил индейца-сиу, который испытал такие «чары», и он раскрыл мне тайну шамана. Это был действительно длинный человеческий волос, смоченный ядом и тайком всаженный в мундштук трубки, которую обычно курил этот сиу. Из мундштука волос с ядом попал в рот. Я уверен, что многие «чудеса» наших шаманов можно объяснить таким же образом.

В ту памятную весну, когда я так жаждал поговорить с Белым Волком о Косматом Орленке, мне довелось неожиданно столкнуться со шаманом. Встретил я его на берегу реки. То был мой первый и последний разговор с этим незаурядным человеком.

Я сидел один вблизи нашего лагеря на реке и ловил рыбу на удочку, сделанную мне старшим братом Сильным Голосом. Внезапно сзади послышались шаги. Я обернулся и увидел Белого Волка. Он пришел за водой для своих таинственных дел. Я остолбенел, когда он очутился со мной рядом. Должно быть, Белый Волк заметил мой испуг — он ласково погладил меня по голове и сказал приветливо:

— Ловишь рыбу, Маленький Бизон?

Круги пошли у меня перед глазами; я не мог вымолвить ни одного слова.

— Здесь нет рыб… — так же ласково продолжал шаман. — Пойдем, я покажу тебе, где они есть.

Я машинально вытащил удочку, забрал червей и поплелся за Белым Волком. Мы отошли недалеко, всего на несколько шагов.

— Попробуй тут! — показал шаман на одно место у берега, внешне ничем не отличающееся от прежнего.

Тем временем я кое-как пришел в себя и почувствовал прилив смелости. Крепко ухватив шамана за кожаный мокасин, я поднял на него взгляд. Высоко надо мной светились его выразительные глаза. Я говорил что-то, но из моего горла вырывалось лишь бессвязное бормотанье, и только одно имя прозвучало отчетливо: