- Я приму душ, но сначала мне нужно обезболивающее.

- Хорошая девочка, - сказала медсестра, хлопая меня по плечу. Слава Богу, в душе, прямо посередине, было сидение. Стыд, который я испытывала до этого, был забыт. Я была совершенно не против, что она меня мыла. Везде. Имела значение лишь боль. Она была повсюду. Мне необходимо было прилечь. Как бы сильно я не хотела почистить зубы, сил хватило только на то, чтобы провести по ним один раз. В любом случае, это было лучше, чем ничего.

Моя больничная койка казалась прекрасной. Я была чистая, постель была чистая, и мне было в десять раз комфортней, чем после сна. Как только спазмы перестали сковывать мышцы, я расслабилась и закрыла глаза. Дыша сквозь зубы, схватилась рукой за перила кровати, молясь о покое.

- Вы уверенны, что мое бедро не сломано? - спросила я между болезненными вздохами. Джули двигала мою ногу как можно меньше, надевая обратно аппарат и закрепляя его на ремнях.

- Уверены. Перелом у Вас здесь, - она указала пальцем чуть ниже колена. - Также сломана лодыжка, - объяснила она.

Я слушала одним ухом, ощущая, как начало действовать лекарство. Я сдалась, как только медсестра прикрыла мои ноги, и уронила голову на подушку.

Прижав руку к правой стороне, я пыталась уменьшить боль в ребрах и груди. Свет над моей головой выключился, и Джули сказала мне отдохнуть. Я не ответила. Не могла. Все болело.

Ни одной мысли не было у меня на уме. Я больше не боялась. Не думала о своих двух девочках, о муже, которого я не знала, об аварии, которую не могла вспомнить. Единственное, о чем я могла думать, это о боли. Боль одержала верх над всем. Над любой мыслью.

Мои немые крики лишь заложили мне нос. Слезы текли из глаз, и я шмыгала носом, пытаясь облегчить боль.

- Шшш. Все хорошо. Ты в порядке. Я с тобой, детка, - услышала я знакомый и мягкий голос Пэкстона. Перила кровати опустились, и его тело скользнуло на место рядом со мной. На кровать. Я даже не стала открывать глаза. Зачем? Пэкстон лег рядом и притянул меня к своей груди. Не знаю, было ли это из-за него, из-за угла, под которым я лежала или из-за болеутоляющих, но боль уменьшилась. Какова бы ни была причина, я чувствовала себя лучше в его объятиях. Более комфортно, что ли.

Мы не разговаривали. Пэкстон крепко обнимал меня, целуя в лоб. Вот и все. Он делал то, что сделал бы любой порядочный мужчина для своей жены. Он заботился обо мне.

Время не имеет значения, когда ты не знаешь кто ты или где твое место. Позже я проснулась в том же положении. Прижатая к груди Пэкстона. Его тяжелое дыхание подсказало мне, что он спит. Глубоким дельта-сном. Я открыла глаза, но не двигалась. Если не считать боли в задней части колена, я чувствовала умиротворенность.

Ощутив поцелуй на голове, я посмотрела вверх, не поднимая голову.

- Чувствуешь себя лучше?

Глубокий вздох слетел с моих губ, когда я попыталась пошевелиться. Пэкстон не позволил мне. Моему слабому телу было не сравниться с его сильными руками.

- Ты пахнешь лучше и хорошо спала. Я бы сказал, это уже начало. Ты так не считаешь?

- Не знаю. Не думаю, что это правда, - сказала я, как ни в чем не бывало, упершись ему в грудь.

- Я этому не верю, но подыграю. Звучит занимательно.

- Ты такая задница. Спорю, наши дети тебя ненавидят.

- Они любят меня. И ты любишь меня. Просто не помнишь пока, но скоро воспоминания вернутся. Тебе многому стоит научиться. Хочешь поиграть в игры? Так играй по правилам, куколка, - сказал Пэкстон, соскальзывая с кровати, аккуратно отодвинув меня от своей груди.

Извиваясь, я села с помощью кровати. Я не знала, что сказать. Как вообще отвечать на подобное? Правила? Что за черт? Я решила проигнорировать. Избежать всего сразу.

- Где моя мама?

Пэкстон налил воды из розового кувшина мне в стакан.

- А мне, черт возьми, откуда знать? Пей.

Я пила прохладную воду через соломинку, которую он поднес к моим губам, только потому что я хотела пить. А не потому что он приказал.

- Мы женаты шесть лет, а ты не знаешь, где моя мать?

- Ты пришла без матери. Без никого. Сама.

- Как это может быть? У меня точно есть семья. Кто-то ведь родил меня.

- Я - твоя семья. Роуэн и Офелия - твоя семья. Тебе и так хорошо, - Пэкстон усмехнулся, качая пальцем в воздухе по направлению ко мне.

- Ты - идиот.

- А сейчас ты сглупила. Никогда больше не называй меня так или подобным образом. Ты поняла меня, Габриэлла? - спросил меня Пэкстон строгим тоном. Впившись пальцами мне в подбородок, он удерживал его, заставляя смотреть в его глаза, цвета сосны.

- Это должна быть страсть. Другого объяснения нет, - сказала я с ухмылкой. Шея заболела от резкого толчка, но, по крайней мере, он знал, что я не собиралась прогибаться под него, ни на секунду.

Холодное и строгое выражение его лица смягчилось, и он улыбнулся.

- Страсть?

- Да, почему же еще я вышла за тебя? Явно не из-за твоего шарма.

- Ты любишь мой шарм. Нужно лишь вспомнить, как сильно.

- Даже не знаю, что это значит.

- Не волнуйся, я покажу тебе, - успокоил меня Пэкстон, когда меня, наконец, пришел осмотреть доктор Мираж, пока я находилась в сознании. Вовремя. В смысле, доктора же должны знать, что нельзя говорить с пациентом сразу после большой дозы наркотиков.

Пэкстон встал возле меня, взяв за руку. Я попыталась отдернуть, но он сжал ее, удерживая своей. Мне было не справиться с его силой. Не при данных обстоятельствах.

- Как себя чувствуете? - спросил низкий доктор на ломанном английском.

- Лучше, кажется, но я все еще не помню. Что со мной не так?

Доктор Мираж говорил со мной так, будто читал лекцию перед аудиторией студентов-медиков:

- Мозг - очень сложный орган. Хотел бы я ответить на Ваш вопрос. Понадобилось пять дней, чтобы отек мозга спал. Я решил продержать Вас в коме еще четыре дня после этого. Ваше тело нуждалось в глубоком сне, чтобы исцелиться. Сон помогает восстановиться, срастить разорванным тканям, костям и мышцам, укрепить иммунитет. Я доволен Вашим прогрессом. У Вас несколько глубоких порезов на голове. Вы также очень сильно ударились, но, если продолжите так же прогрессировать, я отпущу Вас домой. Может быть, в пятницу.

Пэкстон сжал мне руку, когда я заговорила. Понятно было, что он сделал это, чтобы заткнуть меня, но я не послушала его. Домой?

- Какой сегодня день?

- Вторник, - ответил Пэкстон.

- Домой? Вы не можете этого сделать. Я ведь даже не знаю своего имени. Вы не можете отправить меня домой с кем-то, кого я не знаю.

- Знаю, это неприятно, но мы можем только ждать. Я видел, как подобные случаи излечивались сами по себе за ночь. Но также видел, как на это уходили месяцы, годы, а иногда и вовсе память не возвращалась. Лучший вариант сейчас - отпустить Вас домой, где есть знакомые Вам вещи. Ваш дом, и я слышал, у Вас есть двое детей. Это лучшее место для Вас сейчас.

- Я не поеду! - Нет. Ни в коем случае.

Глава вторая

Я так много раз злила Пэкстона за последние несколько дней. Намеренно. Мне тошно становилось от звука его голоса. Мне было плевать, насколько горяч он был, насколько сложен или соблазнителен. Я не хотела идти с ним. Он не говорил со мной ни о чем важном, например, о детях. Все еще подыгрывал, думая, что я симулировала травму головы. Чертов идиот.

Я устроила достаточно ссор за последние несколько дней, чтобы к нам пригласили социальных работников. Но и они мне не помогли. Пэкстон воспользовался всем своим шармом, когда они разговаривали с нами обоими. Через несколько секунд обе женщины ели у него с ладони. А потом он вежливо уклонился, оставляя их поговорить со мной наедине.

- Этот парень чокнутый. Я не уйду с ним, - заверила я женщину средних лет, указывая большим пальцем на дверь. Боль была слишком сильна, чтобы прилагать больше усилий, чем требовал этот жест.

Более высокая женщина предложила небольшую помощь.