Рука имама дрожала, когда он касался ею щеки Джеханы.

- Аллах всеведущ и милосерден, дочь моя. Позволь мне проводить тебя в твой дом и облегчить терзания сердечные твоих родителей.

Джехана упала к его ногам.

- Благодарение Аллаху, – пробормотала она.

- Слава Аллаху! – откликнулись в унисон имам, полицейский и кади.

Спустя более чем десять лет Джехана рассказала эту историю своим дочерям. Но в те дни дети уже не слушали предупреждений взрослых, так что сыновья и дочери Джеханы все равно натворили много глупостей.

И, наконец, даже в узкий переулок, где притаилась Джехана, про­крался рассвет. Ей страшно хотелось спать, она проголодалась. Она встала и сделала несколько шагов. Все мышцы затекли, сердце колотилось так, что в ушах отдавало. Чтобы не упасть, Джехана оперлась рукой на стену переулка. Медленно подобравшись к выходу из него, она высунула голову за угол и осмотрелась.

Никого.

Ни слева, ни справа насильника видно не было.

Джехана для верности подождала, пока появятся первые прохожие, спешащие к делам нового дня. Потом снова спрятала кинжал в рукаве и выскользнула из переулка.

Надо было возвращаться домой, помогать матери готовить завтрак.

***

Джехане Фатиме Ашуфи было немногим больше сорока лет. Ее темные волосы были коротко подстрижены, глаза – обрамлены усталыми морщинками, красота – украдена годами бессонницы и неправильного питания. Одевалась она обычно в белый лабораторный халат с приколотой на груди картонкой, где были запечатлены ее имя и ученая степень: фрейлейн профессор доктор Ашуфи.

Жила она теперь не в Геттингене, а в Берлине, и понимала, что война проиграна. Она все еще сотрудничала с Гейзенбергом. Он как мог защищал ее, пока их ученые степени и достижения не стали самодостаточной защитой. Нацистские бонзы нехотя признали ее «почетной арийкой», как поступали с еврейскими физиками и ма­тематиками, в чьих талантах нуждались. Джехана не осталась бы в Германии, если бы не давняя привязанность к Гейзенбергу; впрочем, война ее мало занимала. Немцы не были ее народом. Как и британцы, как и французы, как и русские, как и американцы. Интересовали ее только работа, совершенствование физических теорий, неутолимая жажда открытий.

И потому Джехана обрадовалась, когда немецкий атомный проект убрали из сферы ответственности вермахта и передали исследо­вательскому совету при рейхсканцелярии. Прежде всего следовало созвать научную конференцию в Институте физики имени кайзера Вильгельма в Берлине. Режим секретности был предельный, перечень тем докладов разглашать не разрешалось, чтобы иностранные разведчики не сделали далеко идущих выводов, увидев в программе конференции такие термины, как «сечение реакций деления ядра» или «изотопное обогащение».

Одновременно исследовательскому совету поручили созвать и провести вторую конференцию, на которой нацистским чиновникам высшего звена популярно объяснили бы, в чем польза работы физиков для Вечного Рейха. Сотрудники Института кайзера Вильгельма должны были простым языком изложить ключевые результаты своих исследований и уведомить военных и политических лидеров, как продвигается работа над созданием ядерного оружия. Лишь после этой презентации для умственно отсталых физики наконец смогут собраться вместе и обсудить те же самые проблемы на привычном техническом языке.

Гейзенбергу идея понравилась. Шел 1942 год. Финансовую и политическую поддержку становилось выбивать все тяжелее. Армия оттягивала почти все доступные ресурсы в ракетную программу, поскольку эксперименты ядерщиков не давали очевидного результата. Гейзенберг был теоретиком, а не инженером, и не умел им объяснить, что процесс обогащения урана для ядерной бомбы с необходимостью будет неспешен и дотошен. Теория этого процесса только развивалась. Каждый следующий этап надлежало досконально протестировать, а эксперименты поглощали кучу времени и денег. Рейху же требовались только положительные результаты.

Как-то вечером Джехана задержалась в административном здании исследовательского совета – напечатать свои предложения по совершенствованию техники изотопной сегрегации. На столе она заметила две стопки бумаг. Перелистав их, Джехана поняла, что в одной содержатся краткие сводки, приготовленные физиками для рейхсминистров, не отличавшихся особыми познаниями в точных науках. Эти бумаги она убрала в портфель.

Вторая стопка содержала секретные тезисы собственно физической конференции.

Профессор д-р Шуман:

Профессор д-р Ган:

А вот и Гейзенберг.

Ну и так далее. Для каждого участника конференции был при­готовлен свой экземпляр тезисов, и за него следовало расписаться при входе в зал.

Джехана задумалась и припомнила свое нищее детство, потом – прибытие в Европу, всех людей, кого тут узнала, все события, в которых приняла участие. Германия менялась, а Джехана безвылазно сидела в замке из слоновой кости научных абстракций: окружающий мир ее мало интересовал.

Потом она представила себе, что эта новая Германия может сделать, располагая атомной бомбой. И поняла, как поступить.

У нее ушло всего несколько минут, чтобы рассовать по заготов­ленным и подписанным конвертам, предназначенным для лидеров Третьего Рейха, полные технических деталей тезисы. Тем самым она гарантировала, что на конференцию никто из них не явится.

Джехана превосходно представляла себе, какое впечатление произведет научная тарабарщина на политиков и военных, а главное, какой будет их реакция – короткие вежливые отписки: я-де не смогу присутствовать на конференции из-за крайней занятости, меня-де в этот день, к великому сожалению, не будет в Берлине.

Как легко!

Правители Рейха не интересовались болтовней ученых. Все, что они желали знать, это насколько близка Германия к созданию атомной бомбы. Теперь шанс справиться с этой задачей вовремя, успеть спасти Рейх будет упущен безвозвратно, потому что в нескольких конвертах оказались неправильные письма.

***

Джехана очнулась и увидела, что ночь уже на исходе; вскоре не­босклон озарят первые лучи солнца. Вскоре она получит ответы на свои вопросы. Узнает, пройдет ли юноша стороной или потянется за ней в переулок. Узнает, изнасилует ли он ее или же она найдет в себе смелость защищаться. Узнает, будет ли признана виновной и казнена – или же ее оправдают. И, наконец, все это закончится – все, что ее так истомило. Она очень проголодалась, ей стоило немалых усилий не сорваться с места и не кинуться домой. Все же она продолжала бдение. Она всегда верила, что видения даровал ей Аллах. Если она пренебрежет предостережениями Всевышнего, Он может разгневаться.

Так – во имя Аллаха и ради собственной чести – она неохотно осталась смотреть, как умирает ночь. С прошлого вечера ее посетило больше видений, чем за какой бы то ни было день ее жизни. Некоторые были ей знакомы, некоторые – внове. В каком-то смысле она переживала свою собственную Ночь Предопределения[14] – наподобие той, какой сподобился Пророк, да благословит его Аллах и приветствует.

Джехане стало стыдно: как осмелилась она сравнивать себя с Посланником Господа?

Она пала на колени, обратила лицо к Мекке и взмолилась Аллаху. Она прочла одну из заключительных сур священного Корана, «Утро» – та показалась Джехане наиболее уместной.

Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Клянусь утром и ночью, когда она густеет! Не покинул тебя твой Господь и не воз­ненавидел. Ведь последнее для тебя-лучше, чем первое. Ведь даст тебе твой Господь, и ты будешь доволен. Разве не нашел Он тебя сиротой – и приютил?

И нашел тебя заблудшим – и направил на путь? И нашел тебя бедным и обогатил?

И вот сироту ты не притесняй, а просящего не отгоняй, а о милости твоего Господа возвещай.