— Тем не менее, мы не виновны в их смерти, — продолжает дед. — После почти двух десятилетий мира, мы утратили бдительность, и теперь мы расплачиваемся за это.

Я гляжу на плавающее в резервуаре тело миссис Хоуп, обернутое в саванн. Если бы я только добрался туда раньше, я мог бы спасти ее.

— При этом мы не должны смотреть на смерть миссис Хоуп как на трагедию, ибо она страдала, но теперь гуляет в вечном царстве Его Величия, — продолжает дед, шагая вниз с кафедры к алтарю, где его дожидаются кубок и две чаши — одна белая, другая красная. — Люпины могут пожирать наши тела, но они не могут навредить нашим душам, ибо мы чисты сердцем и духом. Именно эта чистота и защищает нас от порочности зла. Поэтому я приглашаю всех вас пройти вперед и выпить из Священного Кубка, и очиститься от вашей скверны.

Паства, молча, встает со своих мест, и формируют упорядоченную очередь к алтарю. Я в хвосте, в очереди за Кэтрин. Перед ней находятся Патрик и его друзья Дрю и Харриет О'Мэлли. Родные брат и сестра выглядят очень похоже, что прискорбно для Харриет. Хотя длинный тонкий нос и сплющенный подбородок придают благородство лицу Дрю, а вот Харриет благодаря таким же чертам лица больше похожа на землеройку. Харриет оборачивается и глядит на меня. В отличие от других женщин в городе, она носит брюки и мальчишескую рубашку с жилетом. К ее поясу пристегнут нож.

— Так держать, урод, — говорит она мне громким шепотом. — Это, каким же надо быть тупым, чтобы покинуть свой пост на стене. Ты что, свихнулся?

— Какая мать, таков и сын, — произносит Патрик, растягивая слова.

— Как это понимать? — говорю я, теряя самообладание.

Верхняя губа Патрика изгибается вверх с ироничным оскалом.

— Никак, Эдмунд, — отвечает Кэтрин, стреляя предупреждающим взглядом в брата. — Просто какой-то бред нам мам рассказывала.

— О чем?

Она закусывает нижнюю губу.

— Что твоя мама слышала голоса в своей голове.

— Это неправда, — отвечаю я сразу, хотя я ничего не знаю о своей матери. Дедушка никогда не говорит о ней или о моем отце, но это только и стоило ожидать.

Насколько всем известно, мой отец был бизнесменом в Сером Волке, который ухаживал за моей наивной мамой-подростком, когда она сбежала, а потом она забеременела, и он бросил ее, чтобы жениться на другой девушке. Ничего из этого не было правдой… разве что, кроме момента, где моя мама сбежала в Серый Волк, но она уже была как шесть недель беременна к тому моменту. Был страшный скандал в то время. Горожане простили нам это только после того, когда моя мама трагически умерла, и дедушке пришлось одному поднимать дефектного, незаконнорожденного внука.

— Я знаю, что моя мать лжет, — говорит Кэтрин, нежно дотронувшись до моей руки своей ладонью в кружевной перчатке. — Она все еще держит обиду на твою мать, потому что она раньше встречалась с моим отцом, когда они были подростками. Это глупо. Только моя мать может ревновать к покойнице.

Я смотрю на мать Кэтрин, находящуюся в очереди впереди нас, и смотрящую с обожанием на мужа. Я понятия не имел, что мистер Лэнгдон раньше встречался с моей матерью. Я так много узнаю о ней, чего раньше не знал. Я вспоминаю, что миссис Хоуп сказала прошлой ночью, что моя мама повесилась, связываю это с новым слухом, что она слышала голоса в голове, и страшное, мерзкое чувство начинает подниматься в животе. А что если эти истории — правда, и моя мать действительно была сумасшедшая? Эти мысли по-прежнему тревожат меня, в то время как очередь продвигается вперед и миссис Лэнгдон шагает к алтарю. Она макает кубок в белую чашу.

—Помоги Его Величию смыть мои грехи, — говорит миссис Лэнгдон, принимая напиток. Внешний вид блаженства почти мгновенно проступает на ее лице. Она мечтательно улыбается деду, когда он окунает палец в красную чашу, наполненную родниковой водой, и проводит им по ее лбу — «знак чистоты», чтобы отогнать зло.

— Вы чисты, дочь моя, — говорит дед.

Миссис Лэнгдон движется в сторону, ее движения слегка вялы, позволяя следующему человеку в очереди, подойти, чтобы получить кубок.

— Я чувствую себя так плохо из-за миссис Хоуп, что не могу спать, — тихонько говорит мне Кэтрин, когда очередь движется мимо резервуара. — Это моя вина, что она мертва, если бы ты не оставил свой пост, чтобы проводить меня домой, может быть, Люпин не перелез бы через стену.

— Это не твоя вина, ясно? — отвечаю я. — Там было три Дозорных на дежурстве в ту ночь. Мы все упустили тварь.

— Странно, как они нашли ее, не думаешь? — говорит она. — Патрик сказал, что она была привязана к скале, похоже, они хотели, чтобы тело было обнаружено.

Это было странно. На самом деле, все было не так с этими нападениями.

Дед перехватывает мой взгляд, и его рот вытягивается в неодобрительную линию. Ему не нравится, что я разговариваю с Кэтрин. Он думает, что Лэнгдоны больше заботятся о деньгах, а он считает, что деньги — это грех, именно поэтому я всегда одет в эти шерстяные вещи, вызывающие зуд кожи по всему телу; это самые дешевые костюмы, которые вы можете купить в магазине. Лично я думаю, что Его Величие благословляет тех, кого он любит больше всего и они богатые. Иначе, почему у Лэнгдонов так много всего — красота, богатство и популярность — а у меня так мало? Мы единственная семья, принадлежащая к Гильдии, небогатая, но как проповеднику, моему деду было автоматически предоставлено место в Совете, когда он впервые переехал в Янтарные Холмы молодым человеком. Власть и влияние так же важны для Гильдии, как и богатство, а в религиозной общине, как Янтарные Холмы, проповедник имеет и то и другое.

— Я люблю эту часть церемонии, а ты? — шепчет Кэтрин, когда очередь продвигается вперед. — Она всегда поднимает мне настроение. А именно это мне необходимо прямо сейчас.

Я ничего не говорю. Дрю следующий в очереди, кто возьмет кубок. Он залпом выпивает содержимое, затем отодвигается в сторону, позволяя Харриет и Патрику подойти к алтарю и выпить из кубка. Я не могу поверить, что иду на танцы с этими придурками… то есть, если Кэтрин все еще хочет пойти со мной. Воспоминание о нашем кратком поцелуе с Кэтрин задерживается на моих губах. Я разочарован, что она не подняла эту тему, но все, что у нас было на уме, это убийство миссис Хоуп.

— Мы же идем на танцы сегодня вечером? — спрашиваю я.

Она сверкает на меня неодобрительным взглядом.

— Это не то место, чтобы обсуждать танцы.

— Извини. — Я жду несколько секунд, а затем добавляю. — Так идем?

— Да, конечно, мы идем, — говорит она с тоскливым шепотом, в тот момент, когда движется к алтарю.

Она принимает кубок у моего деда и пьет. Я, молча, наблюдаю, как она закрывает глаза, и как он оставляет на ней знак чистоты. Ее губы озаряются радостной улыбкой.

— Ты чиста, дочь моя, — говорит дедушка.

Ее веки, дрожа, открываются, а она уставляется на моего деда с полным обожанием. На моего деда все смотрят снизу вверх, потому он в прямом и переносном смысле — самый высокий человек в городе. Если бы они только знали правду. Кэтрин присоединяется к другим. Теперь моя очередь. Я беру кубок у моего деда, с понимающим взглядом, происходящего между нами. Вина ползет вверх к горлу, когда я пью горькую жидкость.

— Помоги Его Всесилию очистить мои грехи, — говорю я.

Дед опускает свою руку в красную чашу и проводит большим пальцем по моему лбу.

— Ты чист, сын мой, — говорит он.

Я присоединяюсь к остальным у резервуара для окончательного подношения в конце похорон. Обычно мы бросаем венки, сплетенные из листьев дерева Кэрроу в воду, так что мне становится любопытно, когда Патрик направляется в заднюю комнату вместе с Дрю. Приход начинает роптать. Дед смотрит в недоумении.

Мистер Лэнгдон поднимает руки и наступает тишина.

— Гильдия решила отказаться от привычного места подношения, и перенести подношения в более… подобающее такому случаю место.

Этот объявление увечило взволнованный шепот среди собравшихся.

— Меня никто не проинформировал об этом, — говорит дедушка, хмуря серые брови.