А ныне, — сообщал пономарь, — тот тайник завален землею за неведением, как веден ров под Цекхаузный двор и тем ров на тот тайник нашли, на своды, и те своды проломаны, и, проломавши, насыпали землю накрепко».
Пономарь писал, об этих подземных палатах он доносил на словах еще в 1718 году ведавшему в то время всякого приказа князю Ивану Федоровичу Ромодановскому. И князь велел его допросить, почему «стал он о палатах сведом». И он сказал: «Стал сведом Большой казны от дьяка Василья Макарьева. Сказывал он, был-де по приказу благоверные царевны Софьи Алексеевны посылай под Кремль-город в тайник, и в тот тайник пошел близ Тайницких ворот, а подлинно не сказал, только сказал подлинно, куда вышел — к реке Неглинной в круглую башню, что бывал старый точильный ряд.
И дошел оный дьяк до вышеупомянутых палат, и в те окошка он смотрел, что наставлены сундуков полны палаты: а что в сундуках, про то он не ведает; и доносил обо всем благоверной царевне Софье Алексеевне, и благоверная царевна по государеву указу в те палаты ходить не приказала.
А ныне в тех палатах есть ли что, про то что он не ведает, потому что оный дьяк был послан в 90 (1682) году».
Пономарь сообщал также, что после снятия допроса князь Иван Федорович Ромодановский приказал ему с одним подьячим осмотреть место расположения тайника и отбыл в Петербург.
«…И дьяки Василий Нестеров и Яков Былинский, — продолжал свой рассказ Осипов, — послали с ним подьячего Петра Чечерина для осмотра того выхода; и оной подьячий тот выход осмотрел и донес им, дьякам, что такой выход есть, токмо завален землею. И дали ему капитана для очистки земли и 10 человек солдат, и оной тайник обрыли, и две лестницы обчистили, и стала земля валиться сверху…»
Руководящий земляными работами капитан потребовал еще людей для предотвращения обвала, но «дьяки», — жаловался пономарь, — людей не дали и далее им идти не велели, и по сю пору не исследовано…»
Это «доношение» было оглашено в сенате в присутствии самого императора Петра I, который наложил на нем резолюцию: «Освидетельствовать совершенно вице-губернатору».
Как видно из найденных в архиве сената документов, обратный путь из Петербурга в Москву пономарь совершил уже на казенный счет. По приговору сената ему была предоставлена ямская подвода и выданы прогонные деньги, а также «кормовые» — по гривне в день. Столько же он должен был получать ежедневно и в Москве, «пока оное дело освидетельствуется».
Московскому вице-губернатору Военкову в тот же день расчетливый сенат послал указ, подписанный четырьмя государственными деятелями: князьями Репниным и Юсуповым и графами Апраксиным и Петром Толстым, «чтобы он освидетельствовал о той поклаже без всякого замедления, дабы пономарю кормовые деньги даваны туне не были».
На связанные с «исканием поклажи» земляные работы было истрачено всего 51 рубль 6 копеек, когда из московской сенатской конторы в Петербург уже было отправлено донесение, что «с надала-де искания той поклажи ничего не сыскано, да и впредь нечаяться невозможно». Ввиду того что «к пользе никакого виду нет», контора запрашивала» «Впредь ему, Осипову, у того изыскания быть ли и на материалы и корм деньги давать ли?»
В это время Петра I, давшего ход «доношению» пономаря, уже не было в живых, и из канцелярии фик-сальных дел прибыл «экстракт»: «Той поклажи больше не искать и кормовых денег Осипову не давать».
Должно быть, рассказ о хранящихся под землей сундуках, поведанный перед смертью бывшим дьяком Большой царской казны Василием Макарьевым, вопреки запрету правительницы Софьи кому-либо разглашать об этом, произвел неизгладимое впечатление на пономаря Конона Осипова и был убедительным, если через девять лет, 13 мая 1734 года, несмотря на неудачу первых поисков, этот же пономарь подал в сенат «доношение», в котором сообщал:
«Повелено было мне под Кремлем-городом в тайнике две палаты великие, наставлены полны сундуков обыскать; и оному тайнику вход я сыскал и тем ходом итить стало нельзя…»
По предложению Забелена, землекопы наткнулись на сооруженный еще в 1492 году при деде Ивана Грозного тайник для добывания воды из речки Неглинной. Осипов доложил о встретившемся препятствии вице-губернатору, и тот передал этот вопрос на разрешение городского архитектора, который, однако, запретил все дальнейшие работы.
Ссылаясь на то, что он уже «при старости», и ни словом не упоминая о своем первом обращении в сенат, пономарь просил дать ему «повелительный указ, чтоб те помянутые палаты с казною отыскать». Работы, по его мнению, нужно было начать «в самой скорости, дабы земля теплотою не наполнилась». В помощь себе он просил двадцать человек арестантов «беспременно до окончания дела».
«А ежели я, — писал, очевидно, уверенный в удаче затеянного им предприятия пономарь, — что учиню градским стенам какую трату, и за то повинен смерти».
Поднятый пономарем вопрос о возобновлении раскопок в Кремле сенат обсуждал дважды: сначала, в мае 1734 года, пономарю было предложено представить точные сведения, где он предполагает найти поклажу. Осипов указал четыре места: «в Кремле-городе, первое — у Тайницких ворот, второе — от Константиновой пороховой палате, третье — под церковью Иоанна Спасителя, четвертое — от Ямской конторы поперег дороги до Коллегии иностранных дел, а что от которого по которое место имеет быть копки, — добавил он от себя, — того я не знаю. А та поклажа в тех местах в двух палатках и стоит в сундуках, а какая именно — того не знаю».
Разрешение было дано 19 июня при условии, «ежели для искания по показанью его поклаж от вынимания земли не будет какого в строении повреждения и казне большому убытку…»
И уже через две недели после начала поисков в московскую сенатскую контору из Петербурга полетело предписание «подать ведомость немедленно: поклажа в Москве под Кремлем-городом в тайнике свидетель-ствована ль и что явилось?»
Одновременно сенатские чиновники начали наводить справки об Осипове и выяснили два подозрительных обстоятельства: что за ним недоимка казне и что «оный Осипов в 1734 году о позволении в искании тех поклаж просил, утая прежде правительствующего сената определение, за что подлежит наказанию».
Как именно должен был быть предприимчивый пономарь наказан, в определении не упомянуто. В архиве сохранилось только донесение секретаря сената, что «рвы были копаны даже не в четырех, а в пяти местах: у Тайницких ворот, за Архангельским собором, против колокольни Ивана Великого, у цейхаузной стены — в круглой башне, и в самих Тайницких воротах… И той работы было немало, но токмо поклажи никакой не отыскал».
Поиски таинственной поклажи, проведение пономарем Осиповым с разрешения Петра I и после его смерти с ведома императрицы Анны Иоанновны на основании устного сообщения умершего дьяка Большой казны Василия Макарьева, указывают на то, что в кремлевских подземельях, возможно, имелись секретные хранилища, о которых было известно лишь очень немногим.
В 19 веке, на площади между Благовещенским и Архангельским соборами была вырыта глубокая траншея, обнажившая каменные стены древнего «казенного двора». Ломать их землекопы не стали, но вскрыли пол поблизости — в нижнем этаже Благовещенского собора. Под ним оказалось пустое пространство, кое-где засыпанное землей и мусором. После его расчистки нащупали второй каменный пол, под которым тоже ничего не было. Поиски подземного хода под Грановитой палатой оказались также безуспешными.
Тогда князь Щербатов стал вести подкоп под Троицкую башню со стороны Александровского сада и через месяц наконец обнаружил большую и высокую подземную палату с отлично сохранившимися белокаменными сводами. Посредине этого тайника лежала каменная плита, под которой оказался ход во второй тайник, тоже пустой. В стене первого тайника был узкий проход, ведший в третий просторный тайник с разрушенным люком посредине. Спустившись в этот люк, землекопы нашли под ним четвертую подземную палату, почти доверху заваленную землей и мусором. Каменный свод над этой палатой был настолько сильно поврежден, что наблюдавший за работами инженер запретил дальнейшие раскопки. Так и не выяснили, сообщаются ли эти пустые палаты с каким-нибудь другим подземным тайником.
Просторную подземную палату обнаружили и при раскопках под Боровицкими воротами, но она была на четыре аршина засыпана землей и не имела выхода.
Предполагая, что таинственный ход, которым шел дьяк Василий Макарьев, а после него пытался пройти пономарь Конон Осипов, находится в фундаменте кремлевской стены. Князь Щербатов в двух местах обнажил ее до основания, но и там не нашел прохода в тайник. Внутри зубцов этой стены зияли подозрительные отверстия — «продухи». «Не для вентиляции ли тайника они устроены?» — всполошились исследователи. Однако оказалось, что их пробили для просушки стен.
Последней была тщательно осмотрена круглая Арсенальная башня, построенная в XVI веке прибывшим в Москву из Италии искусным зодчим Пьетро Антонио Солари. В первом ее надземном этаже нашли замурованную дверь, возможно, служившую когда-нибудь выходом из тайника. За ней действительно оказался ход, круто уходивший вниз на глубину восьми аршин и разветвлявшийся в двух направлениях. Едва сделав по этому ходу несколько шагов, рабочие наткнулись на серьезное препятствие — огромный белокаменный столб, по-видимому, часть фундамента кремлевской арсенала, построенного в начале XVIII века. Такой же столб мешал продвижению и по второму проходу, уходившему вправо.
На этом раскопки прекратились. Ломать столбы князь Щербатов не стал, надеясь потом перехватить тайник за пределами арсенала. Но отпущенные на раскопки средства иссякли, и осуществление этого плана было отложено на неопределенный срок.