Но я был просто лучше большинства игроков, и я полагался на свое выдающееся умение. В своем роде это было плутовство. Сейчас поясню, что я хочу сказать».

Хант приглашает своих собеседников в гостиную и просит одну из горничных принести колоду карт. Уже по одному тому, как берет в руки он эту колоду, как карты, будто наэлектризованные, прилипают к его пальцам, видишь профессионала. Неуловимым движением разом развернув всю колоду веерообразно, Хант припечатывает ее к столу лицевой стороной кверху.

«Когда я играю в покер, — говорит он, и его тонкий скрипучий голос звенит от гордости, — я опираюсь на свою фотографическую память. Я могу минуту посмотреть на карты, а потом без единой ошибки назвать их расположение в колоде. В покер надо помнить карты, которыми играют, это элементарно. Но важно еще вот что. Большинство игроков небрежно тасуют, и карты обычно остаются в том порядке, в каком были».

Возможно, потом Хант пожалел о своей минутной откровенности, ибо приведенный выше рассказ, попавший в печать, обесценивает десятки страниц писаний его официальных биографов, утверждающих то, что версия о Ханте-игроке выдумана его врагами для того, чтобы унизить «великого предпринимателя». Вышеприведенный рассказ все расставляет по местам. Воротила самолично смакует подробности, делится опытом. Он даже готов теоретизировать. И нет оснований в данном случае подвергать сомнению его слова. Если они и нуждаются в каком-либо уточнении, то только в той части, где он говорит о плутовстве, утверждая, что все плутовство заключается в его хорошей зрительной памяти. Пожалуй, ближе к истине обобранные им гроссмейстеры покера. Люди, хорошо знающие Ханта, — правда, сейчас они это делают с оглядкой: слишком уж он опасен и слишком длинны его руки, — утверждают, что его биография знает не один громкий скандал, когда шулера хватали за руку, а его физиономия помнит не одно увесистое доказательство карточного жульничества.

Если что и менялось с возрастом, а главное, с разбуханием хантовского кошелька, то это масштабы игры. Юный Хант обирал лесорубов. Хант, начинающий бизнесмен, за вечер сгребал с зеленого сукна десяток тысяч долларов. Воротила Хант, доходы которого составляют миллион долларов в неделю, и играет соответственно, ему уже тесны залы игорных домов, мала рулетка. Он играет везде, где только возможно. Ставки его измеряются цифрами со многими нулями.

Так несколько лет назад стало известно, что Хант делает ставки во время футбольных матчей сразу по 50—100 тысяч долларов. Известен случай, когда во время футбольного матча ставка Гарольда Ханта составила 300 тысяч долларов.

Кстати говоря, гены азарта переданы Хантом и своим отпрыскам. Его младший сын Ламар известен как один из крупнейших держателей футбольного тотализатора. Именно это и принесло Ламару Ханту пост президента американской футбольной лиги. Те, кто ведает, что такое футбол в Америке, знают, что занятие сие имеет немного общего со спортивным соревнованием. Усилиями дельцов типа Ламара Ханта американский футбол превращен в дело грязное и прибыльное для этих дельцов.

Конечно, по меньшей мере наивно утверждать, что сотни хантовских миллионов, его нынешнее состояние — результат карточной игры. Речь идет о первых шагах, хотя шулерские приемы прочно остаются в арсенале воротилы и по сей день. Хант не любит, когда ему напоминают историю его первой нефтяной скважины. Он даже пытается ее отрицать. Но он не в состоянии отрицать нашумевшую историю с Дэйзи Брэдфорд.

Этим женским именем мелкий старатель некто Джайнер по кличке Папуля назвал самый крупный в истории нефтяного дела фонтан, который забил из скважины, пробуренной им в пустынных прериях Восточного Техаса в месте, выбранном наугад. Вне себя от радости, кустарь-одиночка, в один день ставший богачом, скупил все прилегающие земли — всего 4 тысячи акров. Вот, казалось, та самая удача, о которой грезили десятки тысяч ловцов случая, бросившихся в те годы на земли, оказавшиеся нефтеносными. Удача, обернувшаяся бесплотным призраком, миражем, погубившим столь многих людей и обогатившим лишь считанные единицы.

Однако вскоре Джайнер внезапно умер (?!), а его наследники опять же неожиданно обнаружили, что по всем документам, оставшимся после его смерти, собственником этого богатейшего месторождения является не кто иной, как Хант (?!!). Каким образом месторождение, открытое старателем, попало в Хантовы руки, неизвестно и по сей день.

Сам Хант объясняет дело просто: он, дескать, заплатил Джайнеру миллион долларов и приобрел месторождение. Однако это объяснение из ряда тех, которые только громоздят неясности и недоумения. Во-первых, непонятно, откуда в тот момент тогда мелкая сошка Хант мог достать миллион долларов. Во-вторых, с какой стати Джайнер стал бы продавать за миллион то, что стоило значительно больше. И наконец, в-третьих, коль скоро этот миллион все-таки существовал, то куда он делся — Джайнер умер в полной нищете, не оставив наследникам ни цента. Что ни говорите, а без крапленых карт здесь явно не обошлось.

Обстоятельства смерти Джайнера вызвали недоумение у многих из тех, кто его знал. Пошли разговоры и пересуды. Имя Ханта сопровождалось крепкими эпитетами. И тогда нефтяной воротила выступил с опровержением, из которого явствовало, что его сделка с Джайнером была для него крайне невыгодна, почти разорительна. И единственное, ради чего он пошел на эту операцию, было, как он выразился, сделать Джайнеру приятное. Как говорится, еще того чище. Лучше уж не будем углубляться в хантовские доводы, ничего путного из этого не выйдет — шулер остается шулером.

Есть в словаре американских нефтепромышленников термин «уайлдкэт» — «дикая кошка». Так называют нефтяные скважины, которые бурятся, что называется, наобум, на глазок, без всякой геологической разведки. Просто человек, жаждущий во что бы то ни стало разбогатеть, всякими правдами и неправдами сколачивает некую толику долларов, покупает на них самое примитивное, чаще всего подержанное, буровое оборудование, приезжает в никем не занятый район и начинает бурить — авось повезет. Такая скважина и есть «дикая кошка». Владельцы их зовутся «уайлдкэтеры».

Время от времени в Америке появляются тысячи «уайлдкэтеров». Это происходит тогда, когда в каких-нибудь, обычно малонаселенных, районах либо обнаруживают нефть, либо ползут слухи, что ее можно найти. Крупные компании не препятствуют такого рода «самодеятельности». Ведь геологическая разведка и пробное бурение стоят денег. Не лучше ли предоставить дело «частной инициативе»? Все равно, в случае если нефть будет найдена, она попадет в руки крупных компаний.

До сих пор в Америке вспоминают «черную лихорадку» начала 30-х годов. В Восточном Техасе были обнаружены признаки большой нефти. Десятки тысяч людей сорвались с места. По своим масштабам и трагизму техасская «черная лихорадка» под стать знаменитой клондайкской «золотой лихорадке».

Вспомните страшный рассказ Джека Лондона «В далеком краю», запечатлевший трагедию людей, теряющих облик человеческий в погоне за золотыми крупинками. «Из-за отсутствия свежих овощей, а также неподвижного образа жизни у них началось худосочие и по телу пошла отвратительная багровая сыпь. Но они упорно не хотели замечать опасности. Затем появились отеки, суставы стали пухнуть, кожа почернела, а рот, десны и зубы приобрели цвет густых сливок. Однако общая беда не сблизила их — напротив, каждый с тайным злорадством следил за появлением зловещих симптомов цинги у другого.

Вскоре они совсем перестали следить за собой и забыли самые элементарные приличия. Хижина превратилась в настоящий свиной хлев; они не убирали постелей, не меняли хвойных подстилок и охотнее всего вовсе не вылезали бы из-под своих одеял, но это было невозможно: холод стоял невыносимый, и печка требовала много топлива. Волосы у них свисали длинными спутанными прядями, лица заросли густыми бородами, а одеждой погнушался бы даже старьевщик. Но их это не трогало».

Суровые прерии Восточного Техаса в годы «черной лихорадки» видели картины и похлестче. Не голод и цинга, так другие напасти косили искателей богатств. А главное, что в сумасшедшей погоне за ускользающим миражем миллионов люди зверели, теряли все человеческое, рвали мясо и грызли глотки один другому. Но в отличие от клондайкской на сей раз не нашлось Джека Лондона для того, чтобы поведать миру о душу леденящих историях десятков тысяч людей, об исковерканных судьбах, о разбитых семьях, затоптанных в прах надеждах, о поломанных жизнях.