Я с дрожью вздохнул.

– Алла верды, – сказал Ниагаров швейцару, – селям алейкюм… Слушай, кацо! Тыфлыс знаешь? Военно-Грузинская дорога знаешь? Так вот, я и мой кунак – ми желаем проехать по Военно-Грузинской дороге на Тыфлыс…

– Понимаю, – сказал швейцар.

– Два карабахских скакуна имеешь?

– Чего-с?

– Скакунов, говорю, карабахских имеешь? – внушительно отчеканил Ниагаров. – Потому я и мой кацо, который кунак, мы оба-два желаим на Тыфлыс верхом ехать.

– Помилте-с… Верховых-с лошадок-с не держим-с! А которые граждане интересуются по Военно-Грузинской дороге проехать, обнакновенно на автобусах ездиют. Прикажете два билетика-с?

– Эх, вы! Мещане! – бодро сказал Ниагаров. – Никакой в вас романтики нету! Ну да уж все равно. Раз нет карабахских скакунов, валяй два билета на автобус. Только чтоб задние места были…

– Ну, дружище, теперь держись! Смотри и удивляйся! – сказал Ниагаров, когда стосильный новенький открытый автобус марки «фиат», наполненный экскурсантами, по удобному шоссе въехал в небольшие горы. – Сейчас ты увидишь Кавказ во всей его величественной красе, полной пленительной романтики и дикой прелести. Сейчас ты увидишь потрясающее Дарьяльское ущелье, где дикий Терек с воем и грохотом, играя, несет по своему кипящему руслу валуны и обломки скал… Ты увидишь сейчас развалины замка на вершине недоступной скалы, где, по преданиям, жила легендарная царица Тамара… Ты увидишь бешеные водопады, ты прочтешь на угрюмых скалах, повисших над пропастью, неизвестно кем выбитые цитаты из знаменитой поэмы легендарного грузинского поэта Шота Руставели. Ты увидишь бродячего певца, пробирающегося по легендарной неприступной горной тропе, который сжимает в смуглых руках потрясающую зурну, с тем чтобы в непосредственной близости к дикому небу воспеть дикую красоту знаменитых девушек Кайшаурской долины… Ты увидишь дикого орла, который, с недоступной поднявшись вершины, парит неподвижно со мной наравне… Ты, наконец, будешь свидетелем дикого нападения легендарных чеченцев, которые с высоты неприступных скал ринутся вниз, на наш потрясающий караван, кото…

Многие из экскурсантов рыдали.

– Товарищи, – торжественно провозгласил Ниагаров. – Внимание! Сейчас мы въезжаем в упомянутое мною Дарьяльское ущелье. Как видите, слева легендарный непроходимый Терек, а справа, на неприступной скале, знаменитый замок потрясающей царицы Тамары. Прошу снять головные уборы!

Я с жадностью прижал к глазам бинокль и навел его на стены знаменитого и неприступного замка Тамары.

– Ну, дружище, что ты на это скажешь, жалкий филистер и пошлый отрицатель романтики?

– Потрясающее зрелище, – сознался я, содрогаясь и ликуя.

Но в это время машина остановилась, и шофер, закатав штаны, деловито перешел Терек, направляясь к замку Тамары.

– Эй! Кацо! – закричал Ниагаров, бледнея. – Алла верды! Остановись, безумец! Что ты хочешь делать?

– Папирос купить, – флегматично ответил шофер, сплевывая через легендарный Терек. – Тут, в замке Тамары, единственный приличный кооператив, а во всех остальных замках Тамары пока что частники засели, так что, пожалуй, до самой Кайшаурской долины доброкачественной продукции нигде и не достанешь…

– Ну-с, – деловито заметил Ниагаров после напряженного получасового молчания, – ну-с, дружище… Сейчас мы будем проезжать мимо легендарных скал, повисших над пропастью, где выбиты знаменитые цитаты из непревзойденного творения феноменального поэта Шота Руставели. Ба! Вот и цитаты! Хватай бинокль и читай, пользуйся случаем. Не правда ли, незабываемые строфы? Это как раз из первой части легендарной поэмы «Носящий барсову шкуру». Читай же, читай!..

Я приложил к глазам бинокль, не без труда отыскал среди грязных камней легендарную цитату и прочел ее вслух:

СПЕШИ, ТОВАРИЩ, В СБЕРКАССУ —

ПОЛУЧИШЬ УДОВОЛЬСТВИЙ МАССУ!

Немного повыше было написано красной краской:

ВСЕ ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА ЗАЕМ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

Два часа ехали молча. Вдруг Ниагаров очнулся.

– Н-нуте-с! – с деланной бодростью воскликнул он. – Нуте-с… Теперь, мой скептический друг, держись. Из-за этого страшного поворота на беззащитных путешественников всегда нападают легендарные разбойники, чеченцы-джигиты, которые…

И действительно, из-за поворота вдруг выскочило несколько туземцев. С громкими криками они бросились к машине.

– Граждане! Приготовьте оружие! – фальцетом закричал Ниагаров, дико вращая торжествующими глазами и пытаясь извлечь из ножен кинжал. – Предлагаю биться до последней капли крови. Алла верды!

– Чего кричишь? – сухо заметил шофер, замедляя машину. – Режут тебя, что ли? Не видишь – люди газетку московскую просят. Матчем между Капабланкой и Алехиным очень интересуются. Спрячь ножик…

– Товарищи! – через два с половиной часа встрепенулся Ниагаров. – Смотрите и умиляйтесь! Видите в отдалении черную точку? Это не что иное, как фигура легендарного бродячего певца, местного трубадура, который, пробираясь по неприступной горной тропинке, в непосредственной близости к дикому небу, играет на своей старинной зурне, воспевая в мелодичных стихах дикую красоту популярных красавиц легендарной Кайшаурской долины… Внимание, сейчас мы поравняемся с ним: Шофер, будьте любезны, остановите машину, для того чтобы мы все могли услышать упоительную мелодию и непревзойдимые слова, которы…

Машина остановилась. На дороге стоял молодой туземец. В руках он действительно держал туземный музыкальный инструмент и действительно, перебирая струны вышеупомянутого инструмента, пел нечто туземное и элегическое…

– Ага! Что я говорил! – с торжеством воскликнул Ниагаров. – А ты еще, скептик несчастный, не верил в существование высокой романтики!

В эту минуту молодой туземец с силой ударил по струнам инструмента и запел резвым голосом:

Это очень некрасиво —

Нет у нас кооператива.

Кооператива нет, —

Куда смотрит сельсовет?

Разве это не позор,

Что доселе среди гор

Частный прячется хозяйчик,

Бедняков грызет, как зайчик?

– Местный селькор, – пояснил шофер.

– Псевдоним «Красный Шакал», – любезно добавил молодой туземец, с новой силой ударяя по струнам.

– Товарищи! Граждане! Внимание! – хрипло крикнул Ниагаров. – Смотрите, орел летит! Я же вам говорил, а вы не верили! Смотрите, смотрите! Живой, настоящий орел, с отдаленной поднявшись вершины, парит неподвижно со мной наравне…

Над шоссе с шумом пронесся аэроплан.

Через два часа Ниагаров очнулся от обморока и, поднявшись со дна автобуса, обвел окрестности мутными глазами. Вдруг лицо его оживилось.

– Товарищи! Внимание! – пискнул он. – Шедевр романтической красоты! Слияние Арагвы с Курою. Средневековый легендарный монастырь. Мцыри. Лермонтов… Дикая красота… Мрачный пейзаж… Обратите внимание…

Из-за внезапного поворота в темноте вдруг блеснуло море электрического света. Необыкновенно полновесные, плавные, широкие и солидные воды шумели в шлюзах новой, мощной электростанции. Было светло как днем. И над плотиной возвышалась фигура Ленина.

– ЗАГЭС, – коротко сказал шофер.

По приезде в Тифлис я выгрузил из автобуса безжизненное тело Ниагарова и на извозчике отвез его в местное отделение Исторического музея, где он в состоянии полного оцепенения находится, вероятно, и посейчас, являясь редким экземпляром вымирающей породы русских романтиков.

1923–1927