- Что?

- Шона будет беспокоиться обо мне.

Воспоминания обо мне и Фей в машине, когда я отвез ее к врачу, почти два года назад, вспыхнули в моей голове.

- Фей. Ты знаешь ее? Я Шона, ее подруга. Я…я не слышала о ней больше года и…

- Убирайся, - я перебил ее.

- Но…

- Убирайся, - я кинул стопку наличных ей на колени и вытащил кошелек. Я бросил еще сотню. – Сейчас же.

Шона не тратила времени. Она схватила деньги и выскочила из машины.

Я наблюдал, как она перебегала парковку. Ненависть заполнила меня, пока я наблюдал, как исчезают из вида ее слишком худые ноги. Я не мог объяснить этого. Я не мог отрицать то, что чувствовал себя на стороне ненависти и одиночества. Я вытер рвоту со своего члена и выкинул полотенце в окно, пока ехал домой.

Этого не произошло, пока я не подъехал к подъездной дорожке Кейдена, когда стыд вернулся обратно, всплывая, как и всегда. И я понял, что ненавидел не Шону. Я ненавидел себя.

Самый конец.

Тейлор, 72 года.

Темно. Поздно. Единственный свет исходил от флуоресцентной лампы в коридоре. Тот же свет, что и каждую ночь. Тот же свет, который был моим ночным освещением около двадцати четырех лет. Именно столько я просидел в тюрьме.

Я думал, что выберусь. Что, в итоге, вернусь к своей жизни. Вернусь к своей малышке Фей. Но ни один апелляционный суд не принимал моего дела. Никто не учитывал то, что я невиновен. И я невиновен. Каждый, кто думал, что я виноват, - неправ. Может Фей и была ребенком, но она была моей и любила меня, - каждый раз, когда я касался ее, она любила меня больше, а я - ее.

У меня было достаточно времени подумать над этим. Подумать над реальностью того, что я сделал. Я был плохим человеком, даже я мог это признать. Я отмывал деньги, совершал грязные поступки, что делало меня богатым и успешным. Но любовь к Фей не была в этом списке. Любовь к ней - самое лучшее в моей жизни. Яркий свет в темноте, которая простиралась в моем мире.

Мой член прижался к ткани моей формы. Я потянулся в штаны и вытащил его. Джо, мой сокамерник, который спал на нижней койке, его перевели в одиночную камеру немного раньше сегодня, поэтому я был наедине со своими мыслями и членом.

Образ Фей многолетней давности выскочил в моей голове. Это всегда была она. Она была единственной женщиной, о которой я думал, - даже после всех этих лет. Была поздняя ночь, когда я приехал домой с работы. Я уезжал на неделю или больше по делам. Поездка была для того, чтобы я справился с некоторым хреновым дерьмом. Я чертовски выдохся, но мне необходимо было увидеть Фей. Она была единственной спасительницей в моем мире, ради чего стоило жить.

Я вспомнил, как распахнул дверь в ее комнату. Она лежала в кровати, одетая в фиолетовую ночную рубашку. Ту, которая была моей любимой, и мой член ожил от одного ее вида. Я купил ночнушку для нее всего через несколько месяцев после ее тринадцатилетия. Я шагнул внутрь и тихо закрыл дверь.

- Папочка? – прошептала она, и мой член запульсировал жестче, когда я развернулся.

- Я дома, малышка Фей.

- Я скучала, папочка.

Я погладил свой член, вспоминая те слова. Я скучала, папочка. Мой член разрядился на мой живот. Именно так далеко я заходил в воспоминания, перед тем как кончить. Я даже не думал о том, как нагибал ее той ночью и трахал, или то, как она шептала, как сильно она любит меня.

Я освободил свой обмякший член и вздохнул. Все всегда одинаково.

- Я скучаю, малышка Фей.

- Разве?

Я подпрыгнул от звука голоса рядом с моей головой.

- Чт…

- Разве ты скучаешь по ней, пап?

Свет озарил мою камеру, когда захлопнулась толстая стальная дверь. Я прищурился от яркого света.

- Ретт? - образ моего сына появился перед моими глазами, когда они привыкли к свету. - Что ты здесь делаешь? - я не видел своего сына с вынесения приговора. Он сидел в толпе, один, наблюдая за мной с полными презрения глазами. Но меня это не волновало, совсем нет. Он не был тем, кто имел значение. Фей имела значение.

- Скучал по мне, пап? Сколько прошло, больше двадцати лет?

Ретт теперь был старше. Ему за пятьдесят.

- Как? - я не мог впихнуть в свою голову саму идею, что он был в камере со мной. Мой собственный сын. Сын, который никогда не навещал меня. Сын, который помог засадить меня в тюрьму. Сын, который забрал мою малышку Фей. - Какого хрена ты здесь? - я попытался сесть, но он прижал руку к моей груди, вынуждая лечь. Я не был таким сильным, как раньше, - мне было за семьдесят теперь, и годы не были благосклонны ко мне.

- Я ждал момента, чтобы прийти сюда, очень долго.

- Что это должно означать?

- Это значит, что заняло годы, чтобы получить доступ, к тому что я хотел. Иметь возможность прийти сюда и увидеть тебя.

- Ты мог бы прийти в приемное время, как Фей, - я хотел ткнуть его лицом в это, что она приходила увидеть меня. Может, это и было двадцать лет назад, но она приходила. Она приходила ко мне во всей своей красе и великолепии. Она сделала что-то сама, моя малышка Фей. Она стала кем-то без меня. Это раздавило меня, уничтожило меня.

Он заскрипел зубами и сильнее вжал свою руку в мою грудь.

- То, чего я хотел, не могло произойти в приемные часы, папа.

Смешок сорвался с моих губ. Он не прозвучал так же горько, как ощущение у меня в груди.

- Над чем ты смеешься? - лицо Ретта покраснело.

- Может, ты все-таки больше всего похож на меня. Пришел сюда, чтобы уничтожить меня? Избить до бесчувствия? - Ретт сузил свои глаза. Еще больше смеха сотрясало мой живот. – Ну, что же ты, бей меня, Ретт. Старика. Вот кто я. Ты проделал такой путь сюда среди ночи, чтобы избить старика!

- Я пришел сюда, что сказать тебе все, что никогда не способен был сказать.

- О, Боже. Не могу дождаться, чтобы послушать о твоей жалкой жизни, - Ретт всегда был никчемным в моих глазах. Слишком мягким. Слишком простым. Потом, когда он стал адвокатом, его слишком затянуло в правильное-неправильное. Он делил мир на белое и черное. Мне это не нравилось. Я знал лучше, чем кто-либо, что скрывается в сером.

- Она вышла за меня замуж. Твоя малышка Фей, - он выплюнул слова.

- Ты лжешь, - боль расцвела в моей груди. Я пытался не думать о последних вещах, что она сказала мне, когда я видел ее.

- Я влюблена в Ретта, Тейлор. И это последний раз, когда ты видишь меня. Ее слова отражались в моей голове. Я был хорош, притворяясь в том, чего не произошло. Я был хорош, притворяясь, что она не имела это в виду.

- Нет. Не лгу. Она любит меня. Она всегда любила меня.

- Нет. Хватит. Затк…

- Она никогда по-настоящему не любила тебя. Ты вынуждал ее, когда она не знала ничего лучше, - голос Ретта дрогнул в конце.

- Это не…

- Это ПРАВДА! - заорал Ретт. - Она никогда не хотела тебя. Она была маленькой девочкой! Ты должен был быть ее отцом. Ты должен был любить ее, как отец. А не той всей хренью, которую ты натворил.

- Это не важно, - я покачал головой и посмотрел в потолок. Я не должен слушать Ретта. Я не должен слушать его слова.

- Да ты, блять, издеваешься надо мной? Это более, чем важно.

Еще один смешок взорвался на моих губах.

- Какого черта ты смеешься?

Образы Фей порхали в моей голове.

- Потому что не важно, что ты с ней сейчас. Я всегда буду ее первым. Я навсегда останусь ее первой любовью, - я посмотрел в его глаза. Глаза моего единственного сына. – Не важно, что ты думаешь, что забрал ее любовь, сынок. И забрал я ее или нет, она всегда все равно будет моей и всегда будет моей.

Боль разорвала меня, полностью сотрясая тело. На мгновение я подумал, что мое сердце раскололось напополам, но посмотрев вниз, выяснилось, что это не так, нож был воткнут в него. Он торчал из моей груди с обернутой вокруг рукоятки рукой Ретта. Кровь. Красная кровь. Она сочилась вокруг лезвия и пропитывала оранжевую форму, отчего та становилась темной.