— Безусловно! — охотно согласился Юлий Борисович.

— Вот тогда вы явитесь к нему, и он научит вас, как быть и что делать. Он человек очень умный, — осторожный, как олень, и хитрый, как лиса… живет себе на свете безобидный, набожный еврей, соблюдает все положенные верой обряды, не ест трефного, посещает синагогу, ухитряется помогать бедным из своей скудной пенсии Если вы ему понравитесь и будете следовать его советам, дела у вас пойдут как по маслу.

— Я с удовольствием познакомлюсь с таким умным человеком! — ответил Юлий Борисович, думая про себя, что такое знакомство ни к чему не обязывает, а пользу может принести большую.

— Тогда слушайте и запоминайте. Записывать не надо. В дачной местности Красково, под Москвой, — это по Казанской дороге, — на Красноармейской улице, в доме семнадцать живет Казарновский Соломон Моисеевич. Он известен больше по кличке Борода… Адрес повторить или запомнили?

— Запомнил.

— Если надумаете и придете к нему, передайте от меня привет и скажите, что это я посоветовал вам побывать у него. О чем бы он вас ни спросил, говорите всю правду. Борода проницателен, — заметив, что вы, дорогой, хитрите, не пожелает иметь с вами дела. Имейте в виду, деньги для него не играют большой роли.

— Зачем же тогда он занимается делами?

— Из спортивного интереса… Вы, дорогой, конечно, такое и не представляете себе. У него столько денег, что хватит до конца жизни не только ему, но и его детям, внукам и правнукам. Скажу больше — иногда он даже как бы тяготится своим богатством. Но остановиться не может…

— Странно! Очень странно…

— Ничего странного нет. Делать большие деньги — это своего рода наркотик. Вы — азартный игрок, вы затеяли интересную комбинацию и, словно полководец, наметили стратегию и тактику баталии, пустили в ход все свои способности: ум, хитрость, ловкость. Сражение началось — кто кого? Нервы ваши напряжены до предела: ведь ставка в этой игре — ваша свобода, а может быть и жизнь. Как вы думаете, что вас интересует при такой ситуации прежде всего? Ну конечно же исход сражения, а потом уже деньги. Все это, правда, относится к людям крупным, масштабным. У мелкого и комбинации бывают мелкие и горизонт узкий…

— Какие же нужно иметь нервы, чтобы пускаться в такого рода занятие!.. Нет, не каждому это дано!..

— Совершенно верно, не каждому! — согласился Шагов, и глаза его на миг блеснули азартным огнем. — Попробуйте, дорогой, перехитрить десятка полтора молодцов, специально поставленных, чтобы помешать вам жить и работать. Оттолкните локтями десятки других дельцов, готовых перехватить куш. Все это позади, вы вышли победителем в этой отчаянной игре! Теперь вы можете позволить себе отдых на лучших курортах или совершить путешествие в первом классе парохода, покупать красивые вещи и задаривать любовницу, если она у вас есть. Единственно, что требуется от вас, — это быть осмотрительным и не привлекать к своей персоне внимания блюстителей порядка.

— Вы так увлекательно описали все, что мне самому захотелось хоть завтра вступить в эту игру!

— Не спешите, дорогой! Вернувшись домой, сперва пропишитесь, обязательно устраивайтесь на работу, — одним словом, легализуйтесь. Потом уж решите, как вам быть…

В пятницу вечером в большом зале лагерного клуба происходила сессия выездного суда. Клуб был битком набит. Предстояло рассмотрение дел по досрочному освобождению большой группы заключенных, в том числе и Юлия Борисовича.

Когда секретарь суда назвал его фамилию, он вскочил с места и, смертельно побледнев, подошел к столу. Все обошлось благополучно. Вернувшись после короткого совещания, председатель суда огласил решение о его досрочном освобождении.

Утром Юлию Борисовичу выдали железнодорожный литер до Москвы и семьдесят четыре рубля шестьдесят копеек, заработанных за год.

Вот она, свобода! Поезд отходил со станции, находящейся в семи километрах от лагеря, только вечером, но Юлию Борисовичу не терпелось. Тепло попрощавшись с Шаговым, с маленьким чемоданчиком в руке он вышел на дорогу, ведущую к станции. Было хоть и прохладно, но солнечно. Приближалась осень.

Через каждые пятьдесят шагов Юлий Борисович останавливался и голосовал автомашинам, мчавшимся мимо него с бешеной скоростью. Он не чувствовал усталости. Наконец шофер большой грузовой автомашины затормозил и, высунувшись в боковое окошко, спросил:

— Вам куда?

— На станцию.

— Ясно. Садитесь.

Юлий Борисович забрался в кабину и сел рядом с водителем. Тот внимательно посмотрел на него.

— Из лагеря?

— Да.

— Долго сидел?

— Не сидел, в командировку ездил, — почему-то соврал Юлий Борисович.

Шофер покачал головой. Он, видимо, не поверил, но ничего не сказал.

На станции Юлий Борисович пошел в ресторан и с удовольствием пообедал. Потом купил билет до Москвы в мягком вагоне. Пользоваться литером он не хотел.

К вечеру на станцию стали стекаться остальные, но Юлий Борисович держался в стороне и старался не замечать их. Отныне его ничто не связывало с ними!

Скорый поезд подкатил к платформе, Юлий Борисович забрался в купе, попросил проводницу постелить постель и, выпив стакан крепкого чая с лимоном, с наслаждением вытянулся на мягкой постели с чистым, хрустящим бельем.

В Москве все шло гладко. Старуха сберегла его комнату со всеми вещами в целости и сохранности. В отделении милиции ему выдали новый паспорт, прописали по месту прежнего жительства и пожелали не повторять ошибок прошлого.

Скрепя сердце Юлий Борисович пошел на камвольный комбинат в надежде, что ему подыщут там подходящую работу. «Квалифицированные механики на улице не валяются», — подбадривал он себя.

Но Власов встретил его сухо, недружелюбно, даже сесть не предложил.

— Я насчет работы, Алексей Федорович. Думаю, что смогу быть полезным, — работал здесь не один год и хорошо знаком с оборудованием, — заискивающе сказал Юлий Борисович.

— Могу предложить вам должность дежурного теплотехника, — ответил Власов после короткого раздумья.

— Почему дежурного теплотехника? Я ведь высококвалифицированный инженер-механик. На этом комбинате был главным механиком, потом в Главшерсти…

— То было давно, когда все думали о вас иначе, — перебил его Власов, потом спросил: — Как вы сами думаете, должен человек нести ответственность за свои неблаговидные поступки?

— Я понес жестокое наказание, — целый год отсидел!

— И решили, что это все? Вы забыли о моральной стороне дела… Впрочем, этот разговор ни к чему. Другой работы у нас нет. Хотите работать дежурным теплотехником — пожалуйста. Идите в отдел кадров и оформляйтесь, я дам указание. — Власов встал, ему противно было разговаривать с этим типом.

— Нет, эта работа мне не подходит, — ответил Никонов, направился было к выходу, но, остановившись у дверей, повернулся к Власову. — Не думал, что вы такой мстительный! Считал, что вы понимаете, что тогда я выполнял чужую волю… И что же по-вашему, — если человек один раз поскользнулся, так он навсегда лишается места под солнцем и права на труд?

— Не обманывайте себя. Вы не случайно поскользнулись. Образ вашей жизни, ваше поведение во всем, даже в мелочах, должны были привести вас к тому, к чему и привели.

— Ничего, я еще встану на ноги! Тогда посмотрим. — И он вышел из кабинета.

В поисках работы Юлий Борисович побывал в разных учреждениях, посетил десятки фабрик, и везде ему предлагали место рядового инженера. Дни проходили, сбережения таяли, а он никак не мог отрешиться от старых привычек: посещал рестораны, приглашал к себе женщин, угощал их вином, фруктами…

Узнав, что Толстяковы живут на даче, он направился в Софрино. Юлий Борисович надеялся, что Василий Петрович может оказаться ему полезным, — без сомнения, у него сохранились старые связи. Да и с Ларисой не мешало бы возобновить прежние отношения, — она женщина волевая, энергичная…

На даче он обнаружил полнейшее запустение. Толстяков, больной, раньше времени состарившийся, безразличный ко всему, не удостоил своего бывшего оруженосца даже короткой беседы. В ответ на приветствие он молча кивнул и снова погрузился в книгу, которую читал. А Лариса Михайловна, увидев его, спросила с явным раздражением: