— Вы здесь работаете, молодой человек? Не могли бы вы показать эти соборы, рассказать о них?
И началась удивительная экскурсия — для одного экскурсанта. Молотов остался не вполне доволен, смущенно сказал:
— Сколько здесь работаю, а все не заходил. В первый раз…
Случай в первый (а может быть, и в последний) раз заставил главу правительства взглянуть на Кремль чуть-чуть иначе. Он даже обещал похлопотать о музейных нуждах, и действительно комендатура в чем-то помогла. Случай… Впрочем, замечает В. Иванов, после убийства Кирова работать в Кремле стало невыносимо тяжело, а вскоре штат сотрудников музея был значительно сокращен. Некоторые из тех, кто недавно спасал кремлевские памятники, были репрессированы: арестован и осужден Померанцев, умер в тюремном заключении Клейн…
Но муки Кремля на том не закончились. Едва затянувшуюся рану вновь разбередили в хрущевскую оттепель. Новым «победителям» понадобился новый дворец-гигант. И непременно в Кремле. И снова резанули по живому.
От здания старых кремлевских казарм (1810) перетаскивали к Арсеналу тяжелые орудия работы известных мастеров, перевезли Царь-пушку, а само здание, немало послужившее Кремлю (одно время в нем размещалась Оружейная палата), прочное и строгое, не задумываясь, снесли. Между прочим, это сооружение было своеобразным памятником славы России. В XIX веке его украшали бюстами православных полководцев, барельефами на исторические сюжеты. Разбили стоявшие за ним корпуса — кавалерские, офицерский, кухонный. Кавалерские имели особое значение. Здесь в одной из квартир некоторое время жил В. И. Ленин. На этом основании фрагмент корпусов уцелел, но пропал интересный архитектурный комплекс. Там же, в кремлевских квартирах, жили когда-то многие из «победителей» прошлых лет. Именно там происходило то, что описано в знаменитых записках Бажанова. В одном из зданий была и квартира Сталина, полученная им в 1919 году, по свидетельству Троцкого, вместо намеченных императорских апартаментов Большого Кремлевского дворца. Здесь жили Дзержинский, Калинин, Куйбышев… Немало мемориальных досок могло бы открыться в Кремле, если бы не появилась тут железобетонная махина для рапортов о новых и новых победах.
Впрочем, дело не в досках, новый Дворец Съездов практически завершил разрушение кремлевских улиц, определяющих линии многих построек, нарушал целостность оставшегося ансамбля, закрыл окончательно вид на Теремной дворец, хотя и сохранившийся, но практически потерявшийся для посетителей Кремля.
Города не возникают раз и навсегда в законченном виде. Их жизнь неизбежно связана с многочисленными изменениями — разрушениями и новыми постройками. Кремль, как часть Москвы, не исключение. Более того, помимо естественного отбора, с постепенным исчезновением менее ценного или менее прочного в его истории (с XIX века) бывали и настоящие «вырубки». К таковым справедливо относят и деятельность начальника дворцового ведомства П. Валуева, стоившая Кремлю немалых потерь, и варварство французов в 1812 году, и строительные работы в николаевскую эпоху. Нередко вспоминают и баженовский проект кремлевского дворца, предполагавший снос большого числа строений.
Все это так. Но порой эти факты пытаются превратить в оправдания разрушений Кремля в советское время. И напрасно…
Прежде всего, несравнимы сроки и масштабы. Кроме того, если сносу сопутствовало новое строительство, то в минувшие века в Кремль приглашали лучших архитекторов (Фиораванте, Ухтомского, Баженова, Казакова, Тона), создавших здесь отнюдь не безликие казармы или уродливые стеклянно-бетонные коробки.
Не забудем, кроме того, что Кремль в покинутой правительством Москве и Кремль — политический центр — две разные вещи. Ведь за заброшенными строениями в прошлом веке здесь почти не следили, многое было проще сломать, чем спасти от ветхости. В 1918 году новая власть взяла все памятники под свою опеку, обязалась их охранять и даже начала заботиться. Но итог превзошел все мыслимое…
Наконец, никогда разрушения не касались главных кремлевских святынь. Так, отказавшись по ряду причин от баженовского проекта, Екатерина II сочла вполне уважительным и достаточным предлогом близкое расположение одного из углов будущего дворца к царской усыпальнице. В свою очередь, стараясь не задеть построек Чудова и Вознесенского монастырей, М. Казаков выстроил здание Сената в необычайной форме — углом. Истинный смысл этой задумки не так-то просто понять сегодня, когда от древних зданий не осталось и следа.
Бережно обогнули и Спас на Бору при постройке Большого Кремлевского дворца.
Так что оправдания не выходит…
Из воззвания Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов к гражданам России, 1917 г.
ГРАЖДАНЕ!
Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство.
Теперь оно принадлежит народу.
Берегите это наследство…
Берегите картины, статуи, здания — это воплощение духовной силы вашей и предков ваших…
Не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, старинные вещи, документы — все это ваша история, ваша гордость.
Помните, что все это почва, на которой вырастет наше новое народное искусство.
А вот документы, относящиеся к осени 1918 года. 19 сентября.
Документ о запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного значения.
«Воспретить вывоз из всех мест республики и продажу за границу, кем бы то ни было, предметов искусства и старины без разрешений, выдаваемых Коллегией по делам музеев и охране памятников искусства и старины в Петрограде и Москве при комиссариате народного просвещения или органам Коллегией на то уполномоченным.
Комиссариат по внешней торговле может давать разрешение на вывоз за границу памятников старины и художественных произведений только после предварительного заключения и разрешения Комиссариата народного просвещения.»
В чем подтекст, в чем загадка этого документа?
В том, что Наркомвнешторгу предоставлено право вывозить за границу памятники культуры, а за Нар-компросом закреплялась монополия на «культурную торговлю».
5 октября.
Декрет о регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений.
Впервые в мировой истории брались под государственную охрану и учет все памятники культуры, кому бы они ни принадлежали.
Ценности брались под охрану, чтобы удобнее было продавать.
Не ради музеефикации понадобился тотальный учет ценностей.
Этот строгий закон открыл дорогу работе экспертных и конфискационных комиссий.
21 ноября
Декретом Совнаркома при ВСНХ была образована Комиссия использования материальных ресурсов, в задачи которой входило:
установление общего товарного фонда республики; установление и определение размеров специальных фондов, предназначенных для промышленного потребления, для распределения среди населения, для экспорта и для образования государственного резерва;
составление планов использования товарных ресурсов страны.
В ведении этой комиссии находились все экспортные фонды, включая антикварный.
А. Николаев, а вскоре вслед за ним Н. Семенова и А. Мосякин предали гласности дикое преступление советского режима: о распродаже за рубежом в годы первой пятилетки значительной части национального культурного достояния.
Излагая свои версии событий, трое авторов опирались на доступные им факты, почерпнутые либо из зарубежной прессы, либо из книги профессора Гарвардского университета Роберта Уильямса «Русское искусство и американские деньги». Журналисты не знали, даже не догадывались, что при желании легко могли познакомиться в Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР (ЦГАНХ) с дюжиной дел из фонда Наркомата внешней торговли СССР (ф. 5240). Тех самых дел, которые и содержат ключ к разгадке столь, как оказалось, неумело оберегаемой государственной тайны.
По чистой случайности не уничтоженные при сдаче в архив, чудом избежавшие спецархива и многие годы доступные любому исследователю сотни бесценных документов — подлинники докладных записок, отчетов, служебной переписки, приказов и соглашений — раскрывают не только подоплеку, но и все детали, подробности преступной акции, стыдливо именовавшейся внешнеторговыми операциями.
Документы эти посчастливилось обнаружить, изучить и сопоставить с уже ранее опубликованными, известными историку Ю. Н. Жукову. Он и положил их в основу своей книги «Тайна операции «Эрмитаж».
… В понедельник, 23 января 1928 года, после пятидневного перерыва, в Кремль на очередное заседание собрались члены союзного Совнаркома. Алексей Иванович Рыков болел, а потому председательствовал его заместитель, Ян Эрнестович Рудзутак.
Вопросов, как обычно, накопилось изрядно, и лишь под вечер, к концу заседания — по девятому пункту повестки дня — слово для доклада получил Лев Михайлович Хинчук, человек для правительства сравнительно новый, хотя и известный многим.
Шестьдесят лет. За плечами — полтавская гимназия, университет в Берне, революционная деятельность, начиная с 90-х годов прошлого века. Был близок к группе Плеханова, после второго съезда партии примкнул к меньшевикам. С февраля 1917 года — председатель Моссовета. Вместе с товарищами по фракции резко выступил против захвата власти большевиками, однако осенью 1919 года пересмотрел свои взгляды и вступил в РКП (б). Был введен в коллегию Наркомпрода, назначен руководителем Центрсоюза. Лояльность новому режиму оценили. В 1926 году Хинчука избрали в ЦИК СССР и назначили торгпредом в Великобританию. Осенью же следующего года, когда Великобритания разорвала с нами дипломатические отношения, вернулся в Москву и получил новое назначение — заместителя наркома внешней и внутренней торговли СССР.