– Я бы хотел поблагодарить всех за то, что пришли сегодня. Это много значит для меня и моей семьи. Жаль, что Тара не может быть здесь и видеть, насколько сильно её любят.

Он слегка улыбается от этой мысли, я тоже. Он смотрит вниз, на бумагу в своих руках, и каждый может заметить, что его пальцы дрожат, когда он пытается сложить её пополам.

– Тара была самой раздражающей сестрой в мире.

Некоторые люди шокированы и хмурятся; Касс выглядит заинтересованной. Я определённо выгляжу также.

– Я серьёзно. Она сводила меня с ума. Она никогда не отдавала мне пульт от телевизора. Она брала мой iPod без разрешения, и потом я находил его где–то валяющимся с разряженной батарейкой. Она слушала мои телефонные разговоры и читала мои сообщения. Она выводила меня из себя всё время. Она могла разнести меня в пух и прах любым аргументом…, а потом побежать к маме и сказать, что я жадничал и задирал её. Она могла обвести любого вокруг своего пальца. Вот так, – он щёлкает пальцами.

Люди не знают, как это понимать. Это блестяще.

– Тара была лучшей сестрой в мире. Она обычно приносила мне томатный суп и тосты, когда мне было плохо. И убеждалась, что масло лежит ровненько по краям. Она научила меня говорить "нет", если девушка спрашивала меня, выглядит ли её зад большим. Она прикрывала меня, когда я был пьян, и меня тошнило на ковёр. Винила во всём собаку. Прости, мам. И прости Руфус.

Большинство людей тихо засмеялось. Смехом, который можно услышать на похоронах.

– Тара всегда была рядом, когда мне нужно было поговорить. Она не всегда говорила то, что я хотел услышать, но она всегда была честна со мной. Полностью, абсолютно, по–жестокому честна. Последняя вещь, которую она мне сказала, была: "Постригись, ты выглядишь нелепо", – Джек засмеялся и провёл рукой по волосам.

Я не думаю, что он выглядит нелепо.

– Моя сестра была моим самым любимым человеком и мне будет её не хватать каждый день в течение всей моей оставшейся жизни. Теперь у меня есть пульт от телевизора, когда бы мне ни захотелось, мой iPod полностью заряжен. Но, я просто хочу мою сестру обратно. Но этого не случится, – в конце его голос сломался, и он быстрым шагом направился обратно к своему месту.

Я осознаю, что мне стало трудно дышать. Я закрываю свои глаза и пытаюсь думать о чём–нибудь другом, без разницы о чём. Это бесполезно. Всё, о чём я могу думать – это брат, скорбящий о своей сестре. И который никогда не узнает правды.

Пожалуйста, Господи, пусть это закончится скорее. Я не должна быть здесь. Никто из нас не должен быть здесь. Рэй правильно сказала. Но тогда это становиться легко только для неё. Она может уйти без каких–либо усилий. Ей просто нужно играть депрессивную девочку–эмо. Остальным из нас не так повезло.

Миссис Фланаган выступает с речью. Она рассказывает о Таре то, чего я не никогда не знала. Яркая звезда…, всегда с улыбкой готова помогать другим…, истинный дар для школы и своей семьи…, она будет скучать по каждому из нас.

Почему, будучи мёртвым, вас, делают автоматически хорошим человеком? Никто не может увидеть правды? Тара явно смогла одурачить миссис Фланаган. Но потом, она всегда знала, как обращаться с учителями. Они думали, что она была удивительной. Единственный, кто казалось, был в курсе о ней – это Дейли. Она никогда не позволяла Таре идти своим путём, хотя бы потому, что она была Тарой. Когда Дейли прибыла в Академию Брансфорд, никто не удосужился сказать ей одно золотое правило: "Тара Чеймберз – это Бог".

Дейли была против неё в первый же день похода. Она не давала Таре ступить ни шагу. Любой учитель бы отступил: Тара могла быть очень убедительной. Но Дейли твёрдо стояла на своём.

Если бы только она отстала от Тары.

***

Немного песен, пару слов от викария, и потом это закончилось. Мы вперемешку вышли из церкви под звуки фортепиано, которое играло песню, казавшуюся очень знакомой. Заняло минуту или две, чтобы определить: "Don’t Stop Me Now" группы Queen. Кроме этой версии, есть ещё оркестровая, которая действительно очень медленная. Какой странный выбор. Вероятно это то, о чём бы Тара пошутила, полагая, что её похороны случились бы только в далёком будущем.

Прекрасно выйти на улицу, чтобы снова начать дышать. Папины руки свободно лежат на моих плечах.

– Как ты это терпишь, малышка? Я знаю, это должно быть трудно для тебя.

Он спрашивал у меня это много раз, с тех пор как я вернулась. Я думаю, он волнуется о том, что это заставит меня думать о маме. Так и есть. Но смерть мамы была совсем, совсем другой.

Я слабо улыбаюсь ему.

– Да, думаю, я в порядке. Спасибо.

Он сгребает меня в свои огромные медвежьи объятия – это его специальность.

– Я думаю, ты поступила храбро. Я так горжусь тобой.

Меня сейчас стошнит, но я нахожу каким–то образом в себе силы ответить.

– Спасибо, пап. Слушай, я собираюсь найти Касс. Встретимся возле машины через несколько минут?

Он кивает и уходит.

Я просматриваю толпу в поисках Касс. Стефани де Лука высмаркивается, что выглядит весьма не привлекательно. Костюм её папы так блестит, что почти ослепляет меня, и чёрные волосы её мамы выглядят далеко от натуральных. Несколько фотографов толпятся вокруг с хитрыми лицами. Я держусь от них подальше. Прохожу мимо Полли, которая стоит рядом с женщиной, быстро записывающей что–то в свой маленький блокнот. Я могу услышать несколько слов.

– Конечно, мы все опустошены. Это был такой шок.

– Вы были близки с Тарой?

– Ну… да. На самом деле, мы все были близки с ней. Тара была невероятно популярна.

Неплохо скорбим.

Голос сзади шипит мне на ухо.

– Ты веришь ей? Кого, чёрт возьми, она играет?

Я оборачиваюсь.

– Не имею ни малейшего представления. Она, должно быть, сошла с ума.

Мы поворачиваем голову к паре полуразрушенных надгробий, вдали от толпы.

– Так… что ты думаешь?

– О чём?

– Э… об увековечивании мисс Чеймберз? Интересно, не правда ли?

– Касс! Девушка мертва. Это не смешно.

– Я знаю. Прости. Просто это странно, всё это.

Часть меня соглашается с ней, но всё же внутри меня вспыхивает гнев.

– Нет ничего в этом странного. Господи, Касс! Тебе разве не грустно? Ты вообще хоть что–нибудь чувствуешь?

Я должна сказать, что зашла слишком далеко, потому что она выглядит злой. Касс никогда не сердится на меня.

– Конечно, мне грустно! Но я ничего не могу поделать с этим. Просто потому что я не поглощена этим, не значит, что я не расстроена! Прекрати мне говорить, как я должна себя чувствовать, хорошо?

На секунду я подумала, что она собирается заплакать. Но, конечно, она этого не делает. Я всё ещё чувствую себя плохо.

– Мне жаль. Я просто… не думаю, что ты должна шутить по этому поводу.

Она пожимает плечами и гнев исчезает.

– Ты права. Слушай, я должна идти. Как–то так вышло, что я согласилась помочь Джереми с его вечеринкой. Двадцать чрезвычайно активных шестилеток устроили бунт в "Пицца Экспресс" – кошмар или что?

Я обнимаю её на прощание, и я уверена, мы выглядим так же, как и многие другие скорбящие. Цепляемся друг к другу для утешения. Интересно, как могла произойти такая страшная вещь с кем–то таким молодым. Но мы знаем.

Мы знаем.

***

По дороге к машине я вижу брата Тары. Он сидит один на надгробном камне. Он выглядит так же, как и я, когда падаю духом, и я уверена, что он собирается сказать то, чего я не хочу слышать от него. Я действительно не хочу слышать. Что я должна сказать? Это отстойно, что твоя сестра мертва. В любом случае, он меня наверняка не помнит.

Огромная женщина налетает на Джека в этот момент. Нет, она не налетает, она обхватывает его. Она одета так, как следует быть тому, кто находиться в психологической палате. Джек полностью исчезает в её объятьях. Удачный шанс для моего побега.