Лерка вздохнула.

- Развздыхалась! Тоже мне страдалица! - дед присел рядом, оторвал кусок от старой газеты, нащупал за рассохшимися досками жестяную коробочку с табаком и принялся закручивать самокрутку.

- Чего тебе не живётся? - начал он. - Небогато, конечно, зато живы-здоровы. Мамка твоя нет-нет, а приедет. Папаша твой, кабы совесть имел, тоже бы с тобой виделся.

- Придёт он, как же! - забормотала Лерка, уткнувшись в колени. - Сам его по двору гонял!

- Испугался, значит! Старика испугался!

- Не тебя! Топора твоего.

Дед захохотал, запрокинув голову.

- Я ж так, для острастки! А он бежать! Трус он, трус и есть!

Лерка папу жалеет. Ну, кто, скажите, захочет быть порубленным в мелкую щепку? И ничего такого он в тот раз не сказал. Ну, заметил невзначай, что деду поменьше бы пить следовало. А у того под лавкой как раз топор бесхозный валялся. В общем, никто не виноват.  Если бы Лерка папу увидела, то обязательно объяснила бы ему, что всё произошло из-за глупого стечения обстоятельств, и он может приходить как раньше, можно даже совсем без подарков.

Лерка снова вздохнула.

- Ох, и жизнь-то твоя горемычная! - запричитал, издеваясь, дед. - Ох, доля тяжкая! Пашешь с утра до ночи, сиротинушка окаянная!

Сиротинушку Лерка никак не могла простить.

- Замолчи! - зашипела она тихо, вполголоса. Дед услышит, разозлится, орать начнёт. - Перестань!

А тот пуще прежнего заливается:

- Ох, и несчастная твоя долюшка!

И противненько так похихикивает. Словно не понимает, что клокочущий вулкан в душе у Лерки, того гляди рванёт.

- Да ты не знаешь ничего! Не понимаешь! - не выдерживает она.

-Да как же тебя понять, если ты не говоришь ничего, только вздыхаешь?

- Я же говорила! Говорила! - чуть не плачет Лерка. - Ты слушал тогда? Больше не хочу! Надоело!

- Из-за щенков что-ли? - удивляется дед. - Тьфу ты! Я думал из-за чего важного!

А для Лерки важно было, тогда два года назад, когда приблудилась к ним собака бездомная. Сама тощая, а пузо огромное, по земле волочится. Заползла она в сарай да разродилась шестью маленькими пищащими комочками. Разродилась, а сама умерла то ли от болезни какой, то ли от истощения.

Дед как щенков увидел, сразу решил — не нужна ему во дворе свора. Схватил их в охапку и потащил к бочке с водой. Лерка в слёзы, а он говорит: «Не реви! Они и не почувствуют ничего. Главное успеть, пока глаза у них не открылись». Да как же не почувствуют! Они же живые! Убежала Лерка за дом, лицом в колени уткнулась, уши ладонями зажала — крепко-крепко. Только всё равно доносился до неё жалобный писк.

Потом подошёл дед.

- Пошли, - говорит. - Убрал я всё. Ничего там больше нету.

Лерка пошла. Только пробормотала про себя еле слышно: «Ненавижу!»

А вечером болталась она, как всегда без дела, круги по огороду наматывала, как вдруг почудилось ей будто пищит кто-то. Заглянула в сарай, а там в сене щеночек — не заметил его дед. Лерка сразу его на руки подхватила — хорошенький! Серый с чёрными пятнами.  Принесла девочка из дома чашку молока, а как кормить не знает. Потом придумала — окунула в молоко край юбки и щенку в рот тычет. Тот сразу сосать начал. Бедный! Подумал, наверное, что это его мама.

Дед когда узнал, что Лерка щенка нашла долго ругался, а потом спросил:

- Как назовёшь это чудо?

- Грей, - ответила девочка.

- Чудное имя!

- Грей — это «серый» по-английски.

- Чего только не придумают! - ухмыльнулся дед. - Тузиков да Бобиков не хватает! Пусть живёт! Только чтобы в дом ни ногой!

Вот так и появился у Лерки Грей, мохнатый, большеголовый и очень умный. А остальных щенков она деду так и не простила.

У Лерки день рождения осенью, в ноябре. Всегда на её праздник дожди льют, в деревне грязь и серость. Приносит она в школу килограмм конфет, раздаёт каждому по несколько штук. Одноклассники с неохотой скандируют: «С днём рождения!» Ирина Ивановна улыбается и желает Лерке здоровья и успехов в учёбе. Каждый год одно и тоже.

Лерка дни рождения терпеть не может. Притащишься в школу вся мокрая, сапоги в грязи, волосы от ветра растрёпаны, хочется в дальний угол забиться и не высовываться. А тут вытаскивают тебя к доске и ставят всем на обозрение. «Пятиминутка позора» - думает Лерка. Хорошо бы в этот день вообще никуда не ходить, только вот Ирина Ивановна в другой раз на поздравления время выделит.

В этом году всё совсем плохо получилось. Савостин ещё в автобусе начал орать, что от Лерки воняет. Зажал нос, руками замахал.

- Навозина! - кричит. Все в салоне засмеялись, а Лерка губы поджала, чуть не плачет. Можно подумать остальные цветами благоухают! Вон у каждого в хозяйстве и коровы, и куры, и свиньи. Все старшим по хозяйству помогают, у всех пусть слегка, но деревенский запах на теле и одежде держится.

Поздравление в школе не получилось. Пока Лерка в классе конфеты раздавала, Савостин нос пальцами зажимал и страшные гримасы строил. Все, конечно, со смеху чуть под парты не свалились.

