Атаульф находился в Нарбонне в конце 413 года, и, очевидно, именно тогда он принял окончательное решение не разрушать Романию. В январе 414 года он женился на Плацидии, а когда она родила сына, он дал ему императорское имя Феодосий⁴². После этого он еще более настойчиво стремился заключить мир с римским правительством. Даже когда в 415 году Констанций заставил его покинуть Бордо и другие города южной Галлии, он все еще надеялся договориться с императором. Но предпринятая им смена политического курса, его стремление служить интересам вождей за счет простого народа — все это привело к тому, что в 415 году в Барселоне Атаульф был убит. Как оказалось, смерть Эриульфа не была напрасной⁴³.

Борьба между теми, кто стремился войти в состав Римской империи, и теми, кто стоял за независимость, не прекратилась со смертью Атаульфа. Смертельно раненный Атаульф обратился с последними словами к своему брату. Он советовал ему вернуть Плацидию ее царственным родственникам и стремиться к тому, чтобы везеготский народ жил в дружбе с Римом. Иными словами, он советовал брату продолжать ту политику, которая стоила ему жизни⁴⁴. Видимо, Атаульф надеялся, что брат станет его преемником, но этому желанию не суждено было сбыться. Власть беззаконным путем захватил некто Сегерих. Обычно при выборах нового военачальника соблюдалась определенная процедура, однако Сегерих ею пренебрег. Возможно, он пытался установить режим личной власти без проведения выборов, но выборы не были пустой формальностью, которую можно было отбросить без всякого риска для себя⁴⁵. После того как Сегерих совершил оскорбительные действия по отношению к Плацидии и укрепил (как ему казалось) свое положение зверским убийством детей Атаульфа, он, не теряя времени, начал переговоры с римским правительством. Судя по всему, Рим стал еще более притягательным для везеготской знати. Планы Атаульфа и политика Сегериха, который, как выяснилось, стремился к той же цели, что и его предшественник, говорят о том, что солидарность везеготов была не так крепка, как прежде. Но свободолюбивый дух народа был еще не сломлен, и на седьмой день своего тиранического правления Сегерих был убит. Поводом для убийства стало не то, что Сегерих узурпировал власть, а то, что он пытался договориться с римлянами⁴⁴.

Теперь, помня о судьбе Атаульфа и Сегериха, новый везеготский вождь был вынужден скрывать до поры до времени свое стремление достичь соглашения с правительством Империи. Осенью 415 года вождем был избран Валия. Большинство везеготов сделало свой выбор, считая, что Валия положит конец мирным отношениям с Римом⁴⁷. Неизвестно, жили ли еще в памяти народа слова старинной клятвы, принесенной на берегах Дуная в 376 году, но дух той клятвы был еще жив. Однако везеготы плохо знали своего избранника: Валия пошел знакомым нам путем. Похоже, среди везеготов уже не было ни одного вождя, который был бы бескомпромиссно враждебен Риму, и Валия пошел по стопам Атаульфа и Сегериха. После неудачного нападения на Африку, где он, как когда-то Аларих, надеялся поселить свой народ, Валия, избранный для борьбы с Римом, уже в начале 416 года стал просить римлян о мире⁴⁸. Очевидно, его соплеменники поначалу не возражали против такого решения, так как к этому времени уже были доведены до отчаянного положения патрицием Констанцием (см. с. 26). Договор 416 года, означавший капитуляцию перед имперским правительством, был единственным средством остановить массовый голод, который Констанций сумел искусственно создать. В последующие два года Валия действовал так, как будто он тоже стремился стать «отцом возрождения Римской империи»: в интересах римлян он сражался с другими варварами в Испании и одержал над ними победу⁴⁹. Мы не знаем, как долго люди готовы были его поддерживать, ибо в 418 году, когда везеготы все еще значительно уступали римлянам в военной силе, Валия умер. Незадолго до смерти он получил от римлян земли около Тулузы, на которых его народ обосновался и прожил следующие девяносто лет.

Доминирующей чертой везеготской истории в период между правлениями Атанариха и Валии было нарастание конфликта между интересами вождей и рядовых членов племени. К сожалению, имеющиеся свидетельства крайне фрагментарны, однако попробуем обобщить то, что нам известно:

1. Слова вождя, приведенные в «Житии св. Саввы» в качестве реакции на сообщение о том, что у Саввы нет имущества: «Такой человек не может ни помочь, ни навредить нам», указывают не только на то, что люди, не имевшие собственности, до 376 года не имели никакого политического влияния, но и на то, что собственники к этому времени уже обладали непропорционально огромной силой воздействия на политические дела и племенную жизнь⁵⁰. Другими словами, правящий класс зарождался внутри такой социальной организации, которая была к этому неготова и которую он неминуемо должен был разрушить.

2. Двусмысленное поведение Фритигерна в 378 году говорит о том, что по крайней мере один из членов этого зарождающегося класса пришел к убеждению, что соглашение с правительством Империи больше соответствует его интересам, нежели вражда, и это несмотря на то, что именно это правительство в предшествующие годы подвергало его народ бесчисленным страданиям.

3. После Адрианополя далеко не вся везеготская знать была солидарна с Фритигерном. На это указывает история Эриульфа, причем на стороне Эриульфа было большинство вождей. Тем не менее Феодосий, который, видимо, знал, что делает, поставил своей целью привлечь на свою сторону «тех вождей племени, которые выделялись положением и знатностью», а среди них Эриульфа и Фравитгу. Осыпая их щедрыми дарами, он намеренно увеличивал ту пропасть, которая уже существовала между ними и их соплеменниками. Феодосий полагал, что класс собственников будет более отзывчив к вниманию со стороны Рима, нежели рядовые везегот-ские воины. Но почему вожди так охотно принимали эти предложения? На чем основывалось их непреходящее стремление жить в мире с Римом?

4. Атаульф, Сегерих и Валия так же легко откликались на внимание со стороны римлян, как и Фравитта со своими сторонниками. Атаульф сам объяснил причину этого: его люди не хотят повиноваться «законам», а без этого не может быть «государства». У везеготов не существовало средств общественного принуждения, адекватных способов защиты имущественного и социального статуса вождей, таких средств, которыми меньшинство могло бы диктовать свою волю большинству. И когда Атаульф пытался установить мир с Римом, он тем самым пытался интегрировать своих воинов в социальную структуру Империи. В этом он видел единственный способ заменить прежнее эгалитарное общество новой формой социальной организации, которая больше бы соответствовала новым социальным отношениям внутри племени. Из этого можно сделать вывод, что в тех случаях, когда везеготские воины убивали своих вождей, для того чтобы не позволить им заключить мир с Римом, они тем самым не только сопротивлялись Риму, но и защищали свой традиционный общественный строй.

5. У нас есть все основания считать, что действия Атаульфа были вызваны теми же причинами, что и действия других вождей в годы, предшествовавшие расселению в Тулузе в 418 году. Когда Атаульф говорил о своих мотивах, он говорил и от имени других вождей. Сколько бы они ни спорили о том, кто из них возглавит новое везеготское государство, они сходились в одном: такое государство должно быть создано. И если в первые годы правления Феодосия эта политика пользовалась поддержкой лишь нескольких вождей, то во втором десятилетии V века уже большинство из них были на стороне этой идеи. В конце IV века везеготы не могли найти лидера для борьбы с Римом, но у нас нет свидетельств того, что в 410-418 годы многие из вождей были настроены так же, как Эриульф за тридцать лет до этого или как Атаульф в первые годы своего правления.

Таким образом, мы наблюдаем плавный, а затем и стремительный распад изжившего себя племенного строя и ряд попыток заменить этот строй новой формой общественной организации. Чем мог народ ответить на политику своих вождей? Согласно клятве 376 года, он должен был продолжать борьбу с Римом до тех пор, пока не овладеет Империей. Но такая политика в конце концов привела бы везеготов к самоуничтожению. У везеготов не хватало военной мощи для того, чтобы сокрушить римлян, даже если бы вожди действительно этого хотели. В течение нескольких веков римской истории многие племена варваров стояли перед подобной дилеммой, и вплоть до 476 года не существовало ни одного северного народа, который бы мог в одиночку справиться с Римом⁵¹. Даже если бы везеготам удалось отвоевать у римлян часть земель и удержать их за собой навсегда, они уже не смогли бы вернуться к той жизни, которую вели до 376 года. Сложные социально-экономические условия, в которых они оказались бы, не позволили бы им вернуться к прошлому. Такого человека, каким был Атаульф, никогда бы не устроило то положение, какое занимал в свое время Атанарих. А у рядовых везеготских воинов, по сути дела, не было да и не могло быть своей политики, которую они могли бы противопоставить политике вождей. Как только везеготы вступили в Римскую империю, у них уже не было альтернативы честолюбивым планам Атаульфа.