— Однажды я уже говорил с тобой об этом. Это не твое дело, и тебя оно не касается.

— Ну конечно! Ничуть не более, чем проживание в этом сарае. Могу представить себе: содружество двуногих и четвероногих существ.

— Мои люди — не скот!

— Хм, с этим можно поспорить, если принять во внимание их внешний вид и запах.

— Ну, это дело поправимое, тут же не поле битвы. Я думаю, что помыться они смогут в ручье.

— Каких еще животных ты намерен сюда пригласить? Ты, видимо, собираешься отдать им приказ не пахнуть и не отправлять своих естественных нужд?

— Маргарита, ты излишне требовательна.

— Требовательна?! Назови мне другую женщину, которая позволила бы обращаться с собой столь оскорбительным образом!

Брэм открыл было рот, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, его жена вновь опередила его:

— Не можешь, не так ли? Ты бы предложил своей дорогой покойной матушке жить в подобных условиях?..

— Речь не идет о моей ма…

— …или, может быть, ты попросил бы об этом Лили? Или новую невесту Мика — как там ее зовут?

— Лиззи.

— Если бы со мной сюда прибыли мои родственники, ты бы, может быть, отвел тете Эджи местечко в коровнике? Или пригласил нянюшку Эдну улечься в постель вместе со свиньями?..

— Довольно! — Он схватил ее за плечи и тряс до тех пор, пока Маргарита не умолкла. — Ты что, забыла, что все вокруг подчиняются только мне?

— Многие диктаторы лишались своей власти, когда достигали такой крайности в своих запросах, что их было невозможно выносить.

Брэм придвинулся к ней ближе:

— А теперь объясни, как ты намерена все это проделать?

В этот момент Маргарита поняла, что совершила большой промах. Было огромным безрассудством бросать Брэму открытый вызов в его теперешнем расположении духа. Вернее, в расположении духа, которое не покидало его все эти дни.

— Я вовсе не имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду. Растолкуй мне, Маргарита, каким образом ты собираешься… ограничить мою власть над тобой? — Он сделал к ней еще один шаг, потом еще, так, что их ноги соприкоснулись, и Маргарита ощутила жар его тела.

— Я…

— Может быть, попытаешься высмеять мои взгляды на жизнь, хм? Или станешь нежить меня и баловать? — Тон его постепенно повышался, голос становился все громче и яростнее. — Или будешь искушать меня теми удовольствиями, которые может мне предоставить твое тело?

На миг ей стеснило грудь. Не в силах перевести дух, она не могла ни протестовать, ни отрицать то, что он сейчас сказал.

Ладонь Брэма коснулась ее щеки. Это заставило Маргариту посмотреть на него.

Глядя на его искаженное вспышкой гнева лицо, Маргарита вдруг ощутила прилив необъяснимой грусти. Когда он успел стать таким жестким, таким безжалостным? Это был совсем не тот человек, которого она любила все эти годы.

— Что с тобой произошло, Брэм? Я уверена: ты не мог стать настолько мелочным, чтобы не позволить мне несколько маленьких уступок. Если уж я здесь живу, почему бы мне не сделать свое жилище как можно приятнее?

Лишь когда эти слова уже слетели с ее губ, Маргарита осознала их смысл.

— Делай все, что вздумается. Мне все равно.

Маргарита вздрогнула, как от пощечины. Мне все равно. С каким ожесточением это было сказано!

— Боже, Брэм, что заставило тебя так… ожесточиться?

— Ты, очевидно, имеешь в виду какие-то другие причины, помимо вот этих: крушение семейного очага, уход жены, крах всех моих надежд и планов на будущее, наконец?..

Она промолчала. Трудно было дать более исчерпывающий ответ на его вопрос.

Несколько долгих минут Брэм стоял молча, прежде чем продолжил свою фразу — в своей обычной манере:

— Ты желала когда-нибудь чего-то настолько страстно, что мысли об этом полностью завладевали тобой, не оставляли тебя денно и нощно? Так, что тебе казалось: ты можешь ощутить во рту их вкус и почувствовать их тепло? И бывало ли с тобой так, что то, чего ты хотела достичь, удавалось тебе далеко не сразу? Оно находилось вне пределов досягаемости, и ты могла только мечтать о нем долгие, бессонные ночи.

Маргарита обнаружила, что безмолвно внимает ему, затаив дыхание — настолько на нее подействовали страстный тон Брэма и его сверкающий взгляд.

— Знаешь ли ты, что это значит: отказываться от всего необходимого во имя чего-то большего? Снова и снова, раз за разом? Это длится до тех пор, пока ты, если ты нормальный человек — не начинаешь удивляться тому, что все еще способен думать об этом.

Разомкнув губы, она едва слышно произнесла:

— Да. Мне знакомо это.

— Вот как? — его левая бровь поднялась вверх. — Чего же ты так желала, Маргарита?

Она попыталась оттолкнуть Брэма, однако не смогла заставить его даже чуть-чуть пошевельнуться.:

— Чего же тебе так хотелось, Маргарита?

Она сглотнула плотно сидевший в горле комок.

— Не думаю, чтобы это представляло для тебя интерес.

— Однако это так. Я хочу знать. Я хочу знать, действительно ли тебе довелось испытать то, о чем я сейчас говорил.

— Мы беседовали о тебе.

— Ну что ж, обменяемся тайнами! Один из моих секретов — в обмен на один из твоих.

— Начни ты первая, Маргарита.

— Вряд ли это будет справедливо.

— Почему же?

— Если я начну говорить первой, ты всегда сможешь выслушать меня, а потом откажешься раскрыть свой секрет.

Губы Брэма искривились.

— Ты так мало мне доверяешь?

— Да.

— Очень глупо.

— Зато искренне. Что, по-твоему, я могу ответить после всего, что пришлось мне пережить за последние дни?..

— Я ни разу не солгал тебе. С самого начала нашей совместной жизни я, хоть и не представлял собой ничего выдающегося, был абсолютно честен с тобой.

Болезненно честен — во всех отношениях, могла бы прибавить Маргарита, однако удержалась от соблазна.

— Нет, ты первый, — сказала она упрямо.

Брэм перешагнул порог, Маргарита последовала за ним и едва не упала: он ступил на одну из тех тропинок, которые, как она подозревала, раньше были глубокими траншеями. Но теперь это были всего лишь небольшие впадины, покрытые тонким слоем песка. Они шли к холму, к тому самому месту, где Маргарита впервые смогла бросить беглый взгляд на Солитьюд. Поднявшись на вершину холма, Брэм наконец обернулся и, приобняв ее за плечи, заставил свою жену взглянуть вниз.

— Вот это, Маргарита. Все свободное время я думал только об этом.

— О Солитьюде? — спросила она, несколько смущенная тем, что всюду, куда бы она ни посмотрела, царило полное опустошение. Она надеялась, что Брэм подразумевал вовсе не это.

Он вздохнул, словно сожалея.

— Вглядись пристальней, Маргарита. Или ты обессилена настолько, что уже ничего не можешь увидеть?

Она изо всех сил напрягла зрение, пытаясь понять, что же он имел в виду. Взгляд ее скользил по деревьям, украшенным по-осеннему яркой листвой, по блеклой земле, холмам, по развалинам их дома… В воздухе витали свежие ароматы леса: терпкий запах прелых листьев, который невозможно спутать ни с чем, аромат вянущей травы. Ну, что еще? Что еще могло занимать разум этого человека, заставив его за ничтожный отрезок времени измениться почти до неузнаваемости?

— Жизнь, Маргарита, — с силой произнес Брэм над самым ее ухом, когда стало очевидно, что ей не удастся проникнуть в его тайну. — Моя жизнь. Мое будущее. В течение нескольких последних лет это были единственные вещи, за которые я цеплялся. Мысли о них управляли мной — день за днем, час за часом. Я видел, как была повержена в прах Конфедерация, а Содружество, чтобы одержать победу, прибегло к самым неслыханным по своей жестокости способам. Я видел, как втаптывалось в грязь все благородное и светлое, что есть в человеке. Я был свидетелем того, как люди унижали и оскорбляли друг друга, предавали поруганию все самое дорогое, что у них было. И все это происходило ради одного: чтобы выжить.

Пальцы его вцепились в руку Маргариты.