Дома ещё хуже — пусто, холодно, дед храпит на всю улицу. Взяла Лерка мобильник и на холм полезла. У них в деревне всё точно как в той рекламе — телефон только на холме и ловит. Залезла Лерка на его верхушку, уселась на камень и набрала мамин номер.

- Привет! - говорит.

- Здравствуй, деточка! - мама смеётся. - Что случилось?

- Ты завтра приедешь? - леркино сердце замерло.

- Не могу, моя хорошая, дела, некогда, - ухнуло сердце куда-то вниз, потом вернулось и застучало быстро-быстро.

- У меня завтра день рождения...

- Знаю, моя хорошая. Что поделаешь, если времени нет. Мы с тобой потом как-нибудь отметим.

- Не надо мне как-нибудь! - кричит Лерка. - Мне завтра надо! - и швыряет мобильник подальше. Пусть себе катится! Всё равно звонить некому! Разве что папе. Только вот не знает Лерка его номера. Знает только, что давно, года три назад, когда он ещё навещал дочку, заходили они в магазин купить мороженого. А в этом самом магазине продавщица Наташа. Папа тогда так и сказал: «Это, дочка, Наташа, соседка моя». Так и сказал — соседка. Всего-то и нужно отыскать тот магазин и спросить у Наташи, где папа живёт.

Лерка обрадовалась. И как же ей раньше такая замечательная мысль в голову не пришла? Спустилась она к дому, сложила в сумку планшет и два яблока. Позвала Грея и отправилась в путь. Идти недалеко. Десять минут и вот оно — синее здание, примостившееся на обочине.

- С собаками нельзя! - заверещала толстуха за прилавком. - Брысь отсюда! - и руками машет.

Испугалась Лерка, назад попятилась да и выскочила на улицу. Всё равно Наташи там нет. Не могла за три года худенькая девушка в такую толстуху превратится.

Идёт Лерка вдоль дороги, Грея за ошейник держит. Домой не хочется. Что там дома? Ничего хорошего.

Вдруг сигналит кто-то. Рядом машина останавливается.

- Ты что здесь делаешь?

Лерка приглядывалась-приглядывалась, всё равно не разглядела, кто её спрашивает.

- Это я, Алла Петровна. Помнишь? Что случилось?

Тут Лерка разревелась. И начала рассказывать про Савостина, про маму, папу, деда, про день рождения и про то, что домой больше никогда не вернётся.

- Ладно, - вздыхает Алла Петровна. - Садись в машину. Что-нибудь придумаем.

Первый солнечный луч пробежал по комнате, задержался на полу, погладил по лицу спящую Лерку. Девочка открыла глаза. Над ней потолок с серо-розовыми разводами, справа — стена светлых узорчатых обоев.

Два дня назад привезла её к себе домой учительница Алла Петровна. Да как было не привезти? Не оставлять же девочку посреди улицы.

Лежит Лерка, смотрит на потолок и вздыхает. «Что это у меня такая привычка дурацкая вздыхать?» - думает она. Дед бы сразу издеваться начал, если бы услышал. Да и где теперь он? Вчера мама приезжала, даже папа появился. А дед пропал, будто не нужна ему внучка. Да и нужна ли она кому-нибудь?

Лерка вспомнила, как ругались вчера родители, решали, кто её воспитывать будет. Кидали друг другу словно мячик.

- Я её куда возьму? В общежитие? - кричала мама. - На голову себе посажу? А по больницам с ней кто мотаться будет? На какие шиши? Работу бросить?

- У тебя отец богатый, - бормотал папа. - Знаю я. Ни копейки не тратит, только в погребе складывает. На похороны. Такими темпами его как фараона похоронят, в золотом гробу.

- Деньги чужие он считает! - продолжала мама. - Сам ни рубля ребёнку не дал, мороженого лишний раз не купил. У тебя времени много, вот и забирай её себе.

А потом случайно, почти невзначай узнала Лерка, что оказывается есть у неё сестра, которой она никогда не видела и ещё брат «на подходе». Именно из-за них, а ещё из-за двушки в хрущёвки не может она жить у папы.

- У меня семья, - твердил он. - Новая жизнь.

Так ни до чего и не договорились. Решили только, что в понедельник Алла Петровна Лерку обратно к деду отвезёт.

Лежит Лерка, про жизнь думает. Ничего не хочет. Слышно как в ванной вода плещется. А так тишина. Девочка поднялась, оделась потихоньку, отыскала тетрадку и нацарапала крупными буквами: «Я ушла». Глупо. Как будто и так непонятно.

Позвала Лерка Грея, взялась за его ошейники выскользнула из квартиры. Бегом преодолела несколько этажей, выскочила на улицу. И сразу наткнулась на деда. Тот стоял у подъезда, щурясь от яркого солнца.

- Ты чего тут делаешь? - пробурчала Лерка.

- За тобой приехал.

- Ну, конечно! Врёшь!

- Чего мне врать-то? Сказал за тобой — значит за тобой.

- Ага, а вчера где был?

- Дела у меня были.

- Водку пил? - выпалила Лерка и сама испугалась сказанного, голову опустила.

Дед только захохотал, потрепал за ухо:

- С доктором разговаривал. Лечится поедем.

- Куда? - спросила Лерка.

- В область, а не поможет, в Москву.

- А деньги откуда?

- Скопил немножко.

- На похороны?

- На похороны.

- А ты как же.

- Ничего. Как-нибудь похоронят. Не оставят на земле лежать.

Лерка заплакала:

- А вдруг меня не вылечат?

- Вылечат!

- Не вылечат!

-Тогда слепой останешься! - захохотал дед, и увидев изменившееся лицо внучки, добавил: