— Спасибо на добром слове.
— Ладно. Так и быть, Журавлеву можешь раскручивать. — Прокурор помолчал, собираясь с силами, и брови его сами собою грозно сошлись на переносице. — А вот чтоб с этими разговаривать, — он помахал перед носом Клавдии злополучной тетрадью с телефонами, — даже и думать забудь!
Самохин уткнулся взглядом в бумаги, будто Клавдии больше не существовало в природе.
Дежкина поглядела на него грустно, вздохнула и покинула кабинет, тихонько прикрыв за собой дверь.
13.02–13.33
Спустя два часа знакомая продуктовая сумка Дежкиной мелькнула у подъезда высотного, стоящего чуть в глубине двора дома.
Окажись при этом Всеволод Константинович Самохин, он остался бы крайне недоволен, — уж кому, если не ему, знать, что в этой скромной на вид многоэтажке обитали высокопоставленные чины.
Задрав голову вверх, Клавдия оглядела аккуратные балкончики, выкрашенные белой краской, успевшей чуть потускнеть от сырости и городских выхлопных газов. Ничем не примечательные балкончики, если не считать, что на каждом втором была выставлена круглая, направленная в небо тарелка спутниковой антенны.
У входа ее уже встречал человек с непроницаемым лицом.
— Я из горпрокуратуры. Следователь Дежкина, — не дожидаясь вопросов, представилась Клавдия и для пущей убедительности продемонстрировала удостоверение.
Человек недоверчиво заглянул в книжицу и вновь поднял на Клавдию прозрачные рыбьи глаза.
— Мне бы хотелось переговорить с… — она помедлила, выбирая фамилию из списка, — ну, скажем, с Ольгой Викторовной Бубновой. Из четырнадцатой квартиры.
— Договоренность имеется?
— Нет.
— Ольга Викторовна никого не принимает без предуведомительного звонка.
Клавдия поглядела на охранника с невольным уважением. Ишь, как вышивает: без предуведомительного звонка.
— Красиво излагаете, — вырвалось у нее.
— Не понял, — воздел бровь охранник.
«Никто меня сегодня не понимает», — сокрушенно подумала Клавдия, а вслух произнесла:
— Может быть, Павлихина из седьмой захочет со мной побеседовать?
— В данный момент нет дома, — был ответ.
Дежкина вздохнула.
— Хорошо. А Иванес из двадцатой квартиры дома? А Земченко Алла Емельяновна из семнадцатой? Или у них сегодня тоже неприемный день?..
— Извините, я пропустить вас не смогу. Служба. Договоритесь сначала, тогда — другое дело!.. Кстати, а вот и Олег Николаевич, с ним и разговаривайте, — буркнул охранник, а на вопросительный взгляд Клавдии прибавил: — Олег Николаевич — муж Натальи Иванес из двадцатой квартиры… сами же спрашивали!..
Дежкина увидела, как отворились двери лифта, из кабины вышел высокий молодцеватый мужчина, — совсем еще молодой мужчина, не старше тридцати пяти. Его темные густые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Он двигался походкой человека, хорошо знающего себе цену, как и то, что цена эта весьма высока.
Охранник поспешно отворил перед ним стеклянную дверь подъезда.
— Здравствуй, Сергей, — приветливо произнес Олег Николаевич, и на губах его возникла широкая улыбка, впрочем тут же слетевшая, как только он отвернулся.
Широким, решительным шагом он прошел мимо Клавдии.
— Олег Николаевич… минуточку! — окликнула Дежкина.
Он дернулся, словно от испуга, но тут же оправился, и улыбка вновь выскочила на губах.
Ни дать ни взять, классический высокопоставленный чиновник, смертельно боящийся непредвиденных ситуаций, даже если вся непредвиденность — в оклике случайного прохожего.
— Я из прокуратуры, следователь Дежкина, — поспешно представилась Клавдия.
— О! — сказал Олег Николаевич, округлив губы. — Мною заинтересовались органы?..
— Не вами, — но ваша помощь мне все-таки нужна…
Он посмотрел на часы, а потом поднял на собеседницу взгляд, исполненный искреннего сожаления:
— Извините, тороплюсь. Давайте условимся так: среда и пятница, с пятнадцати до восемнадцати, в мои приемные часы, — милости прошу. Но не теперь.
— Олег Николаевич, а у меня нет к вам вопросов…
— Вот как?..
— Но есть вопросы к вашей супруге.
— Что-что? — удивился он. — В каком смысле?
— Я знаю, что Наталью Иосифовну обслуживает сотрудница салона красоты «Шик» Журавлева…
— Ну? Разве в этом есть криминал?
— Разумеется, нет, — улыбнулась Клавдия, краем глаза увидев, как из-за угла дома вырулил и стал приближаться черно-лаковый «мерседес». — Однако дело в том, что Журавлева пропала… просто-таки бесследно растворилась, и я пытаюсь ее найти. Возможно, я смогу получить у вашей супруги нужную информацию…
Машина, едва слышно прошелестев, остановилась перед ними. Олег Николаевич взялся за дверную ручку.
— Не понимаю, — произнес он, и Клавдия усмехнулась: уже третий мужчина за сегодняшний день говорит, что не понимает ее. — Неужели вы думаете, что у моей жены могут быть какие-то отношения с парикмахершей. Да они едва знакомы!..
— И все-таки женщины иногда способны поделиться друг с дружкой кое-какими секретами…
— Невозможно, — отрезал Олег Николаевич. — Наталья сейчас отдыхает. Да и вообще… Я не вижу никакого смысла в этом допросе…
— Это не допрос! — возразила Клавдия.
— Послушайте, да я сам больше общался с вашей Журавлевой, чем Наталья. Я даже успокаивал ее однажды, когда Наталья была… ну, немножко не в духе… знаете, маленькие женские слабости, и накричала на парикмахершу ни за что ни про что…
— В таком случае, может быть, вы согласитесь поговорить со мной? — предложила Дежкина.
— Я же сказал: тороплюсь по делам. О Боже! — воскликнул Олег Николаевич, вновь поглядев на часы. — Я уже опоздал из-за вас!.. Давайте в пятницу.
— Мне нужно срочно…
— Ладно, черт с вами. Садитесь в машину. По пути поговорим.
Он был не слишком-то вежлив. Но Клавдия сделала вид, что пропустила все мимо ушей. Она прижала к груди свою продуктовую сумку и плюхнулась на заднее сиденье «мерседеса».
— Тяжела ты, шапка супрефекта!.. — пожаловался Олег Николаевич, покуда машина, набирая ход, выруливала со двора. — Ни днем, ни ночью покоя нет. И ведь, заметьте, никто спасибо не говорит, а все норовят укусить побольнее…
— Я не кусаюсь, — сообщила Клавдия.
— Рассказывайте, — усмехнулся Олег Николаевич. — Сами-то уже небось осуждаете: езжу на «мерседесе», у жены — приходящая парикмахерша…
— С чего вы взяли? Я бы тоже хотела «мерседес» иметь. И от дорогой парикмахерши бы не отказалась. Были бы деньги.
— Да, — вздохнул супрефект, — презренный металл, но без него — ни шагу.
Машина уже мчалась по оживленной городской магистрали как птица, и Клавдия, глянув в окно, подумала, что надо поторопиться с вопросами, не то путешествие подойдет к концу, а она так ничего и не узнает.
— Насчет Журавлевой, — напомнила она, подавшись вперед, — вы обещали рассказать…
— А что вас интересует? — рассеянно откликнулся собеседник.
— Все. Если вы, как говорите, с ней общались, она могла сообщить вам что-то интересное…
— Хм, — усмехнулся Олег Николаевич, — скажите, а вы когда-нибудь встречались с парикмахершами? Вы разговаривали с ними?.. — Он обернулся и одарил Клавдию лукавым взглядом. — Этих фифочек ничего, кроме французской парфюмерии и дорогих шмоток, не интересует.
— Плохо вы знаете парикмахерш, — заступилась Дежкина.
— Может быть. Но эта… как ее? Журавлева, да? — она как раз и есть чистопородная дура с зычным голосом и манерами полуинтеллигентки в первом колене. Все, чему ее жизнь научила, — держать кофейную чашечку, отставив пальчик, и не стряхивать сигаретный пепел на ковер.
— А вы злой!..
— Я? Что вы! Просто я смотрю на людей без розовых очков. Вот про вас бы я подобное никогда в жизни не сказал.
— Неужели?..
— Зря смеетесь. Хотите, назову ваш возраст, семейное положение, количество домочадцев… Хотите?
— Нет, — сказала Клавдия. В этот момент она вдруг подумала, что он не шутит. Он все это знает.