Мне стало интересно, видел ли он хоть одно солнце за прошедшие четыре года.

Светящиеся надписи, которые так всех напугали, исчезли. Поразмыслив я, как потом выяснилось, пришел к тому же выводу, что и капитан-лейтенант Чантер: их просто никогда не было на его коже. Они проецировались на нее с оболочки пузыря. Может, это и правда был Безликий эквивалент «В случае потери вернуть…»

Когда это только пришло мне в голову, то показалось смешным, но сейчас я так не считал. Что если Безликие в самом деле его ищут? Черт, на Третий Безликие никогда не нападали, но тому, что после Третьего сразу шел Шестой, имелась веская причина. Четвертый и Пятый мы потеряли много лет назад. Погибли в общей сложности тысяча триста человек, и у них не было и шанса. Конечно, наши технологии вооружения с тех пор изменились, но, наверное, у Безликих тоже.

Поэтому я смотрел на Камерона Раштона, на то, как он спит, и задавался вопросом, почему Безликие оставили его в живых и не хотят ли вернуть его. Может, его появление спустя столько лет вовсе и не было чудом. Может, он предвестник конца.

Он все время спал. Иногда открывал зеленые глаза, и они расширялись от страха, словно он не знал, где находится. А потом он находил мое лицо, и вопящий монитор успокаивался, а Камерон Раштон засыпал снова. А я в это время читал вслух медицинские журналы, иногда пропуская длинные слова, которые не мог выговорить — просто чтобы Камерон Раштон слышал голос кого-то с β-14.

Я никогда не хватал звезд с неба в школе. Линда, моя мачеха, называла меня тупым как пробка, но, сами понимаете, не ей судить. К тому же, наверное, самым тупым из нас всех был отец, раз уж ему пришла в голову бредовая мысль, что мальчику нужна мать, и еще более бредовая — что Линда подходит на эту роль.

Она бросила нас два года спустя, оставив кучу своих долгов и ребенка. Впрочем, я не настолько глуп, чтобы скучать по ней. Хотя мне не хватало отца и Люси. Не хватало сильнее солнца. Я родился и вырос в β-14, в городке Копа, который когда-то был просто лагерем беженцев, пока люди не устали от кочевой жизни и не решили пустить корни в здешней грязи. Было это почти шестьдесят лет назад, когда Безликие впервые напали на Землю. Миллионы людей погибли, и миллионы родились. Лагеря вроде Копы возникали по всей планете. И хоть теперь они и перестали быть временным явлением, их все еще называли лагерями. Жители крупных городов не желали, чтобы их заполонили беженцы.

Камерон Раштон был достаточно известен, так что я знал, что он совсем из других мест. Он был с юго-востока β-14 — оттуда, где асфальтовые дороги, университеты, города, пляжи и тысячи магазинов, чтобы тратить деньги, которые, казалось, там водились у каждого. Я видел фотографии.

У меня не было ничего общего с этим парнем, совсем. Я родился в нищем фабричном городке, провонявшем дымом, где земля была красной как боксит. Он — в большом городе. Ему, наверное, никогда не приходилось вставать в пять утра, чтобы приготовить отцу завтрак перед работой. Не приходилось попрошайничать. Или слушать вопли аварийной сирены и думать, не значит ли это, что отец не вернется со смены.

Не то что бы я ему завидовал. Черт, нет. Что бы ни случилось с Камероном Раштоном в открытом космосе, я никому не пожелал бы такого.

Я читал про хирургическую обработку ран, когда он проснулся. Последние несколько часов спал он плохо, и у меня от чтения вслух уже сел голос. Я как раз добрался до отрывка, где говорилось, что, чтобы избавиться от омертвевшей плоти, можно использовать личинок.

— Миллионы лет эволюции, и мы снова вернулись к гребаным личинкам, — пожаловался я. — Вот же кошмар!

Камерон Раштон потянулся и вздохнул. Его глаза приоткрылись.

— Крис?

Выронив журнал, я вскочил с кресла с такой скоростью, что ощутимо хрустнула спина. Я склонился над койкой. Камерон Раштон не спал, он был в полном сознании, и в его глазах застыло такое выражение, словно он видит меня впервые. И при этом до такой степени разочарован увиденным, что, если бы у меня не перехватило дыхание, я бы извинился.

— Привет, — наконец выдавил я. — Я Гаррет, помнишь?

Похоже, нет. Зеленые глаза потемнели. Нахмурившись, он провел языком по пересохшим губам.

— Где я?

— На Защитнике-3.

Если бы он умирал или мучился от боли, я бы снова взял его за руку. Но он просто лежал, пытаясь сообразить, где он, и я его не знал. Я знал его лицо, знал его историю, но его самого не знал. А он так уж точно не знал меня — и что толку от знакомого акцента.

— Что-то не так. — На его лицо набежала тень. Он сжал губы, так что они побелели.

— Сейчас все хорошо, — возразил я. Мне впервые пришло в голову, что я понятия не имею, как к нему обращаться. Лейтенант? Было странно — вспомнить, что он все еще офицер, значит, все еще выше меня по званию.

Он заморгал и вздохнул.

— Хорошо.

— Хорошо.

Я нагнулся и поднял журнал.

Раштон снова закрыл глаза.

— Безликие идут.

Меня охватил озноб.

Вот это уж точно кошмар.

* * *

В карантинную палату набилась целая толпа офицеров в защитных костюмах. Я держался сзади, ожидая, что в любой момент меня выставят за дверь. Ну, или хотя бы запрут в другой палате. Вряд ли меня выпустили бы из медблока, пока оставался хоть малейший шанс, что я переносчик заразы. Но никто не обращал на меня ни малейшего внимания, с тех пор как Камерон Раштон заговорил.

Он говорил тихо, без интонаций, как будто зазубрил слова наизусть. Он даже не мог смотреть коммандеру Леонски в глаза.

— У военного регента Кай-Рена сообщение для начальника станции. Он направляется сюда.

Безликий. Он говорил о каком-то Безликом, будто у того было имя — имя и звание или титул. И гребаная миссия. Я почувствовал, как кровь отливает от лица, когда до меня дошло: Безликие идут. Нам всем конец.

Причина, почему я не годился в офицеры, сразу стала очевидна. Коммандер Леонски даже не дрогнул, когда Камерон Раштон закончил. Он лишь сложил руки на груди и посмотрел на того сверху вниз.

— И откуда же военному регенту известно, где нас искать? — спросил он.

— Надо было уничтожить капсулу. — Кажется, это сказал капитан-лейтенант Чантер, но за оранжевыми костюмами было трудно разобрать.

— Теперь уже слишком поздно! — отмахнулся кто-то другой.

— Он не отслеживает капсулу, — возразил Камерон Раштон. — Он знает, где я. Это он меня послал.

Это на минуту заставило всех заткнуться.

Камерон Раштон потеребил одеяло, зажатое в длинных тонких пальцах. Его сердце забилось чаще, и монитор запищал быстрее.

— Военный регент Кай-Рен послал меня как своего представителя.

Голос коммандера Леонски оставался ровным:

— И как вы общаетесь с этим Безликим, лейтенант Раштон?

Камерон Раштон покраснел, и монитор громко пискнул.

— Я знаю их язык, — с запинкой сказал он наконец. — Он меня научил.

Мне стало его жаль. Все в комнате смотрели на него как на предателя. Черт, да может, так и есть. Откуда мне знать?

Коммандер Леонски ничего не сказал. Наверное, тут нечего было говорить. Его рука в защитной перчатке сжалась в кулак, разжалась и сжалась снова, словно он не знал, что с ней делать.

Страх холодом сковал все внутри. Я вспомнил фигуры, затянутые в черную броню, высокие и отталкивающие. И подумал, каково было Камерону Раштону. Жуткие твари из кошмаров — какие у них лица? «Когти и клыки, — уверенно подумал я. — Когти и клыки, боль и ужас».

Офицеры насели на Камерона Раштона, а коммандер Леонски не стал их останавливать. Они закидывали его вопросами — быстрыми, хлесткими, жалящими — и ему было некуда деваться. Я даже не мог понять, кто из оранжевых костюмов выплевывал слова. Они стояли ко мне спинами и выглядели абсолютно одинаково, а их голоса, напряженные от гнева, а может, страха, звучали так же одинаково.

— Что вы рассказали Безликим? О нашей системе обороны?

— Ничего, — ответил он сквозь громкий писк монитора. — Я не рассказывал…