Меня остановил голос Иннокентия Иннокентьевича:

— Ты так и не поверил, что мы уезжаем?

— Поверил,- ответил я нерешительно.

— Да, брат, едем в Африку людей лечить. Там еще разными тяжелыми болезнями болеют: оспой и холерой.- Иннокентий Иннокентьевич посмотрел на Нину.- Ну-ка, Нинок, оставь меня с Борисом. У нас серьезный разговор… Понимаешь,- сказал Иннокентий Иннокентьевич,- я на тебя по-настоящему надеюсь.- Он снял очки и стал их протирать. Без очков у него было смешное и беспомощное лицо.- Нина девочка несамостоятельная, а бабушка у нас старая. И вот мы с Людмилой Захаровной просим тебя присмотреть за Ниной. Я на тебя по-настоящему надеюсь.

— Вы не беспокойтесь,- оказал я.- Что с ней может случиться? Я за ней присмотрю.

— Нет, ты твердо ответь, как мужчина мужчине. Можно на тебя положиться? Ведь мы уезжаем не на дачу, а в Африку.

Я хотел дать ему клятву. Он определенно мне нравился, он стал для меня как товарищ. Я даже ему очки уже простил и то, что он любил читать стихи. В общем, он был хороший человек, и мне почему-то не хотелось его обманывать. Вспомнил, как я подвел папу, и тут точно кто-то наступил мне на язык.

— Ну, что же ты, не хочешь? Или, может быть, считаешь, что с девочкой нельзя дружить?

— Ничего я не считаю, но обещать не могу. Буду стараться изо всех сил, а твердо обещать не могу. Всякие могут быть неожиданности.

— А я на тебя, признаться, надеялся.

— Не могу обещать,- упрямо ответил я.

И тут у меня мелькнула мысль, что только поэтому Иннокентий Иннокентьевич зазвал меня в гости и подарил часть своей коллекции.

Я посмотрел ему прямо в лицо, чтобы проверить свою догадку, но разве что-нибудь рассмотришь за этими толстыми стеклами очков. Он стоял передо мной высокий, худой и тер подбородок.

Я полез в карман и вытащил драгоценные эмблемы.

— Возьмите,- сказал я.- А то подумаете, что я неблагодарный. Эмблемы взял, а просьбу вашу не могу выполнить.

— Да ты просто дурак,- сказал Иннокентий Иннокентьевич.- Надутый, глупый человек. Я еще никого в жизни не задабривал. Сейчас же спрячь эмблемы, или я с тобой больше никогда в жизни не поздороваюсь.

Я выскочил на лестницу и побежал вниз.

— Боря, Боря,- крикнул Иннокентий Иннокентьевич,- вернись!

Я молчал. И вся лестница молчала. Только мое имя глухо разносилось по лестнице и стучалось о холодные камни.

— Что случилось? — спросила Нина.

— Боря почему-то обиделся и убежал,- ответил Иннокентий Иннокентьевич.- Нехорошо.

— Он сегодня странный,- сказала Нина.- На меня накричал, мама ему наша не понравилась…

Наверху хлопнула дверь, и голоса пропали.

В первый зимний день у меня наконец возникла новая блестящая идея: отвезти всех ребят на стадион, чтобы они поступили в кружок юных фигуристов.

Дело в том, что последнее время у меня вообще не было никаких идей. Неудача с маминым днем рождения сильно подействовала на меня. А тут пришло от папы письмо. В нем была всего одна строчка: «Куда истратил деньги?»

Значит, папа не поверил, что я проел их на мороженое. И я ему все честно написал: и про пирожок Гене Симагину, и про кино, и про Иннокентия Иннокентьевича и Нину.

В письме легче все объяснить. А то когда так рассказываешь, получается, что ты оправдываешься и выкручиваешься.

Написал письмо — настроение сразу улучшилось. А тут под ногами первый снег похрустывает, вот и родилась идея о фигуристах.

Договорились собраться возле школы. Все ребята пришли, не было только Нины, Зины и Гены Симагина.

Потом появилась Нина и сказала:

— Зина отказалась идти. Ее мама заявила, что у нее завтра важная тренировка в бассейне, и ей не до октябрятских мероприятий.

— Так,- сказал я.- А где Генка?

— А Генка помогает маме убирать снег,- ответила Нина.- У них много работы.

Она мне это сказала с какой-то обидой. Точно я виноват в том, что Зина стала задаваться и метит чуть ли не в чемпионки по плаванию, а Генка должен работать.

— Ну, пошли,- сказал я.- А то опоздаем.

Все тронулись, но я чувствовал, что у малышей не было настроения. Они не возились и не шумели.

— Вот что,- сказал я.- Зайдем все же за Генкой. Может быть, он пойдет с нами.

Развернулись и пошли к Генке.

Еще издали я увидел его. Он сгребал снег лопатой, а его мать скребком чистила тротуар.

— Здравствуйте,- сказал я.

Ребята столпились вокруг меня. Генина мать посмотрела на нас. Она была в короткой тужурке и в пуховом платке. От работы ей, видно, было жарко.

— Приветик,- сказал Генка; он приподнял шапку, и от головы у него повалил пар.

— Ну-ка надень шапку, постреленок,-строго сказала ему мать,- а то застудишься!

Генка напялил шапку.

— Вот ему и физкультура. Он теперь этой физкультурой будет заниматься всю зиму,- сказала Генкина мать.- И полезно, и матери подмога. Так что вы, ребятишки, идите по своим делам.

— Что вы! — сказал я.- Разве мы пришли Гену сманивать? Мы пришли вам помогать.

— Тетя Маруся,- крикнул Костиков,- мы сейчас все переделаем! Это нам пустяк!

— Вот это уже ни к чему,- ответила тетя Маруся.- Мы и сами справимся.

А Генка не стал возражать, он-то отлично понял нашу хитрость. Нам важно было, чтобы Генка побыстрее освободился и мы отправились на каток.

Генка куда-то сбегал и принес две лопаты и три скребка.

Что тут началось! Каждый выхватывал у него эти лопаты и скребки. Пришлось установить очередь.

Первыми принялись за работу мальчишки. Они скребли тротуар отчаянно. Но работа была не такой уж легкой. Неизвестно откуда под снегом образовался крепкий ледок, и скребки его не брали.

Тетя Маруся принесла лом и стала колоть этот ледок.

Потом лом у нее взял я. Тяжелый он был до чертиков, но я не показывал виду. Колол себе, и все, а про себя ругал наших конструкторов: «Это в наше-то время, когда запускают спутники и космические корабли, приходится вот так колоть лед ломом. Конечно, может быть, этот лом и историческая ценность. Я уверен, что такие ломы уже не выпускают лет сто. Но все равно он никому не нужен».

Когда работа подходила к концу, вдруг из ворот выплыли Зина и ее мама.

Разоделись в пух и прах. Зина в новом голубом пальто и в берете. Волосы коротко подстрижены. Она первая в классе остригла косы. Они, видите ли, мешали ей плавать. А сама Босина напялила на голову ярко-красную модную папаху.

Лично я не против нарядов. Мне даже нравится, когда люди красиво одеты. Но здесь все это как-то было не к месту.

Ребята, как по команде, повернулись в Зинину сторону.

— А, это вы, молодой человек.- Босина оглянулась на ребят и сказала: — Знаете, ваша идея на этот раз не так удачна. Вы просто неоригинальный чудак — работать дворниками. В атомный век.

Она назвала меня чудаком, словно дураком обругала. Но я-то был доволен, что попал в «отряд» чудаков. А она, видно, думала, что обидела меня.

— Мы помогаем Гениной маме,- сказала Нина.

— А ваш директор школы об этом знает? — спросила Босина.

— При чем тут директор? — сказал я.

— А при том, что это эксплуатация детского труда.- Она посмотрела на тетю Марусю.- Да, да. Идем, Зиночка.

И они удалились. А меня даже в жар бросило от ее слов. Боялся поднять глаза на тетю Марусю.

— Ну, хватит, ребята,- сказала тетя Маруся.- Спасибо за помощь. Бегите по своим делам.

Мы прибежали на каток мокрые как мыши. В раздевалке катка уже никого не было. Только какая-то тетя, видно уборщица, разговаривала с маленьким, сухопарым мужчиной. Мы влетели всей оравой, и они сразу замолчали и уставились на нас.

— Это что еще за безобразие! — зашумела женщина.-

С этими детьми нет сладу. Вы что, не знаете? Занятия кружка закончились. Давай, давай по домам! — Она кричала, размахивала руками и вытесняла нас понемногу из комнаты.