— Он на больничном. Это неофициальный визит, не имеющий никакого отношения к делу. Он вообще не должен с тобой говорить, но у него есть к тебе несколько вопросов. Личного характера.
Я смотрю на часы. Еще пара часов работы, после чего установка нового окна, и можно снова открывать ресторан.
— Насколько неотложны его личные вопросы?
— Он не помнит взрыва. Его воспоминание ограничены лишь тем, как он пришел допросить тебя и тем, как его усаживали в машину скорой помощи. А между ними пустота. Он очень обеспокоен этим. Дрю… Детектив Дэнверс передал ему слова очевидцев, но он хочет поговорить с тобой лично. Думаю, он хочет узнать, что произошло, с твоей точки зрения.
Мне следует держаться подальше. Я не подхожу Сайласу, и отношения с ним не приведут ни к чему хорошему. Лисы по своей природе являются одиночками, но я не могу выбросить его из головы. Половину из того времени, в которое я должен был работать, я потратил на мечты о делах, которыми я был бы не прочь заняться с ним.
— Где я могу с ним встретиться?
— Так ты поговоришь с ним?
Я киваю:
— Я расскажу ему обо всем, что он хотел бы узнать.
— Обо всем? — она одаривает меня скептическим взглядом.
— Порой даже лис может быть честным.
— Почему именно сейчас? — она прищуривается.
— Он мне нравится.
— Не сделай нему больно. Он хороший человек.
— А я нет?
Натали вздыхает:
— Все, что я знаю о тебе, родом из городских слухов. Возможно, я несправедлива по отношению к тебе, но даже не думай воспользоваться им.
Я злюсь. Из-за того, что я лис, люди ожидают от меня подлостей.
— Он уже большой мальчик, и сам может о себе позаботиться.
Она смотрит на меня, и я вижу силу в ее глазах. Будь она сейчас в своей оленьей форме, я бы уже был отправлен в нокаут путем попадания копытом по моему лицу.
— Сайлас пытается казаться сильным. Даже когда ранен и беззащитен, и я просто… Ай, забудь о том, что я говорила, — она разворачивается и собирается уйти.
— Подожди, — окликаю я ее. Я должен увидеть Сайласа. И я не могу позволить глупым обидам встать у меня на пути, — Я не сделаю ему больно. Обещаю. Возможно, меня и считают лжецом, но я сразу даю людям понять, чего я хочу. Если кто-то не согласен на секс без обязательств, я просто уйду. Мне нравится доставлять удовольствие, а не причинять боль. Этим я отличаюсь от своих братьев.
Она отводит взгляд:
— Я не должна этого делать.
— Чего? Поощрять меня встретиться с Сайласом?
Она кивает:
— Он является частью расследования. Ему следует допросить тебя официально.
— Я согласен сделать все, что ему потребуется, — намек произвольно проскальзывает в моих словах.
Она медленно качает головой:
— Ты ничего не можешь с собой поделать, не так ли?
— Да, но у тебя есть мое слово. Так где он живет?
Она несколько секунд изучает меня. Я терпеливо жду ее ответа, и, наконец, она диктует его адрес.
***
Через полчаса я стучу в его дверь:
— Сайлас! Это Люк.
Тишина.
Я стучу громче.
Опять никакой реакции.
Что если он потерял сознание? Упрямый придурок, он сейчас должен быть в больнице. Под наблюдением врачей. Я зову его еще несколько раз и барабаню по двери, слишком хлипкой, чтобы выдержать натиск оборотня. Это небезопасно для него. Я наседаю на дверь плечом, пока она не поддается и не открывается.
Он лежит на диване. Он шевелится, но не просыпается.
— Сайлас! Черт!— я достаю телефон, чтобы позвонить в 911, когда он открывает глаза.
Я опускаюсь на колени рядом с диваном:
— Ты как?
— Л-Люк?
— Да, это я.
— Я целовал тебя?
Я фыркаю:
— Что?
Он хмурится:
— Ничего. Сон. Это был просто сон.
Его взгляд опускается на мои губы. Я должен отойти, дать ему очнуться ото сна, но не могу.
Он снова смотрит мне в глаза. Его зрачки расширены.
— На самом деле, я не думаю, что сделать это прямо сейчас, хорошая идея, — произносит он.
«Проделать с ним сейчас все то, что роится в моей голове, тоже не очень хорошая идея».
Он обводит языком свои губы, от чего мой пульс ускоряется. Мне так хочется наклониться и попробовать их на вкус. Он бы не стал сопротивляться, но сейчас его разум затуманен принятыми лекарствами или болью, и я не могу этим воспользоваться. Я отодвигаюсь:
— Натали сказала, ты хотел поговорить со мной.
— Ага, — его голос хриплый из-за сна.
— Тебе принести воды?
Он кивает. Я приношу ему кружку, наполненную водой. Он выпивает почти все, но останавливается и хмурится.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
— Я не помню, когда ел в последний раз.
Я киваю в сторону кухни:
— Там что-нибудь съедобное осталось?
— Сомневаюсь.
Я отодвигаю баночку с таблетками на дальний край прикроватного столика, чтобы он не мог до них дотянуться:
— Ты не должен принимать таблетки на голодный желудок, — говорю я строгим тоном. И когда меня стали волновать предписания в инструкциях?
— Может, из-за сотрясения я чувствую себя так плохо.
— Тебе плохо от всего вместе: и от голода, и от сотрясения, и от таблеток и так далее, — может, маленькому упрямому говнюку нужен кто-то, кто позаботится о нем. Полагаю, сейчас мне придется побыть этим Кем-то, мне, парню, практикующему встретились-и-разбежались отношения. Но с Сайласом, вопреки его размытым воспоминаниям, я даже не целовался. Так что со мной не так?
Я достаю телефон из кармана:
— Что тебе заказать?
Он закрывает глаза, и я уже было подумал, что он уснул, но он отвечает:
— Пад-Тай. Я знаю, довольно странный выбор, но это единственное, что пришло мне в голову. Здесь недалеко есть ресторанчик, где я часто его заказываю. (Прим. переводчика: Пад-Тай — блюдо тайской кухни, одно из самых распространенных «уличных» блюд. Это обжаренная лапша в соусе. «Классический» уличный Пад-Тай положено готовить с сушеными креветками и цветком банана, но в угоду новым веяниям в него вместо этого по выбору клиента часто кладут свежие креветки, курицу, свинину или тофу.)
Я улыбаюсь:
— «Тайский Дворец». Я знаю это место, — горячий парень с юга хочет тайской еды, пока болеет. Разве это не чертовски… Мило? Не думаю, что готов начать использовать это слово в своей речи. Потребность позаботиться о нем творит со мной нечто странное. Мне хочется, чтобы ему было комфортно. Я трясу головой. Должно быть, это из-за неудовлетворенных сексуальных потребностей.
Я звоню и заказываю доставку:
— Пока мы ждем еду, можешь ответить мне, о чем так срочно нам надо было поговорить? На вид ты при смерти.
Он хмурится:
— Я…
— Что?
— Я и правда так плохо выгляжу?
— Тебе больно и… черт, ты не выглядишь очень уж плохо, просто немного бледнее и потрепанее, чем обычно, — и это убивает меня, ведь я привык к его я-весь-такой-собранный-коп виду.
Он одаривает меня смущенной улыбкой, от которой количество эротических сцен в моей голове с его участием увеличивается втрое. Но несколькими секундами позже выражение его лица становится чертовски потерянным, и я мечтаю вернуть ту улыбку и его легкий румянец обратно.
— Я не могу ничего вспомнить о прошлом вечере. Стоит мне только попытаться пробудить воспоминания, голова начинает раскалываться. Я вошел в ресторан. Увидел тебя, и вот меня уже окружают парамедики. Остальное проявляется вспышками. Твой голос. И… Я действительно не целовал тебя?
О, как бы мне хотелось, чтобы это реально произошло. Стоит ли мне говорить, как близок был я в тот момент, чтобы поцеловать его?
— Нет, ты не целовал меня. Я держал твое лицо в руках, когда пытался снова привести тебя в сознание. Наверное, именно это ты вспомнил.
— Нет, я… Неважно, — его лицо заливается краской, и кожа перестает выглядеть мертвенно-бледной, — Расскажи мне все, пожалуйста. Мне плевать, что сказал доктор. Я не почувствую себя лучше, пока не узнаю.