— Ты что-то скрываешь от меня? — спросил он и по выражению лица догадался, что попал в точку. — Я прекрасно знаю это, Хоуп. И изо всех сил пытаюсь доказать, что ты можешь мне доверять. Расскажи мне все. — Не в силах бороться с собой, Клейтон потянулся рукой к ее нежному, упругому животу. Ему нравилось думать, что там живет его ребенок.

Она пытливо посмотрела ему в глаза.

— Этот ребенок так много для тебя значит?

— Да, много. Но ты значишь еще больше — все на свете.

Хоуп закрыла глаза, однако он успел заметить в них горькую печаль.

Клейтон гладил ее щеки и ждал, пока она откроет глаза.

— Хоуп… Что случилось?

— Ничего. — Она закрыла лицо руками. — И все.

Он приподнял ее подбородок.

— Догадываюсь. Это значит, что ты не готова к этому разговору.

Она снова наклонила голову и спрятала лицо у него на груди.

— Нет, — глухо донеслось оттуда. — Ох, Клей…

В голосе Хоуп звучала боль, Слейтер наклонился к ее уху и обнял за плечи.

— Все в порядке, милая. Я не буду торопить тебя, подумай еще.

Она прижалась к Слейтеру, и от этого на душе его стало тепло.

— Клей, ты самый добрый человек на свете. Ты заслуживаешь намного большего, чем…

— Тсс, — сказал он и, не обращая внимания на боль в ребре, сильнее прижал ее к себе. — Я заслуживаю тебя.

Хоуп, уткнувшаяся лбом в его шею, молчала. Но ощущение, что их тела идеально подходят друг к другу, вселяло в Клейтона уверенность: они непременно будут вместе. Он не сомневался в этом ни на минуту.

Но пока Хоуп не откроется ему или к нему не вернется память — а Клейтон чувствовал, что это скоро случится, — он мало что может сделать.

— Завтра воскресенье. Больных не будет, — сказал он, подняв лицо Хоуп, и заглянул в ее тревожные темные глаза. — Давай съездим к твоему отцу.

— Не знаю…

— Пора, милая, — нежно сказал он. — Пора.

Машину вела Хоуп. Они остановились только один раз — чтобы купить Клейтону одежду.

В отделе мужского белья, взяв по пачке хлопчатобумажных и шелковых спортивных трусов, Клейтон с невинной, но порочной улыбкой спросил:

— Какие ты предпочитаешь?

Хоуп густо покраснела и едва не задохнулась, представив себе его мускулистое тело, на котором нет ничего, кроме лоскутка ткани.

Видя, что она молчит, Клейтон широко улыбнулся и отложил пачки в сторону.

— Наверное, я вообще не ношу трусов, — небрежно сказал он и повез пустую тележку дальше.

Хоуп быстро схватила обе упаковки и бросила их в тележку.

Она была смущена и старалась не смотреть на его насмешливое лицо, а в памяти то и дело всплывали его страстные, жадные глаза и тугое, готовое к бою тело. Это настолько возбудило Хоуп, что каждый раз, когда они случайно касались друг друга, — а это было немудрено, ибо Клейтон все время держался рядом, — она вздрагивала.

Сияющие глаза и сексуальная улыбка Клейтона не оставляли сомнений в том, что он догадывается и о ее состоянии, и о своем влиянии на нее. Но стоило им вернуться в машину, как он умолк.

Взволнованно поглядывая на сидевшего рядом бледного Клейтона, Хоуп испытывала искренние угрызения совести. Его совсем укачало, а ехать было еще далеко.

— Клей, в Сиэтле мы первым делом поедем в больницу. Тебе нужно сделать обследование.

— Почему? Ты что, больше не хочешь лечить меня?

Она не ответила на его дразнящую улыбку.

— К тебе уже должна была вернуться память. Череп не поврежден, а сотрясение мозга прошло.

— Она вернется.

А когда это случится, пообещала себе Хоуп, она расскажет ему все без утайки.

— Но…

— Она уже начинает возвращаться. Терпение, доктор. Терпение.

Он возненавидит ее, когда узнает правду. И это будет больнее всего, потому что Клейтон Слейтер успел незаметно похитить ее сердце.

— Ты в порядке? — внезапно спросил он. Голос Клейтона был таким домашним, таким нежным.

Хоуп взглянула на его красивое встревоженное лицо, невероятно выразительные глаза, полные любви и тепла. Нет, захотелось сказать ей, не в порядке. А когда я скажу тебе правду, о порядке можно будет только мечтать.

— Все нормально. Я волнуюсь за тебя.

— Не надо, — прищурился он. — Поверь, я вполне прилично себя чувствую.

— Что?

— Не надо волноваться, Хоуп. Именно это мне и требуется, — лаконично сказал он. — И Тренту тоже.

— Ты забыл, что сегодня воскресенье? Я сомневаюсь, что мы увидим Трента.

— Отец хотел встретиться с тобой в своем офисе, верно? — Когда Хоуп кивнула, он добавил: — Стоит Тренту услышать о твоем приезде, он непременно будет там.

Хоуп так внимательно всматривалась в его губы, что чуть не съехала в кювет.

— Не нужно было брать тебя с собой, — пробормотала она.

— Остановись, Хоуп.

— Что?

— Остановись на обочине. Пожалуйста, — мягко, но настойчиво просил Клейтон.

— Зачем? — тревожно спросила Хоуп, быстро взглянув на него. — Что-то не так?

— Надо поговорить, но я не хочу, чтобы мы разбились. Пожалуйста, остановись.

Двухрядное шоссе было почти пустым. Она вздохнула и безропотно свернула на широкую обочину, за которой вставали горы, покрытые буйной зеленью.

— Клей, отец мне не враг.

— Нет? — Он повернулся к ней и слегка поморщился. В тесной машине Клейтон казался огромным и удивительно грозным. Впрочем, ничего удивительного в этом как раз не было, поскольку его лицо до сих пор покрывали синяки, которые за это время приобрели желтовато-зеленую окраску. — Тогда почему он выставил дом и участок на продажу? — спросил Слейтер. — Он должен знать, как ты любишь этот дом… Если твой отец действительно чертовски богат, зачем он так с тобой поступает?

Едва ли Клей сможет это понять. Все дело в прошлом. В том, чего хотел для нее отец.

— Это… довольно сложно.

Клейтон бросил на нее мрачный взгляд.

— Милая, вся твоя жизнь представляет собой сплошные сложности.

Она грустно улыбнулась.

— Просто у него другие взгляды, — попыталась объяснить Хоуп. — Мама умерла совсем молодой, а он ее очень любил… и ужасно переживал. А сейчас у него сложности с любимым делом. Наверное, он внезапно понял, что смертен. И боится этого.

— Печально, — согласился Клейтон. — Но это не твоя вина. У тебя слишком властный отец. Он всегда был таким?

Насколько она могла вспомнить, отец всю жизнь отваживал тех немногочисленных знакомых, которыми она умудрялась обзавестись, и хаял их как мог. А сейчас, когда она стала достаточно взрослой, чтобы самой выбирать себе друзей, он начал навязывать ей Трента. Человека, которого она не выносит.

— Да, — с улыбкой сказала Хоуп. — Он никого не считал достойным меня. — Кроме Трента.

— Это ужасно.

— Нет. Он любит меня. Мы всегда ладили.

Клейтон прищурился и пристально посмотрел на нее.

— Ты сама не чувствуешь, что каждый раз многое не договариваешь?

— Я была довольна своей жизнью.

У Клейтона вырвалось междометие, выражавшее сострадание и невыразимую печаль.

— Кроме отца, у тебя никого нет, — сказал он. — Ты одинока и никого к себе не подпускаешь. Как можно быть довольной такой жизнью?

Она вздернула подбородок.

— Ты считаешь, что жизнь женщины не может быть полной без мужчины?

— Конечно нет, — ответил он, сокрушенно покачав головой. — Сама знаешь, я имел в виду совсем не это. Каждый раз, когда мы начинаем этот разговор, ты шарахаешься в сторону. Почему, Хоуп? Это что, больная тема?

У Хоуп тут же взмокли ладони.

— Конечно нет.

— Тогда скажи, почему ты сторонишься людей?

Казалось, воздух обжигает ей легкие.

— Мы говорили об этом. Я… отличаюсь от других.

— Ага. Ты хуже других.

— Нет, Клей. — Однако шутка помогла ей немного оттаять. — Я… со странностями.

— Перестань. Черт возьми, ты слишком строга к себе. Если у тебя одно ухо не слышит…

— Этого мало. Я всегда опережала в развитии детей своего возраста, опережала на несколько лет. Меня не обижали, но… держали на расстоянии. А я и без того нелегко обзаводилась друзьями. В тринадцать лет сидеть за одной партой с восемнадцатилетними…