Через пять минут самолет разбежался по полю, оторвался от земли, на какую-то страшную секунду клюнул носом, затем медленно стал взбираться в голубое небо Турции и взял курс на восток, к вершинам далеких гор.

Свидетельством популярности торговцев оружием у потенциальных покупателей можно было считать то, что спустя уже два часа после посадки на пустынном поле вблизи Ангоры Диана получила приглашение на ленч в Чанкайю. На виллу она была доставлена на стареньком «бенце» с открытым верхом ближайшим другом Кемаля полковником Арифом. Общение с ним было предельно ограничено, так как он не говорил ни по-французски, ни по-английски. Всю дорогу Диане оставалось только любоваться замечательными пейзажами. Несмотря на то, что на дворе стоял июль и Константинополь задыхался от зноя, здесь, на Анатолийском плато, расположенном на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря, погода была приятно теплая, а воздух чист и свеж. Вдали, над покрытыми лесами горными вершинами, зависли кудрявые темные тучи. В нескольких милях вперед на пологих склонах виднелись красные крыши небольшого городка Ангора, который Кемаль провозгласил новой столицей Турции и уже планировал переименовать в Анкару. Чанкайя находилась в двадцати минутах езды от столицы. Когда «бенц» притормозил перед виллой, Диана была захвачена красотой окрестностей и сливового сада, окружавшего дом, который сам по себе впечатления не производил. Вилла была построена левантийским купцом. Это было двухэтажное здание, сложенное из местного камня, с уродливым резным крыльцом и нависшим над ним балконом. Все здесь было выкрашено в странный цвет бычьей крови. Коническая крыша была крыта шифером. Зато все это с лихвой компенсировалось дивной красотой склона гор, который вдали переходил в степь.

Полковник Ариф, симпатичный молодой человек, проводил ее к крыльцу виллы, где по обеим сторонам двери неподвижно стояли два телохранителя Кемаля. По национальности это были лазы[10]. Высокого роста, широкоплечие дикие горцы с южного побережья Черного моря, они были одеты в свои национальные одежды: черные длинные бурки из шерсти и высокие узкие сапоги. Они козырнули Арифу, и Диана заметила, что они вооружены германскими винтовками.

Ариф провел ее в большой холл, посреди которого красовался фонтанчик, украшенный орнаментами. Здесь же был диван из красной кожи, на котором посетители ожидали, пока гази примет их в своем рабочем кабинете. Сердце Дианы билось от волнения, любопытства и даже мрачных предчувствий: человек, с которым она намеревалась познакомиться, славился беспримерной жестокостью. Он повесил двух поставщиков оружия за утаивание части прибыли. Лично застрелил двух своих офицеров за тайное хранение сигарет. Здесь, в Анатолийских горах, в тысячах миль от безопасного и родного Коннектикута, олицетворением закона, верховным главнокомандующим и самодержавным властелином был Мустафа Кемаль-паша. Ей пришла в голову неприятная мысль о том, что, прилетев сюда, она, пожалуй, подвергла свою жизнь смертельной опасности.

Полковник Ариф провел ее в кабинет, средних размеров комнату с львиными шкурами на стенах, небольшим пианино и столом в центре, за которым, по слухам, Кемаль любил «толкать речи» во время ночных попоек. Сейчас гази стоял около стола и изучал карту. Когда хлопнула дверь, он поднял на вошедших глаза. Первое, на что обратила внимание Диана, были его глаза. В романах она часто читала о героях с «пронзительными» глазами. Здесь этого определения было не избежать: сине-стальные глаза Кемаля действительно были пронзительными, и их пристальный взгляд даже пугал. У нее появилось ощущение того, что Кемаль не просто любуется ею, но и пытается проникнуть в ее мысли. Потом он выпрямился и улыбнулся. Кемаль был среднего роста, стройный и жилистый. Удивительно, но его волосы и усы были почти светлыми. Он не был красив в общепринятом значении этого слова, но его лицо тем не менее было очень привлекательным. У него были высокие скулы и тонкий нервный рот. Кемаль был кадровый военный, но сейчас он был в хорошо сшитом сером деловом костюме.

— Без сомнения, передо мной стоит самый очаровательный торговец оружием из всех, с кем мне приходилось когда-либо иметь дело, — сказал он по-французски, обходя вокруг стола и целуя ей руку. — Наверное, это почти удовольствие: быть застреленным из какой-нибудь вашей винтовки?

— Надеюсь, ваше превосходительство, никому из нас не доведется испытать подобного удовольствия.

Полковник Ариф все еще стоял в дверях. Вдруг рядом с ним появилась очень хорошенькая молодая женщина, вся в черном. Она с интересом принялась рассматривать Диану.

— А, Фикри, — сказал Кемаль. — Это мадемуазель Рамсчайлд из Америки. Фикри моя двоюродная сестра. — «И любовница», — мысленно добавила Диана, которой приходилось слышать об этой турчанке. Гази быстро сказал что-то Фикри по-турецки, потом вновь обратился к Диане: — Я обратил ее внимание на ваше одеяние, поскольку вы, как я вижу, имеете хороший вкус. Это платье, если не ошибаюсь, сшито у знаменитой Шанель?

— Совершенно верно, ваше превосходительство, я удивлена вашей осведомленностью в таких вещах.

— Женская одежда интересует меня почти так же, как сами женщины. Я говорю о европейской женской одежде. Моя страна очень отсталая, мадемуазель. Еще не прошло двух лет с тех пор, как Фикри сняла чадру. Я стремлюсь к тому, чтобы моя страна совершила прыжок из XVII столетия в XX как можно скорее. Причем во всех отношениях, включая и моду. — Он повернулся к Фикри и снова что-то сказал ей. Она вышла из кабинета и увела с собой Арифа. — Фикри принесет нам кофе, потом мы поговорим об оружии. Я всегда говорил, что больше всего ценю в женщинах доступность. Но вы имеете то, что я ценю еще больше: оружие. Кстати, во всей Ангоре не найдется ни одного отеля, который было бы не стыдно предложить такой женщине, как вы. Смею надеяться, что вы удостоите меня чести быть сегодня вечером моей гостьей.

— Это как раз я почту за честь.

— Хорошо, тогда решено. Пожалуйста, садитесь. Насколько я понимаю, несколько дней назад вы были во дворце? Пытались продать свой товар султану?

— Откуда вы это знаете? — спросила Диана. Она села в кожаное кресло напротив Кемаля. Их разделял только небольшой восьмиугольный столик.

— Моя дорогая мадемуазель Рамсчайлд, практически все значительные константинопольские новости доходят до меня. Визиты во дворец, очевидно, не обошлись для вас без дачи взяток?

— Тысячу долларов. Бабур-паша просил еще тысячу. Знаете, я бы и ему заплатила, но у меня было подозрение, что это только начало. Я не прочь иногда «подмаслить» кого нужно. В моем деле без этого не обойтись. Но всему есть предел.

Кемаль улыбнулся:

— Хорошо. Мне это нравится. Весь двор султана коррумпирован невообразимо. Коррумпирована вся система. Султан приговорил меня к смертной казни. Но это все равно как если бы заключенный осудил начальника тюрьмы. Для того чтобы иметь дело со мной, вам не придется расточать взятки, мадемуазель. Лгать я вам тоже не стану. В оружии я нуждаюсь. Репутация вашей фирмы мне известна. Мы можем заключить сделку. Думаю, эта поездка обернется для вас выгодой. Кстати, мне никогда не приходилось летать на самолете. Страшно?

— И не говорите, — улыбнулась она. — Но мне жутко понравилось.

Его глаза стали шире.

— Вы мне нравитесь, мадемуазель, — сказал он негромко. — При вас ум, при вас мужество. И все это в такой восхитительной оболочке. Весьма рад, что вы у меня в Чанкайе.

В кабинет вернулась Фикри. В руках у нее был эмалированный поднос, на котором стояли две изящные кофейные чашки, красиво расписанный кофейник, пиала с розовым медом и тарелка со сдобными булочками. Она молча поставила поднос на стол, быстро взглянула на Диану и затем вышла из кабинета.

Фикри прекрасно знала, к чему все идет.

— Значит, вы не были еще замужем, мадемуазель, — сказал Кемаль тем вечером, когда они ужинали вдвоем у него в кабинете. Комната была освещена масляными светильниками, и приятный ветерок залетал в раскрытые окна. За столом им прислуживала Фикри. Кемаль уже выпил очень приличную дозу жгучей ракии, но пока что ее воздействие никак не проявилось. — Вы когда-нибудь любили?