«Сегодня обязательно придёт. Сегодня вторник. Наверняка».

Петрович торопливо, но внимательно перебирал содержимое уже второго большого мусорного бака, стоявшего на заднем дворе одного из городских ресторанов. Сюда он приходил, как на работу, два через два. Именно по такому графику дежурил молодой охранник в камуфляже, один из не многих, кто видел людей в опустившихся, грязных и пьяных бездомных, и поэтому пропускал их по утрам, до появления начальства, на вверенную ему территорию. Сегодня Петрович был один, без коллег по вокзально-подвальному сообществу. Наверно поэтому улов оказался неплохим: в сумке уже лежали несколько скелетов какой-то рыбы на уху и кусок сырого, слегка слизкого мяса, видовую принадлежность которого определить мог, пожалуй, только эксперт. Но если вымочить его несколько часов в слабом растворе марганцовки, а потом пожарить на костре с той пожухлой зеленью из лука, петрушки, кинзы и ещё чего-то, которую он откопал тут же, в контейнере, то получится очень даже неплохо. Прикидывая в уме, на сколько дней ему хватит этого пайка, Петрович поднял из глубины контейнера ещё и полиэтиленовую «маечку» с несколькими картофелинами. Выглядели они вполне пригодными, только слегка проросшими. Ужин обещал быть королевским. Ещё и на пару дней останется. И полкоробки вина, что спрятаны под матрасом, смогут чудесно его дополнить.

Хотя - нет! Сегодня никакого вина. Она не любит, когда от него пахнет спиртным, расстраивается, и иногда даже плачет. А ещё не любит, когда он не бритый, смотрит на него печально и с укором. Но никогда не ругает. Молчит. Хотя раньше бывало, и ссорились, и повышали голос друг на друга.

С громким хлопаньем крыльями и противным карканьем на дальний от него контейнер уселась ворона. Петрович ненавидел этих птиц. Было за что. А они как будто чувствовали ненависть человека, и никогда не опускались поблизости от него. Парили, кружили над головой, ожидая своей очереди, но не подлетали. А вот эта рискнула. Зря. Прицельный бросок картошкой, конечно, не достиг желаемой цели, но крыло слегка зацепил, и эта тварь свалила с глаз с пронзительным криком.

Так о чём это он? Петрович вернулся к своим мыслям. Раньше. А как оно было раньше?

Петрович прикрыл глаза. Он очень хорошо помнил её счастливой. Такой, как в тот последний вечер, когда ещё не было никаких диагнозов и операций. Как до того момента, когда за их совместно приготовленным ужином в распахнутое окно кухни, влетела эта серо-чёрная тварь. Возможно, её привлекло его любимое песочное печенье, такое круглое, с вареньем в серединке. Но почему к ним? К ней? Петрович тогда как мог, успокаивал жену. Но она поменялась в лице и сказала, что это к неприятностям. Проклятая ворона их точно накаркала. На следующий день пришли результаты обследования. Диагноз поверг в шок, и время понеслось: от повторных обследований до госпитализаций, от районной поликлиники до консультаций в Республиканском НПЦ.

-Эй, мужик, тебе чё, плохо? – звонкий голос пробился сквозь толщу воспоминаний.

-А? Что? Нет, нормально. Я так. Задумался. – Его голос звучал хрипло от только что вновь пережитых эмоций.

-Тогда давай по быстрому, мне неприятности не нужны.

-Конечно, конечно. Сейчас уже.

«Да. Сегодня только ужин. Пора. Парня не подставить».

Закинув на плечо наполненный, видавший виды джинсовый рюкзачок, отсалютовав охраннику, Петрович медленно поковылял по тротуару в сторону своего подвала. Октябрь уже давал знать о приближении настоящих холодов ночными заморозками, учащающимися дождями и ноющими суставами, не долеченными ещё с прошлой зимы. Но погода не пугала. Петрович оборудовал себе тёплую ночлежку в подвале одного из домов в спальном районе, аккурат около горячих труб отопления, и запасся несколькими пачками просроченного ортофена и тюбиком финалгона с аналогичным сроком годности, найденными на городской свалке.

Курить хотелось страшно. Внимательно обшаривая взглядом полосу дороги вдоль бордюра в поисках завалявшихся бычков, Петрович боковым зрением неожиданно заметил какой-то яркий движущийся предмет, который оказался средним по размеру разноцветным резиновым мячиком. Весело соскочив с тротуара, тот резво покатил поперёк проезжей части. А следом за ним, готовая рвануть под колёса, с рёвом неслась маленькая девочка. Когда её ножка уже была занесена над бордюром, Петрович как очнулся и успел схватить малявку за ворот курточки:

-Стой! Стой здесь! Я сам.

Догнал мяч он уже практически на середине дороги. Развернувшись, успел только сделать несколько шагов в направлении тротуара, как услышал визг тормозов, а затем резкий удар в плечо отбросил его куда-то в сторону. Пришёл в себя Петрович от криков вокруг. Кричали все, и не понятно, кто на кого. То ли мама на девочку, то ли мужик на него, а может быть на мать ребёнка, то ли прохожие и случайные свидетели на всех сразу, и на него в том числе. Понять было невозможно.

-Всё!! Заткнитесь!! Стоп!!! – вдруг рявкнул мужик, который оказался водителем сбившей его машины. Он подкрепил свой вопль энергичным жестом, рубанув ладонью по капоту своей дорогой иномарки. – Мамаша, забирайте ребёнка, и дуйте отсюда. Вы все, - его выразительный взгляд обвёл свидетелей и случайных зевак – свободны!!! Без вас разберёмся! Так, ты! – он нагнулся к лежащему на дороге Петровичу, - Как себя чувствуешь?

Брезгливо сморщившись, он, тем не менее, аккуратно приподнял одной рукой голову пострадавшему, а другой ловко уложил её на свой локоть и заглянул Петровичу в глаза.

-Где боли…?

Водитель не закончил вопрос. В его широко распахнувшихся глазах за секунду промелькнул целый калейдоскоп мыслей и эмоций: от удивления до радости.

-Радченко? Егор, ты?

Александр не мог поверить, что перед ним действительно он, Егорка Радченко, с которым они дружили с первого курса технологического, вместе поступали в аспирантуру и с разницей в три месяца защитили кандидатские по смежным темам. А ещё он, Сашка, был шафером на свадьбе Егора и Лены. А потом они все вместе работали над общим проектом. Только вот Лена…

-Сашка, - прервал его мысли хриплый выдох, перешедший в кашель.

-Я. Я это. Лежи. Сейчас. Тебе в больницу надо. Слышь, друг, прости, я же затормозить не успел, ты так резко, под колёса. Ты лежи, лежи. Я сейчас.

Отвернувшись и отчаянно жестикулируя, Александр на повышенных тонах общался по мобильнику со скорой. Егор сел и прислушался к себе. Тупо ныло плечо, и раскалывалась голова. Он поочерёдно пошевелил руками, ногами, сжал и разжал кулаки, попробовал нагнуться – всё работало и особого дискомфорта не вызывало. Он начал подниматься.

-Ты куда? А вдруг переломы, сотрясения? Сейчас скорая подъедет, - подскочил Сашка.

-Цел я, только голова болит.

-Вот видишь. Говорю, сотрясение возможно. Да стой ты! Давай, помогу.

Друг подхватил его под руку, и они двинулись к тротуару.

Разборки с ГАИ и скорой прошли быстро. Ехать в больницу Егор отказался категорически, хоть Александр и ругался, и клятвенно заверял, что оплатит все расходы. Но Егор железно стоял на своём. И врачи особо не настаивали. С брезгливыми минами вкатили укол, за пару Сашкиных купюр отсыпали каких-то таблеток пострадавшему с разъяснениями, что и как принимать, и со словами: «Если станет хуже - приходите в приёмный с паспортом» - отчалили, оставив друзей вдвоём на тротуаре шумного города.

-Ну, что, Егор, ко мне? Помоешься, переоденешься, все твои вещи у меня так и лежат. Как знал, что пригодятся, - начал Александр. – Поговорим. Расскажешь, как…

-…до такой жизни докатился? – усмехнулся друг. – Нет, Саша, не надо. Пусть остаётся всё, как есть. Я пошёл.

-Стой, - Александр ухватил друга за руку. – Так я тебя всё равно не отпущу. Ты же понимаешь, что нам поговорить нужно. Я искал тебя, никак не мог поверить, что ты после похорон вот так просто исчез. Ни деньги, ни вещи не взял. Прихожу домой – а там всё на местах, тебя нет и ключи на столе. В розыск подавал. Но им там всё до фонаря, только отписки слали. Знаешь, у меня ведь всё получилось. Я ведь, как и обещал, раскрутил наш проект. В Можайске основное производство. Заказчики в очередь выстраиваются, запись на полгода вперёд. Денег – валом! Там же и твоя доля, - торопливо говорил Саша, всё пытаясь поймать взгляд своего друга, и увидеть в нём хотя бы частичку былого интереса, лихой работы мысли и азарта, который зажигал и гнал вперёд всю их троицу. Егор молчал.