Впрочем… Такой ли хаотической была эта сила? Фигаро вспомнил магистра Гонора Антисептуса, читавшего будущим работникам ДДД курсы Нативных Преобразований и Интуитивной Ворожбы – самые зубодробительные предметы на кафедре. Почтенный Гонор как-то сказал: «…есть колдовство – формулы, диаграммы, пентакли и прочая дребедень, а есть Магия – Старое Искусство. Магия берет начало из самого человеческого естества и подчиняется только одному закону: стучащему да откроется. Нельзя желать человеку зла и лечить его наложением рук – только нагадишь. Нельзя ворожить на «Иерихон», чтобы обрушить дворец, когда влюблен в принцессу, живущую в нем – скорее уж, зажжешь над дворцом радугу» Сила, убившая Марко Сплита, была холодной, горькой, едкой, по сути своей более напоминавшей холодную желчь, разъедающую душу – именно ее присутствие почувствовали Гастон и Фигаро перед дверью в комнату убитого. Даже Фрюк, эта старая задница, абсолютно лишенная колдовских сил, съежился, как первокурсница на ледяном ветру. То, что окружало незадачливую колдунью Мари Кросс более походило на… Как там сказала Аглая?.. Цыплячий пух? Неважно. Теплая, любопытная и абсолютно незлая сила.

- То есть, Вы пробыли у себя в комнате до самого утра?

- Скорее уж, до поздней ночи. В половину четвертого я убираюсь на первом этаже и в холле, а потом готовлю Мари завтрак – госпожа привыкла вставать ни свет ни заря. Вот, казалось бы, кому спи – не хочу! Так нет же, сразу с утра к книжкам своим или вон со двора.

- То есть Вы видели, как приехали инквизиторы?

- Видела, – при упоминании об инквизиции Аглая сразу помрачнела. – Трое их было и девочка с ними… ну, эта, сестра которая.

Фигаро кивнул. Ни одно задержание опасного колдуна не обходилось без Светлых Сестер – этого элитного спецназа в юбках, способного одним своим присутствием лишать эфир податливости, тем самым выбивая из рук ворожбитов их главное – и самое страшное – оружие. Инквизиция отнеслась к Мари Кросс очень серьезно.

- Скажите Аглая, – немного помедлив, спросил следователь, – Не видели ли Вы, примерно, за день-два до убийства Марко Сплита в доме… ну, скажем так, странных посетителей? Или, может быть, Мари Кросс принимала гостей?

- Гостей? – Аглая Стефферсон немного подумала. – Нет, не принимала. Только почтенного Алистара Метлби, но этот добрый господин у нас в доме почти каждый день. А вот через пару дней после того, как Марко преставился…

- Да? Что такое?

- Заходил к нам какой-то странный тип. В первый раз его вижу. Только он, наверно, приходил к господину Метлби.

- Какой «странный тип»? Почему Вы решили, что он нанес визит именно Алистару Метлби? Как он выглядел? И почему, черт, дери, «странный»? – Фигаро, сам того не замечая, приподнялся на пару вершков над креслом.

Аглая внезапно захихикала.

- Ой, господин Фигаро, вот теперь Вы похожи на следователя! Настоящий сыщик, прямо бульдог!

- Почему – бульдог? – опешил Фиагро.

- Ну, щеки… И шея – она показала руками.

«Ясно», мрачно подумал следователь. «Пора худеть. Это нам намек. Гнобил охранников у ворот, а сам-то? Два подбородка, лысина, пивное брюхо… «Фи!», как сказала бы тетушка Берта»

Аглая, тем временем, вспоминала:

- Болтала я с Лойзой, садовником… ну да, это как раз перед обедом было. И вижу – ломится через сад какой-то тип. Весь в черном, рожа кислая, а на голове шляпа чудная – прям как шляпка у поганки. Подошел к окнам кабинета, где господин Метлби себе кабинет обустроили, и давай в окошко стучать. Да, видать, не было Метлби на месте. Он тогда к окнам Мари, но стучать не стал. Постоял-постоял, да и за угол. Может, в сад ушел, того не знаю.

- Вы видели его издалека?

- Ага. Где-то шагов с двадцати. А что?

- Да нет, ничего. Лицо можете подробно описать?

Она махнула рукой.

- Да что там описывать. Мужик, без бороды и без усов, лет… наверное, под сорок. Я и лица-то его не помню. Никакое лицо, сразу забывается. Как у шпика или инквизитора.

- Та-а-ак… – следователь лихорадочно строчил что-то в своем потрепанном блокнотике. – Хорошо… Очень хорошо. Точнее, плохо, конечно. Ай, как плохо…

- Что – «плохо»? – перепугалась Аглая. – Что-то не так?

- А? Да нет, все так. Спасибо, милейшая, Вы мне очень помогли! Давайте я оставлю Вам свою визитку… Или нет, там же мой иногородний адрес… Вот черт. Тогда так: если Вы узнаете или вспомните еще что-либо важное или что-то, что покажется Вам важным…

Аглая кивала, все больше краснея. Похоже, она была согласна на все, включая шампанское и гостиничную кровать.

…На столе коптила масляная лампа в колпаке с синими полосками. Видимо, Матик, по старой привычке, пожлобился на масло хорошей очистки. Вокруг лампы по сложной траектории носилась белая ночная бабочка. Следователь рассеяно посматривал на ее выкрутасы и грыз химический карандаш.

День в Летнем Доме подошел к концу и Фигаро был вынужден признать, что мысли в его голове сейчас упорядочены ничуть не больше, чем полет ночного мотылька вокруг абажура. Неподвижным был только сияющий центр, к которому, несмотря на все усилия, никак не удавалось приблизиться.

- Подведем итоги, – он слегка пригубил горячий чай с лимоном, заваренный милейшей госпожой Стефферсон. – Никто не заметил ничего необычного в поведении Мари Кросс в день перед убийством. Зато через пару дней после того, как Марко отправился в морг, четыре – вдумайтесь в это число, Гастон! – четыре человека видели на территории Летнего Дома странного типа в черной шляпе.

- Смотрю, эта шляпа не дает Вам покоя, – Гастон, усевшись на крышку комода, потягивал что-то из маленькой серебряной фляги. Фигаро, почему-то, был уверен, что у Первого Зама там совсем не вишневый сок.

- Покоя? Гастон, это полный бред! Предположим на минуту, что этот человек и есть убийца. Тогда какого дьявола он светит своей тюбетейкой сразу после убийства Сплита? Ему бы залечь на дно и сидеть тише воды, ниже травы, а он разгуливает, как ни в чем не бывало! Да, черт, хотя бы шляпу снял…

- И какой вывод Вы можете сделать из всей этой ерунды?

- Пока что только один, – следователь устало вздохнул. – И он мне не нравится. Впрочем, пока это просто догадка, не более… Устал я, Гастон. И очень хочу спать. Но сперва – есть.

- Я прикажу накрыть прямо здесь. Вы любите зеленый борщ со сметаной?

- Обожаю. И не торопитесь запрягать повозку – я хочу прогуляться перед сном. Мне надо все это обдумать…

Единственный мост в Нижнем Тудыме, в народе прозванный Часовым, пересекал безымянный приток Строчки недалеко от стен Большой Пружинной. Далее реку засасывала в себя через широкую чугунную трубу фабрика, для того, чтобы выплюнуть уже на далекой окраине – полную грязи, ржавчины, масляных пятен и мелкой стружки. Щуки и окуни в этой каше не выживали, а вот знаменитые тудымские караси вольготно плодились и размножались, достигая завидных размеров. Есть их, правда, было невозможно и даже опасно: начиненная железной шрапнелью и ядреной алхимией рыба не годилась в пищу даже свиньям. Зато караси приятно светились в темноте, по этой причине став модными завсегдатаями тудымских фонтанов и прудиков.

Фигаро остановился рядом с одним из медных быков, украшающих Часовой Мост, пыхнул трубкой и облокотился на перила. В мутном небе проклюнулся желтый диск луны, и по воде брызнула россыпь огоньков, выхватывая из темноты наполовину затонувшие тележные колеса, поросшие тиной балки и рыбацкие сижи, склизкие от вечернего тумана.

Вокруг вонял город, но следователь не обращал внимания на неизменное амбре городского центра. В голове у Фигаро, рикошетя друг о друга, носились мысли, и с каждой минутой среди них оставалось все меньше и меньше приятных.

Фигаро наврал Гастону, что у него есть догадка. Скорее, на дне сознания следователя мерно вибрировала какая-то струна, некая заноза, за которую неизменно цеплялись все остальные идеи и предположения. В чем была суть этого «мозгового свербежа» Фигаро сказать пока не мог. Он тер лоб и тихо бормотал себе под нос: