Бобров (несмело, танкисту). Товарищ полковник…
Танкист (после короткой паузы). Дальше, молодой человек.
Бобров. Вы говорите — точка, аккумуляция… Я это понимаю… Но как узнать, где эта точка?
Танкист. Наивно спрашиваете, — надо знать свою натуру, владеть ее механикой.
Издали звучит гонг.
Капитан (прощаясь с Глаголиным). Поверьте — только тишина. Что ж такое, что коза? Езжайте в глушь, куда-нибудь в Киргизию. Я там бывал. Тургайские степи, кумыс, ковыль… Через полгода не узнаете себя.
Глаголин (жмет руку). Благодарю, благодарю.
Капитан уходит.
Танкист (глядит в глаза Глаголину). Не терпится? Уезжаешь?
Глаголин. Да.
Танкист (обнял, поцеловал Глаголина. Хотел уйти и задержался). Врачи ни дьявола не понимают. Поверь, я жив одной злобой. Я, кажется, рассказывал тебе, что немцы сделали с моей семьей в Брест-Литовске. Война — моя профессия. Пока я жив, дышу, я буду просто и естественно их уничтожать.
Глаголин. Друг, но я — то не могу. Изъят из обращения.
Танкист. Куда же ты торопишься? Живи, не выгонят. Потом поедешь в санаторий…
Глаголин. Нет, не могу, надо что-то делать… что-то предпринять.
Танкист. Смотри, Глаголин, не загуляй с тоски. Ведь ты один остался — знаю. Я не учу, не поучаю. Но… живое да живет! Ей-богу, это было кем-то сказано с большой мыслью. (Взял руку, пожал.) Живи! (Скрывая волнение, уходит.)
Бобров, скромно оставшийся в стороне, идет к Глаголину, который собирается уходить.
Бобров. Пойдемте поужинаем в последний раз.
Глаголин. Спасибо, не хочу.
Бобров. Бросьте вы хандру… Теперь поедете к семье.
Глаголин. А где она, семья?
Бобров. Да, правда… я забываю. Поедете в свой родной город, найдете старых друзей.
Глаголин. А где они, друзья?
Бобров. Нельзя же так… Это очень важно в жизни — иметь свои надежды.
Глаголин. Спасибо, брат, спасибо. (Пожал руку Боброву.)
Бобров. Куда же вы?
Глаголин. Мне в другую сторону. На выход, в канцелярию.
Бобров. Желаю вам всего того, что самому себе. (Уходит, опираясь на свой костыль.)
Глаголин (вслед). Эх ты, мальчик… «друзья»… Где вы, мои друзья? Куда вас раскидали ветры-бури?.. Колюша мой, Наденька!.. Зачем ты мне сказал, майор, — к семье поедете? Опять они перед глазами, хуже боли, хуже этих проклятых травм. Опять с ума схожу. Водички бы… Нет, обойдется, ничего. Танкист — он сильный, он горел, как пакля, знает, что такое точка. Нет, надо поскорее куда-то двигаться…
Обжитая и роскошная теплушка долговременных военных путешествий. По стенам — зеленые ветки ели, пихты. Стол. У дверей — железная печь. В глубине теплушки, устроившись на чемоданах, накрытых плащ-палатками, как на престоле, сидит Андрей Колоколов, читает толстую растрепанную книгу, по временам сумрачно и наблюдательно осматривает своих спутников. У ног его стоит сверкающий аккордеон. В теплушке путешествуют супруги Гололобы — Микола и Маруся — и Симочка, составляющие свой круг с Колоколовым. Несколько в стороне расположилась Софа — жительница города Одессы, экспансивная мечтательница. Начальники каких-то западных станций Черепахино и Закатаево запойно играют в карты. На топчане лежит моряк, который дни и ночи спит. Маруся, красивая, большая, раскрасневшаяся, стоит с ложкой у котла. Симочка помогает ей стряпать. Начальники станций, поглощенные игрой, забывают свой возраст и житейскую солидность. Они старинные приятели и называют друг друга Гурием и Филей.
Гурий (мягкая натура). Филя, видишь — сорок. Мне довольно. Открываю два очка.
Филя (жесткий человек). Вы посмотрите на арапа! Как же сорок, когда я держу козырную даму?
Гурий (ласковость). Разве? Извиняюсь. Этот пиковый валет удивительно похож на даму.
Филя. Бросьте, бросьте! Я твои арапские номера знаю двадцать лет. Ходи.
Гурий. Небось когда ты крестового туза ногтем поцарапал, я не говорил же, что ты арап.
Филя. Это еще надо выяснить, кто его царапал.
Колоколов (со своего престола). Начальники, какая станция горит?
Филя (торжественно). Станция Закатаево имеет со станции Черепахово в данную минуту сорок восемь бутылок портвейна номер два.
Софа (отрываясь от шитья какой-то яркой детской тужурочки). Не понимаю… они как дети. Как же можно играть на неизвестное будущее?
Филя. Мадам, ничуть не дети. Игра у нас идет на «после войны».
Софа. На «после войны»?.. Это же неведомая даль.
Филя. Мадам, ничуть не даль. Кончается война, и я в буфете Черепахино имею свой портвейн.
Гурий. Увидим, кто имеет. Прошу играть.
Филя (издевка). Сидишь себе под праздничек и накручиваешь телефон: «С попутной бригадой подкиньте нам парочку портвейна номер два. За ваше здоровье». Сорок! Открываю два. Мы свое получим. Ничуть не дети.
Софа (произношением усиливает жаргон). Хотя я за себя скажу: отдайте мне Одессу — и я опять живу. Была б Одесса, и опять будет жизнь и красота.
Филя. А что предсказывает ваша хиромантия?
Софа. Конечно, вы не верите, а я верю. Ворожея четыре раза кидает карты, и четыре раза Борисику выходит казенный дом. Буквально через месяц узнаю: мой сын в Москве, в детском доме. Живой! О!..
Филя. А что же говорят они насчет Одессы?
Софа. Гадается на человека, а на предметы не гадается. Предметы не имеют масти.
Гурий. Значит, судьбу Европы карты предсказать не могут?
Софа. Надо мне вашу Европу! Разве вы понимаете, что значит Одесса?.. Это… это… Ах, да разве это выскажешь одними словами!
Моряк (во сне и во всю силу голоса). За мной!.. Вперед!.. Ура!..
Общее молчание.
Ты кому кланяешься? Ты немцу кланяешься? За командирами!.. (Торопливо вскакивает, осматривается) Я извиняюсь. Грезы…
Колоколов. Спи, моряк, не беспокойся. Мы привыкли.
Моряк. Благодарю! (Ложится и спокойно засыпает.)
Гурий (пересчитывает набранные очки). Два… Король — четыре. Шесть… Одиннадцать плюс девять — двадцать.
Филя (кричит). Какие девять, что за девять? Опять арапский номер. Девятки не считаются. Назад!
Гурий. Разве я посчитал девятку? Ошибка… автоматически… Клянусь!
Филя. На этих штучках ты у меня не отыграешься. Пятидесятую пишем.
Гурий. Подождите. Как перевалим за Урал — моя игра пойдет.
Поезд замедляет ход. Вокзальный шум. Внезапно просыпается Гололоб, за ним — моряк.
Гололоб. Какая станция? Большая? (Сам сообразил.) Заметно, подходящая. А ну-ка, выходи из хаты, молодые люди. (У него яркий акцент украинца-южанина). Пойдемте пошукаем, молодые люди, що-нибудь красивое на этой станции. Маруся, ты готовь нам борщ.
Все, кроме Колоколова и Маруси, торопливо исчезают из теплушки. Колоколов сидит на месте, вытянув левую ногу, углубленно читает. Вдруг расхохотался, завернул страницу.
Маруся. Що такое, Андрюша?