действительно не волновался об этом. Кензи не беспокоило то, что другие думают о еѐ знакомстве со

мной, поэтому и я не буду париться.

Кроме того, у меня было много других проблем, чтобы зацикливаться именно на этой. Как

найти Кейрана, например. Или как спасти Анвил от исчезновения. Как охранять Маккензи, снова

рискуя, находясь на гоблинском рынке, полном запретных снадобий и фейри.

И возможно самое неотложное — это как убедить моих родителей позволить мне уехать в

Новый Орлеан в эти выходные. Я отказался от идеи просто исчезнуть снова; мало того, что у мамы

был бы нервный срыв, я содрогался от того, что бы меня ждало после возвращения. Не только со

стороны моих родителей, но на сей раз ещѐ и от отца Кензи.

И это было еще одной проблемой. Я надеялся, что Кензи придумала хорошую историю, чтобы

накормить ею отца; при нашей короткой встрече в больнице мне не показалось, что он «забудет о

ней» снова.

Все это, тем не менее, вылетело из моей головы, когда я зашел в библиотеку и нашел Kензи в

одном из проходов. Ее голова была опущена над открытой книгой в руках, и это напомнило мне о

нашей самой первой встречи, когда вышеупомянутая упрямая журналистка отказалась оставить меня

в покое, несмотря на мои попытки отогнать ее.

Остановившись позади нее, я положил руки ей на талию и прошептал:

— Что читаешь? — ей на ухо.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Итан! Серьѐзно, прекратите это делать! — она хмуро посмотрела на меня. — Клянусь, я

собираюсь повязать колокольчик тебе на шею.

Я усмехнулся, положив свой подбородок на ее плечо, и овив руки вокруг нее, когда она

закрыла книгу. Путеводитель по Новому Орлеану — было написано на обложке. Я поднял бровь.

— Ты, кажется, ужасно уверена в том, что мы собираемся туда поехать, — сказал я, испытав

острое желание поцеловать ее в шею, когда ее пальцы скользнули в мои волосы. — Я даже не

разговаривал об этом с родителями.

— А я разговаривала. С папой, во всяком случае. Вот… об этом я и хотела поговорить с

тобой.

Она, казалось, колебалась, и ее тело напряглось напротив моего. Я занервничал, но постарался

держать свой голос спокойным.

— Что он сказал? Он запретил тебе ехать туда?

— Хуже, — она опустила руки и мягко выскользнула из моих объятий, поворачиваясь ко мне

лицом в узком проходе. Она сморщила лицо и сказала с отвращением. — Он поедет со мной.

— Ты шутишь?

Всѐ с тем же отвращением на лице она продолжила:

— Я сказала ему, что хочу посетить несколько мест, прежде чем окончу школу, — сказала

она. — Что Нью-Йорк был всего лишь первым местом из тех, которые я бы хотела увидеть перед…

ну, ты знаешь.

Глыба льда обосновалась в моем животе, и я кивнул.

— Продолжай.

Она вздохнула.

— Я думала, что он сделает то, что он всегда делает — попросит меня не быть арестованной и

звонить, если произойдет чрезвычайная ситуация. Сюрприз, сюрприз! — она вскинула свои руки с

раздражением. — Он думает, что это прекрасная идея — увидеть Новый Орлеан вместе, как семья.

«Забавная поездка на выходные». Поэтому теперь моя мачеха и Алекс тоже хотят ехать.

— Вся твоя семья? — повторил я в недоверии.

Кензи вздохнула.

— Неприятно, да. Мое исчезновение, должно быть, действительно потрясло их. И теперь папа

не оставит меня в покое. Он думает, что это будет отличный способом «воссоединиться» снова. —

Она покачала головой, и еѐ лицо заметно потемнело. — Я знаю, что он пытается сделать, но уже

слишком поздно. Он не сможет стать нормальным отцом после того, как надолго забыл о моѐм

существовании.

— Это будет непросто, — пробормотал я. — Твой папа знает, что я тоже приеду?

— Нет, — быстро сказала Кензи. — Будет лучше, если он и не узнает об этом. Я сказала ему,

что хочу поехать в Новый Орлеан с друзьями, но я думаю, он подозревал, кем были мои «друзья».

Наверное, это ещѐ одна причина, почему он хочет поехать туда — убедиться, что мы не убежим

вместе, или присоединимся к банде или что-то вроде этого. — Она пожала плечами. — Не волнуйся.

Я встречусь с тобой, когда мы туда доберемся. Мы просто не можем позволить ему увидеть нас.

— И если нам придется прокрасться в середине ночи, чтобы найти фейри и гоблинский

рынок?

— Тогда мы должны будем сделать это незаметно.

Я застонал, закрывая руками лицо.

— Твой папа бросит меня в тюрьму и потеряет ключ.

Руки Кензи обвились вокруг моей шеи, когда она наклонилась, улыбаясь мне.

— Ну, если это произойдет, то я просто освобожу тебя своими безумными навыками ниндзя,

и мы можем исчезнуть в Небывалом.

Я разрывался между тем, чтобы сказать ей, что я такого никогда не допущу и желанием

поцеловать еѐ. Но все мои мечты нарушила библиотекарь, проходя мимо нас с огромной кипой книг.

— Ты уже придумал, что скажешь родителям? — спросила Кензи, став снова серьѐзной.

Я покачал головой.

— Понятия не имею. Я все еще думаю об этом.

— Если хочешь, то я могу приехать к тебе после школы для мозгового штурма.

Я не хотел ничего большего, чем Кензи в моей комнате, но…

— Я не могу сегодня вечером, — сказал я ей. — У меня Кали.

Кали было филиппинским боевым искусством, которое я изучал в течение пяти лет. Оно

учило тебя, как защитить себя с мечами, тростями и ножами, а также пустыми руками. Главной

причиной, почему я начал заниматься им — я хотел научиться использовать оружие для защиты себя

от фейри. Гуро — мой инструктор, — верил в мир духов, и не подверг сомнению мое душевное

состояние, когда я сказал ему, что меня окружают невидимые вещи. Он даже помог нам, когда мы

искали Тодда, тогда, когда мне было некуда больше идти. Он подарил мне два меча, которые были

сделаны специально для меня, когда я только начал ходить на тренировки, и амулет, который Кензи

всѐ ещѐ носит под рубашкой.

Я не видел Гуро с тех пор, как вернулся домой, и я бы хотел поговорить с ним, поблагодарить

его за помощь и рассказать ему все, что случилось. Я задолжал ему.

Я думал, что Кензи запротестует, настаивая на том, чтобы мы придумали план вместе, но она

только кивнула.

— Передай привет Гуро от меня, — сказала она.

Я нервничал, когда выходил на маты, думая, что скажет Гуро, когда увидит меня. Комната

была полна людей: классы кэмпо и джиу-джитсу в белых кимано; ребята, изучавшие додзе, которые

расположились на матах, весело смеясь и болтая. Наш класс был меньше — просто горстка людей в

нормальной спортивной одежде и с тростью в руке. Они уже застолбили дальний угол ковриков, и я

поспешил к ним присоединиться.

Гуро заметил меня, когда я подошѐл ближе. Он выглядел так же, как и всегда: маленький,

жилистый мужчина с коротко стриженными черными волосами и темными, пронзительными

глазами. Он ничего не сказал, когда я подошел, только кивнул мне, чтобы я занял свое место в

линии. Несколько других учеников уставились на меня: они либо слышали слухи, либо видели мое

лицо в новостях, как одного из подростков, подозреваемого в похищении. Но Гуро начал занятие в

нормальном режиме, и вскоре я был слишком занят, блокируя бамбуковыми тростями удары по

голове и увертываясь от резиновых ножей, чтобы думать о чем-то другом.

После занятия, однако, он жестом предложил мне следовать за ним, и мы прошли по коридору

в его кабинет. Внезапно я занервничал, когда он молча двинулся к паре стульев в углу.

Мы оба сидели молча. Я уставился на свои руки, чувствуя, что Гуро оценивающе смотрит на

меня. Он заговорил не сразу, и мне было интересно, что он думает обо мне сейчас.

— Как твои родители? — наконец спросил Гуро.

— Прекрасно, — ответил я, зная точно, что он имел в виду. — Немного волновались, но