— Нам? Где в моих словах ты увидел упоминание себя? — Оника поднялась на ноги. — Оставь ее уже в покое! Или ты не заметил, что она не маленькая девочка и у нее есть своя голова на плечах? Как же ты мне надоел, не желаю провести ни одной лишней минуты в твоем обществе!

Собрав орехи, девушка вышла из пещеры. Мелисса выбежала за ней, а Фьорду ничего не оставалось, как поспешить следом.

Парень не мог не заметить, что с момента появления среди них Оники, мрачная тень недопонимания пролегла между ним и Мелиссой. И хоть он и считал, что в этом есть его огрех, он привык относиться к нежелательной попутчице враждебно, и не был готов изменить это.

Солнце стояло в зените, когда лес отступил, и дорога вывела путников на вершину холма, за которым простиралась широкая долина, с рассыпанными, словно костями на игральной доске, домами. Узкий тракт вел прямо через селение, перекинувшись деревянным мостом через реку, берущую начало на левом склоне долины. В стороне у реки располагалась небольшая мельница, с сонно вращающимся колесом. Поля, окружившие деревню, стояли неубранными, и Фьорд не сумел разглядеть ни одного селянина.

Путь к деревне занял немногим больше часа. Фьорд первым заприметил постоялый двор и направился к нему. Девушки пошли туда же. Оника немного нахмурила лоб: дорога, пролегавшая через деревню, была безлюдна.

За дверью постоялого двора царила благостная прохлада. Согнутый временем в кривой рог старик подметал пол лысоватой метлой. Длинные седые усы шевелились в такт взмахам веника, больше поднимающего пыль, чем сметающего объедки.

— Простите, у вас есть свободные комнаты на ночь? У вас здесь тихо, я смотрю, — обратился к старику Фьорд.

Прогуливавшийся улицей легкий ветерок всколыхнул занавесь на открытом окне, нашептав Онике свою грустную историю. Не дожидаясь окончания разговора, девушка бросилась на улицу и изо всех сил побежала по обласканной солнцем дороге. Она уже знала, где все жители деревни. И пусть выбежавшие вслед за ней Фьорд и Мелисса слышали только хлопанье створки на окне соседнего дома, ветер доносил до Оники плач ребенка, крики женщины, и ор дикой толпы.

Простучав каблуками по деревянному настилу моста, Оника свернула влево, направляясь вéдомому только ей пути среди домов. По оставшимся ящикам и доскам у недавно возведенного сарая, она быстро взобралась на крышу.

На окраине селения расположился вольер, у решетчатого ограждения которого теснилась возбужденная толпа. На постаменте восседал старейшина, мужчина с густой бородой и широким носом, своими репликами взвинчивавший люд еще больше. Внутри клетки к стене жался мальчик семи лет, неумело отмахивающийся худенькими ручками от двух крысопсов. Появлявшиеся от его движений огненные дуги ненадолго отпугивали изъеденных плешью тварей, но только еще больше пробуждали звериный голод. Лицо мальчика было перепачкано слезами и пылью. Двое здоровяков удерживали бледную от ужаса женщину, истошно кричащую и молящую пощадить ее ребенка.

— Не визжи, подстилка для мага! Будь благодарна: твой ублюдок сделает хоть что-то хорошее в жизни, повеселив своими внутренностями честной народ! Никогда землю, где живут мои люди, не будет поганить своим смрадом мерзкий маг! — толпа взвыла, одобряя слова главы деревни.

Оника, не останавливаясь, пробежала верхом сарая, и, перескочив через подходящее к самой крыше ограждение, приземлилась на землю внутри вольера. Кувырком смягчая падение, девушка извлекла из ножен блеснувший тонким лезвием кинжал и вспорола ним брюхо оказавшегося рядом крысопса. Второй зверь устал играть со своей жертвой, и был совсем близко к мальчику, когда Оника взмахнула кистью, и повисшую в воздухе тишину разорвал звук раскалывающегося черепа. Будучи магом воздуха, девушка могла попасть хоть в червивое яблоко на другом конце улицы, незаметно призвав на помощь силу ветра.

Выдернув застрявший в черепе зверя кинжал, она прижала к себе плачущего мальчика и тяжелым взглядом обвела жителей деревни, замерших с той стороны ограждения. По толпе прокатилось роптание, тут же смолкающее, стоило людям встретиться взглядом с разномастными глазами.

— Жалкие презренные душонки, — резкие слова разрезали воздух, словно плеть, но в голосе Оники не было ни капли эмоций. Ее взгляд был холоден и бесчувственен. — Одержимые животным страхом, вы решили устроить себе забаву, раз у ребенка в деревне открылся магический дар. Даже церковь не трогает детей и тех, кто не отступает от закона. Открой!

Оника остановилась у двери вольера, крепко сжимая руку ребенка. Мужчина со связкой ключей сначала колебался, но, не выдержав взгляда, неуклюжими пальцами отыскал нужный ключ и выпустил девушку с прижимающимся к ней ребенком.

— Остановите ее! Кем ты себя возомнила, явившись сюда и попирая наши устои? Схватите ее! — старейшина вскочил со своего кресла и указал пальцем на Онику.

Не раздумывая, Оника выхватила с пояса одного из зевак нож грубой работы, с ржавчиной, ползущей по кривому лезвию. Развернувшись в сторону старейшины и немного прищурившись, она запустила неказистое оружие, с филигранной точностью два раза прошедшее через разделяющее ее и главу деревни ограждение. Лезвие с глухим ударом воткнулось в спинку кресла, оставив легкие надрез на штанах старейшины у развилки ног.

— Успеет ли твоя охрана до того, как я брошу еще один кинжал? Отпустите женщину!

Толпа расступилась, пропуская Онику с ребенком навстречу едва сдерживающей рыдания матери. Всегда поддерживаемые старейшиной, люди бездумно предавались своим порокам, и, впервые столкнувшись со столь агрессивным сопротивлением, трусливо онемели. Оника встретилась взглядом с ошарашенным Фьордом, все это время стоящим среди толпы, и не на шутку испуганной Мелиссой.

— Нужно уходить, и скорее. Заночуем в каньоне. Вам лучше пойти с нами. Они не дадут вам мирной жизни, после случившегося, — Оника коснулась плеча женщины, упавшей на колени перед сыном и прижимающей того к груди.

— Мой дядя живет на мельнице. Селяне боятся приближаться к его дому из-за его водной магии. Я так вам обязана! Вы можете остаться на ночь в его доме, дядя будет рад вам, — женщина схватила Онику за руку, но та мягко высвободила кисть.

— Сейчас поддержка вашему сыну нужнее, чем мне благодарность. Пойдем скорее.

Дорогой к мельнице женщина рассыпалась в благодарностях под тихие всхлипывания мальчика. Ребенок притих, когда Мелисса дала ему сплетенного из цветов человечка. Оника срывала пучки травы, стирая ними липкую кровь крысопсов с лезвия.

Фьорд шел позади, изредка оглядываясь, не кинулись ли с вилами в руках по их следу пришедшие в себя селяне. Ветер перебирал волосы Оники и взгляд, которым за ней следил маг огня, смягчался с каждым шагом.

Завидевший гостей из окна, приземистый мужчина с редкой бородкой вышел на крыльцо, теребя короткими толстыми пальцами полотенце. На его лбу краснел шрам печати Проклятого.

— Сула, родная, что с вами стряслось? — мельник сбежал по ступенькам, и женщина расплакалась в его объятиях. Ее сын, несмотря на влажные глаза, улыбался очередной игрушке, подаренной Мелиссой, — птице с распростертыми крыльями из толстых травяных стеблей.

* * *

Поблагодарив хозяина дома за сытный ужин, Оника первой вышла под вечернее небо. С небольшой возвышенности совсем рядом с мельницей долина, с завитками дыма из труб селян, была видна как на ладони.

Когда по долине поползли длинные закатные тени, Оника, сидящая на пригорке, начала насвистывать мелодию, знакомую ей с детства. Она помнила этот мотив от деда, каждый раз напевавшего его, когда Оника с криком просыпалась от ночных кошмаров.

Ветер подхватывал ее свист и уносил далеко на юг, где Сайл Фьюриен, держась за края колодца, стоял, прикрыв глаза и слушая, о чем шепчет ветер. Это была ее весточка — послание о том, что с ней все хорошо, доступное пониманию лишь одного человека.

Оника размышляла о своем поступке. Его как никакой другой можно было назвать опрометчивым, проявлением крайней неосторожности. Но тогда у нее не было времени на размышление. Что-то глубокое внутри толкнуло ее вступиться за ребенка, пусть это и могло обернуться неприятностями.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: