В надежде на заработок Марч перелетел Ла-Манш.

И вот, попав в Париж, он завертелся.

Выстаивая часы у пекарен, внюхиваясь в щемящий запах хлеба, Марч не понимал города, потому что город жил в нем, раздражал и требовал.

Расширенные зрачки Марча натыкались на великолепие сыров, бутылок, лакированных авто.

Постепенно Марч убедился, что ничего не существует в действительности. Он с ужасом чувствовал, как забывает вкус хлеба. Взор туманил разварной картофель, окутанный прозрачной дымкой пара.

Англичанин выбегал из кафе, куда он заходил посидеть, и говорил себе: «завтра».

О, шесть франков нужно беречь!

Желанное «завтра» растворялось в обычном «сегодня» и уже наматывалось на катушку голодных дней. Марч сосал пустую трубку и удивлялся.

В миллионном Париже, где каждый этаж утопал в полных съестных витринах, для него не было куска мяса.

Он видел, как проклятые призраки ели фантастические булки, пили разноцветные жидкости и шелестели кредитками.

И, наконец, — это пришлось на 20 июня, — Марч не выдержал. Когда он принял решение и встал со скамейки, то почувствовал, что от голода тело стало невесомым, а ноги разлетались, как перья.

В первом же баре, за липким столиком, Марч убедился, что картофель существует не только в мозгу, а бифштекс взволновал его сочной реальностью.

Когда подали кофе, Марч осторожно отхлебнул и прислушался, как жгучая змейка разлилась теплотой в груди.

Второй глоток одурманил его.

Грязные стены бара поползли в розовой кашице тумана, трубка задышала голубой струей, и Марч тихонько рассмеялся от блаженства.

«Лавузен, — вспомнил он, — а почему бы нет? Это любопытно!»

— Получите! — скомандовал Марч и, покачиваясь как пьяный, вышел из кафе.

* * *

В дверь постучали.

— Войдите!

Марч остановился. Лавузен спиною к гостю шнуровал ботинки.

— Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?

— Нет, — Француз упорно не поворачивался к Марчу.

— Простите, но вы могли меня забыть. В тот…

— Помню, садитесь, — оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за второй ботинок.

Марч взялся за спинку стула.

— У вас странная мебель, она рассыпается при легком прикосновении.

— Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.

— А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось, то есть виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители…

— Прошу соблюдать этикет, — пробурчал Лавузен, — и по возможности меньше странных выражений, сэр!

Молодой человек вынул портсигар.

— Могу предложить вашему… высочеству?

— Благодарю вас, — обернулся Лавузен.

Марч, бросив портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот.

Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него: глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.

— Ваше смущение понятно, сэр, — пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.

— Виноват. Я хотел видеть художника Анри Лавузена и мне показалось, что я слышал его голос, — Марч проглотил слюну, не спуская глаз с лица незнакомца.

— Да, я его спрятал, как вы изволили остроумно выразиться, в самом себе, сэр!

Марч прислушался.

Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.

— Но, сэр, я прямо теряюсь… — Марч облизал сухие губы. — Черт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!

— Попробуйте, — незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.

— Настоящее тело, — прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.

— Патентованная человеческая кожа, — подхватил незнакомец.

— Вижу, чувствую. Но, что это значит, сэр?

Человек пожал плечами:

— Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.

— Это бессмыслица! — уже неуверенно прошептал Марч.

— С точки зрения здравого смысла, — загадочно улыбнулся человек с пробором, — да. А если смотреть так, что жизнь — это плакат и все краски вселенной к твоим услугам — выходит проще. Наука, Суаттон, наука!

— Значит, вы Лавузен?

Художник поклонился.

— Но, сэр, этого не может быть! — взметнулся Марч.

— Послушай, дорогой. Твое лицо напоминает мне сомневающегося идиота, каких так много в эпоху гениальных открытий человечества, — примирительно заметил Лавузен. — Я просто доказал, что ты не прав и должен будешь взять обратно свои слова о моем сумасшествии.

— Конечно. Я извиняюсь, готов признать себя щенком, хотя бы для того, чтобы всю жизнь следовать за вами, мсье Лавузен, если вас так можно назвать.

Художник строго посмотрел на него.

— Разумеется, для тебя я Лавузен… Для других… Дай руку, Марч. Мне кажется, что мы будем друзьями.

— Англо-французский союз, — с полуулыбкой ответил Марч.

Лавузен поморщился.

— Соблюдайте здравый смысл, прошу вас!

— Мм… Это будет похоже на жульничество. Просто деловой союз.

— Но как вам это удалось? Мсье Лавузен, сознайтесь теперь, что это шутка.

— Ты непоправимо глуп, Марч. Рассказывать слишком долго. Препараты, химия, сплавы, кожа каких-то животных — целая мастерская. Я ничего не помню. Это был какой-то транс. Кроме того, я больше следил за этим человеком, чем за его работой.

— Лавузен, вы говорите, что наука это мастерская безумия?

— Может быть. Я пошел дальше. Мне хочется проверить одну упорную формулу англичанина — здравый смысл, — вот зачем понадобилось это перевоплощение.

— И вы никогда не будете прежним Лавузеном?

— Никогда. Но довольно болтовни! За дело, Марч, или… — художник указал на дверь, — вы свободны!

Несколько минут Марч колебался.

— За дело, мсье Лавузен, я не знаю, чего вы хотите, но я ваш. Сходят с ума один раз, и теперь мне уже все равно.

— Возьмите газету, разверните правую страницу.

— «Принц Уэльсский путешествует», — прочел Марч.

— Что ты там видишь? — быстро спросил Лавузен.

Марч взглянул на художника и провел рукой по лбу.

— Вы, сэр!

— Очень рад слышать это признание из твоих уст.

Марч устало опустился на кровать.

— Это выше моего рассудка! Но, Лавузен, кто из нас сошел с ума? Теперь я уже не знаю наверное.

— Успокойся, это вселенная сошла с ума: мы с тобой — воплощение здравого смысла!

Несколько секунд оба смотрели друг на друга, пока Марч не почувствовал, что ноги его подгибаются.

Лавузен вдруг положил руку на плечо собеседника.

— Друг мой, — сказал он, — мы погибли. Великолепная игра, масса красок и все-таки я ошибся!

— В чем дело, Лавузен?

Художник сел на стул и чуть слышно прошептал:

— В мастерской доктора я случайно оставил…

— Ну? — перебил Марч, — вы забыли свое прежнее ухо? Говорите, я ничему не удивлюсь. Мы плывем в мутном потоке веселого сумасшествия. Может быть в этот момент я превращаюсь в страуса, но мне весело. Что вы там забыли?

— Серию карточек, последовательно фиксировавших изменения моего лица во время операции.

— Вам жалко прошлого себя? — удивился Марч.

— Не то. Это может иметь другие последствия. Мне возвращаться туда невозможно, я дорожу каждой секундой. Ступай, Марч, в дом рядом и добудь эти карточки. Если тебе это удастся, мы увидим бездну занимательного.

— Я готов! — вскочил Марч.

— Постой. Вот ключ от ателье!

— А зачем ключ? Вы же останетесь здесь.

Лавузен покачал головой.

— Жизнь — плакат. Одна за другой краски ложатся на бумагу. Плакат наклеивается на плакат. Ступай, Марч, и скорее возвращайся!

Глава пятая

Послушно, как автомат, англичанин закрыл за собой дверь и очутился на улице.

«Кто же на самом деле Лавузен?» — терзался Марч, с ужасом ощущая в своей разгоряченной голове присутствие шаловливых бесенят, снующих по извилинам мозга.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: