Джексон рассмеялся и заключил меня в объятья, не обращая внимания на мою вялость.

Затем отпустил, взял за плечи и внимательно посмотрел:

– Ты не моя жизнерадостная Кори, но я знаю, что тебя гложет. Не волнуйся, если этот

кавалер не подойдет – найдется куча других. Не стоит беспокоиться, что не выйдешь

замуж.

И вот тогда я не удержалась и посмотрела на него. Наверное, впервые с момента

приезда Джексона в замок я встретилась с ним взглядом. Его явно рассмешило выражение

моего лица, потому что он снова расхохотался и обнял меня напоследок:

– Увидимся на балу, – пообещал он. – Приберегите для меня танец.

91

92

И наконец ушел.

Я взглянула на Элисандру:

– Он думает, что я о ком-то мечтаю? – выдавила я. – Но как?.. Почему?.. Я не знаю, что

ему говорить… Не знаю, что и думать...

Элисандра отошла закрыть за Джексоном дверь и теперь стояла в другом конце

комнаты, наблюдая за мной оттуда. Она догадывалась о моих чувствах, ведь я проплакала

у нее на плече всю ту ночь, когда Джексон появился в замке с юной алиорой. Но рассказом

Анжелы я с сестрой не поделилась. Не было сил повторить его.

– Вчера дядя поинтересовался, чем ты так озабочена, – сказала Элисандра. – Ты с

самого детства обожаешь Джексона. Нельзя ждать, что твое внезапное нежелание с ним

разговаривать останется незамеченным.

– И что ты ему сказала?

– Что у тебя разбито сердце. Что, кстати, правда. Хотя я знала, что он поймет мои слова

превратно.

Я покачала головой и упала на стул, на котором нашла пристанище прежде.

– Он… я… Я даже не знаю, смогу ли находиться с ним в одной комнате. Та девочка,

которую он украл из Алоры…

Элисандра подошла и остановилась прямо передо мной. Я обхватила голову руками и

уставилась затуманенным слезами взглядом на ее тонкие шелковые тапочки.

– Он такой же, каким был всегда, – спокойно заметила сестра. – И любит тебя не

меньше прежнего. Он охотится за алиорами последние два десятка лет, а ты любишь его

семнадцать из этих двадцати. Что изменилось? Чем он отличается от себя прежнего?

– Возможно, это я стала другой! – воскликнула я, вскочила со стула и заметалась по

комнате. – Возможно, я сначала не понимала – а, наверное, должна была! – но теперь

понимаю, и это ужасно. Сколько страданий и мучений, и он тому виной! Он был жесток, и

не могу поверить, что не замечала этого и что любила его!

Элисандра повернулась, наблюдая за моим хождением и не пытаясь меня остановить.

– Я осуждаю его торговлю алиорами, – сказала сестра все также спокойно. – И у меня

тоже болит сердце. Но ремесло это считается почетным и уважаемым. Джексон

удостоился признания и славы, разбогател – а все потому, что пошел по этой стезе. Так что

же подскажет ему, что он сделал неверный выбор?

– Его сердце! – вскричала я.

Сестра кивнула:

– Ты ездишь на охоту, и тренированный сокол сидит у тебя на руке. Он ведь был когда-

то диким? Разве какой-то охотник не похитил его, разлучив с парой и птенцами и заставив

жить другой жизнью? Но никто не переживает, что птицы в клетках или что их содержат

не лучшим образом. И чем это отличается от ловли алиор?

Я прекратила хождение и уставилась на сестру покрасневшими, опухшими глазами:

– Это не то же самое, – прошептала я.

Элисандра снова кивнула.

– Верно, не то же самое. Но некоторое так не считают. Откуда им знать? Если только

кто-то им не скажет. Или они сами не поймут.

– Но Джексон сам не поймет. Никогда! – крикнула я.

Сестра на мгновение задумалась.

– Думаю, поймет. Уже понял. И украл девочку… потому что боялся, что не сможет

этого сделать. Он выглядит таким довольным собой, но в нем появилось что-то… Думаю,

посещение Алоры повлияло на него намного больше, чем он самом считает.

Я отчаянно замотала головой:

– Как ты можешь его понимать? И прощать? Он жестокий человек, совершавший

ужасные вещи...

92

93

Теперь выражение лица Элисандры изменилось, хотя понять его было трудно:

привычное спокойствие сменилось отчуждением.

– Я знаю мужчин, которые намного хуже Джексона, – тихо сказала она. – Его я никогда

не назову жестоким.

Глава 9

В следующие два дня я почти восстановила душевное равновесие, хотя все еще

избегала Джексона. Я начала жалеть, что так запросто согласилась помочь Клуату,

результатом чего стала выпитая мною той ночью половина зелья. Глаза мои не открылись

на достоинства некоего влюбленного, о нет; они открылись на истинную природу

окружающих. И я изо всех сил желала, чтобы они оставались крепко зажмуренными.

В эти дни я таилась не только от Джексона, но и от Хеннеси Мелидонского, Анжелы и

даже Брайана. Все казались мне пустыми и испорченными, и я мечтала вернуться к

бабушке. Там я хотя бы понимала, откуда берутся соперничества и желания. Здесь же все

было непросто, все было подозрительно.

Так что я снова спала допоздна и, уклоняясь от совместных завтраков, выскальзывала

из замка около полудня. В оба эти дня я ездила на долгие прогулки верхом в полном

одиночестве и яростно вышагивала туда-сюда, пока моя бедная лошадь отдыхала. В день

бала я заехала так далеко и шагала так долго, что, когда наконец повернула к замку,

послеполуденное солнце уже всерьез подумывало сесть. До ужина мне предстояло много

сделать: выкупаться, вымыть голову, уложить волосы, задрапироваться в изумительное

платье красного шелка, придуманное специально для меня... Я пришпорила лошадь.

Через полчаса пути вдали показался всадник. Вскоре стала видна черно-золотая ливрея

– цвета замка Оберн, – а после я поняла, что это Родерик. Который, оказывается, искал

меня.

Объехав меня по широкой дуге, он поскакал рядом. Я была непонятно почему рада его

видеть и воскликнула:

– Родерик! Охотишься?

Он сидел в седле с обычным небрежно-снисходительным выражением на лице и

выглядел повзрослевшим, более уверенным, высоким и широким в кости. Мужчиной.

Когда я впервые встретила его, три года назад, он был еще почти мальчишкой.

– За тобой. Леди Элисандра волновалась.

– Но со мной все в порядке. Я всегда выезжаю прогуляться в одиночку.

Он взглянул на небо, вычисляя время по положению солнца:

– Полагаю, она считает, что тебе пора вернуться. Сегодня в замке важное событие.

Я угрюмо кивнула:

– Бал.

– Что-то ты не больно-то радуешься, – усмехнулся Родерик.

Я вздохнула, рассмеялась и провела рукой по своим распущенным волосам. Спутанная

масса. Потребуется вечность, дабы вымыть и расчесать ее.

– Кажется, я не подхожу для придворной жизни. Это лето точно меня не радует.

Казалось, он слушал более внимательно, чем всегда.

– Так ты считаешь, что будешь счастлива жить в деревне с бабушкой, никогда больше

не встречаясь с утонченной знатью замка Оберн?

– Если бы не Элисандра.

– Если бы не Элисандра, – повторил Родерик.

– Да. О да. Сама я к утонченному обществу не принадлежу. И чем дольше я здесь – во

всяком случае, в этом году, – тем меньше мне хочется оставаться.

На его широком лице мелькнула и тут же погасла легкая улыбка:

– Должен заметить, что жизнь в замке Оберн не совсем такая, как я себе представлял.

93

94

– Но ты ведь хотел сюда попасть, – в замешательстве посмотрела я на него. – Разве не

так ты говорил? Дождаться не мог, чтобы покинуть отцовскую ферму и приехать ко двору

принца.

– Да, – кивнул Родерик. – Быть королевским гвардейцем волнующе и почетно. Я

непременно должен был отведать такой жизни.

– А сейчас?

– Сейчас? – Он рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж, словно в зеленых

травах были написаны ответы, которых Родерик искал. – Как и у тебя, у меня есть веская