Пока он говорит, я чувствую его дыхание на своих губах. Мое собственное дыхание учащается, а грудь периодически задевает его тело.

‒ Там, где я работаю, плохие люди погибают, и раз уж ты не плохая, я не позволю тебе умереть.

Я медленно облизываю губы и шепчу:

‒ Хорошо.

Мне вдруг становится абсолютно все равно, на кого он работает и почему хочет меня защищать. Все, о чем я могу думать, ‒ это напряжение между нами, наконец доходящее до апогея. Все, на чем я могу сосредоточиться, ‒ это близость наших тел. Как близки его губы к моим. Если захочу, я могу облизать их, не отрывая голову от двери. И, боже, я бы хотела это сделать.

Он слегка наклоняется, и я уже думаю, что Кэтч хочет поцеловать меня, как он закрывает мой рот рукой. Сперва возникает желание укусить его, но он прикладывает палец к губам и наклоняется снова. Тогда я понимаю: он прислушивается.

Я ничего не слышу. Этот парень, что, наполовину пес?

Он берет меня за руку и начинает тащить к ванной, по пути выключая за собой свет. Как только мы заходим в комнату, он валит меня на пол, а сам ползет к лавке под окном. Он добирается до спинки, и боковая панель открывается. Затем Кэтч открывает какое-то отверстие в полу и делает мне знак подойти.

Я качаю головой и ныряю за сумочкой.

‒ Макс, сейчас же тащи свою задницу сюда, ‒ шипит Кэтч сквозь темноту.

Я запускаю руку в боковой отдел сумки, сжимаю пальцами флэшку, достаю ее и незаметно засовываю в карман. Ведущая в гараж дверь открывается, и треск древесины эхом раздается по зданию.

‒ Макс, черт тебя побери, сейчас же!

Изо всех сил я ползу к отверстию. Кэтч кладет руки на мой зад, не дав мне ни секунды на сомнения, и толкает в темноту.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю, как он опускается сам, прижимая мне бедра. Он закрывает боковую панель лавки, ставит на место доски в полу и ложится прямо на меня.

Кэтч не старался сделать этот тайник комфортным для более чем одного человека.

Каждый дюйм его тела соприкасается с моим. Я чувствую каждый мускул, прижимающийся к моей мягкой коже. От него пахнет пряностями и мужественностью.

Мы в полной темноте, и я абсолютно ничего не вижу. Пахнет затхлостью и сыростью, я не могу пошевелиться. Требуется максимальный самоконтроль, чтобы не потерять голову, находясь в такой тесноте. Я чувствую себя беспомощной, оказавшись в ловушке.

Мое дыхание ускоряется, сердце бешено скачет. Скулы напрягаются, потому что я стараюсь не стучать зубами. Высота и закрытое пространство ‒ вот два обстоятельства, которые я плохо переношу.

Кэтч замечает мой дискомфорт.

‒ Макс, ты должна успокоиться. Ты в безопасности.

Постепенно мои мышцы расслабляются, а дыхание замедляется. Обычно, когда мужчина говорит мне успокоиться, то сразу же ощущает твердость моих кулаков. Но когда подобное произносит Кэтч, я ему верю. Его слова меня успокаивают. Поэтому вместо концентрации на панике, которая ищет выход, я сосредотачиваюсь на нем.

Я слышу щелчок, и маленький луч света исходит из чего-то, что, по моему мнению, является ручкой. Кэтч вкладывает ручку в рот и с помощью освободившейся руки открывает еще одно отделение. Он что-то вынимает оттуда, велит мне положить это ему на спину. Оно тяжелое, и я предполагаю, что это бронежилет. Он вынимает что-то еще, я поворачиваю голову, и мы соприкасаемся щеками: щетина на его подбородке царапает мою нежную кожу. Я игнорирую ощущение возбуждения от этого соприкосновения и вместо этого смотрю за тем, что он делает. В небольшом свете я замечаю много оружия.

‒ Возьми, ‒ говорит он и вкладывает мне в руку холодный металл.

Тяжело, это Глок, калибр, наверное, 40.

‒ Предохранитель снят. Если кто-нибудь откроет люк, начинай стрелять.

Мы слышим тяжелые шаги, и в комнате слышатся приглушенные голоса. Кэтч опирается на локти, чтобы не сильно давить своим весом на меня, мы затихаем и слушаем.

Пока мужчины разговаривают, я слышу, как Кэтч считает различные голоса. Он заканчивает на трех.

Обхватив его руками, я пристраиваю оружие и ладонь на его спине. Я чувствую, как вздымается его грудь. У него частое дыхание. Он опускает голову, и я чувствую, как его губы касаются моей шеи. Это не поцелуй, он просто положил так голову.

Мы слышим тяжелый удар по подоконнику, и чей-то голос:

‒ Сэр, тут пусто.

Еще один тяжелый удар, и я чувствую, как капля пота скатывается у меня по лбу.

‒ Кэтч, ‒ шепчу я ему в плечо.

Я чувствую, как его губы касаются моего уха.

‒ Если кто-то откроет люк, ты начнешь стрелять. Думаешь, тебе будет видно из-за моего плеча?

Я поднимаю свободную руку и провожу ею по крепкому плечу, чтобы лучше понять, где оно.

‒ Да, ‒ шепчу я.

Раздается громкий треск и прямо на нас падают обломки. Я задерживаю дыхание и жду, когда незнакомцы подойдут вплотную к нам. Кто-то произносит:

‒ Сэр, их тут нет.

Затем мы слышим чей-то крик:

‒ Ладно, тут никого нет. Выметаемся.

Услышав удаляющиеся от спальни шаги, я, наконец, спокойно выдыхаю. Еще добрых пятнадцать минут мы остаемся под полом, пока Кэтч не нажимает на кнопку и доски не раздвигаются. Он выбирается наверх, затем поднимает меня за руки. Я чувствую, как мокрая от пота футболка липнет к спине. Взглянув на Кэтча, я вижу, что по его лицу тоже стекают капельки пота. В этой дыре было ужасно жарко, во всех смыслах.

Он наклоняется к проему в полу и начинает выкладывать оружие. Затем снимает бронежилет, и тот падает на пол с глухим звуком. Пока Кэтч там копается, я решаю осмотреть комнату. Она в ужасном состоянии. Все ящики открыты, повсюду разбросана одежда. Матрас и подушки разорваны, моя сумочка и вещи валяются на полу. Мои личные вещи виднеются повсюду.

Первое, о чем я думаю, это пистолет. Я оставляю Кэтча, чем бы он там ни занимался, и начинаю рыться в поисках своего оружия. Я перебрасываю вещи через голову, бешено мечусь туда-сюда, пытаясь найти его. Я даже не осознаю, что начинаю паниковать, когда сильные руки внезапно хватают меня за плечи. Я поворачиваюсь и дважды бью с размаху. Кэтч с легкостью уворачивается от моих кулаков. Схватив меня за запястья, он скручивает их у меня за спиной, так что моя грудь оказывается плотно прижата к нему.

Я делаю большой глоток воздуха и говорю:

‒ Пусти меня. ‒ Кэтч щурит глаза, когда я пытаюсь высвободить запястья из его хватки. ‒ Кэтч, я должна найти свой пистолет. Это был подарок. ‒ Мой голос дрожит, и я осознаю, что начинаю терять контроль над собой. И мне совершенно не нравится это чувство.

‒ Успокойся. ‒ Ну вот, опять это слово. Я прекращаю бороться с ним и позволяю себе немного расслабиться. ‒ Не думаю, что они его забрали. Макс, я помогу тебе его найти, но нам нужно как можно быстрее убраться отсюда. ‒ Я лишь киваю в ответ. Отпустив мои запястья, он спрашивает: ‒ Где ты в последний раз его оставила?

‒ Он был под подушкой, ‒ отвечаю я, указывая в сторону кровати.

Кэтч просовывает руки под край кровати и отодвигает ее от стены. Он протягивает мне свой фонарик. Обойдя его, я заглядываю за изголовье кровати. Действительно, мой пистолет лежит там, выглядывая из-под кучи перьев.

‒ Слава богу! Как ты узнал, что он там? ‒ спрашиваю я, оборачиваясь к нему.

‒ Я подумал, что они должны были перевернуть матрас, чтоб посмотреть, что под ним, ‒ отвечает он, пожав плечами.

Он стоит, разглядывая свою разгромленную комнату. Внезапно я чувствую себя просто паскудно. Этого всего бы не было, если б он не привел сюда меня.

‒ Эй... Я... это все моя...

Он поднимает руку, этим жестом перебивая меня.

‒ Это вовсе не твоя вина. Это я принял решение остаться.

Его голос мягкий, успокаивающий.

‒ Мы должны уходить отсюда.

Запустив обе руки в волосы, он подходит к шкафу. Подобрав спортивную сумку, он кладет туда пистолеты и другое оружие.

Я кидаюсь к своим сумкам и распихиваю в них одежду. Когда я подхожу к выходу из комнаты, Кэтч хватает меня за руку.

‒ Не ходи туда.

Я не спорю, а только киваю и заканчиваю собирать сумку.

Мы не включаем свет, лишь в случае необходимости используем фонарик. Кэтч объясняет, что нам нельзя открыто передвигаться здесь, потому что у них, более чем вероятно, свои люди следят за зданием.

‒ Ну и как же мы должны выбираться? ‒ спрашиваю я, забрасывая сумки на плечо.

Он ухмыляется.

‒ У меня есть туз в рукаве.

Он снова подходит к шкафу, в темноте я вижу лишь, как он пальцем подзывает меня к себе. Я следую за ним, и к моему великому удивлению задние стенки шкафа открываются. Он включает свет, и мы оказываемся в другом гараже.

‒ Боже! Насколько большое это место? ‒ спрашиваю я, одновременно осматривая черный джип. ‒ И зачем тебе два одинаковых автомобиля?

Он откидывает голову и смеется.

‒ Раньше это был огромный склад, который подлежал сносу. Я получил его за копейки и привел в порядок. И нет, я переставил джип в этот гараж просто на случай, если бы нам пришлось срочно выбираться отсюда.

‒ То есть ты не только отлично дерешься, водишь мотоцикл и стреляешь, но еще и предсказываешь будущее? ‒ Я поднимаю бровь.

Он улыбается и открывает багажник.

‒ Нет, я просто знаю, как они работают.

Я смотрю на него.

‒ Они? Кто конкретно «они»?

Кэтч бросает в багажник собранную сумку, затем забирает мою.

‒ Ты рассказываешь мне свой секрет, я говорю тебе свой.

Я качаю головой, усаживаюсь на переднее сидение и жду, пока он заводит машину.

Мы выезжаем на дорогу с другой стороны склада, противоположной той, куда он привез меня в первый раз. Несколько мужчин в черном все еще слоняются около здания. Я предполагаю, что это те, что следили за нами, поэтому сосредотачиваюсь на Кэтче. Я переживаю, что могу выдать нас, если посмотрю куда-то, кроме как на него. Даже когда он заверил меня, что окна затонированы, и им ничего не видно.

‒ Куда мы едем? ‒ наконец, спрашиваю я после десяти минут дороги.

‒ Возможно, нам нужно будет покинуть страну. В твоих руках, очевидно, есть кое-что, что они не хотят видеть у тебя.