– Деньги дорожают, не так ли?

При этих словах Лоуренса девушка кивнула.

– Да, так. Но это в самом деле на черный день.

Лоуренс кратко поприветствовал высунувшегося владельца заведения, потом снова повернулся к разносчице.

– Уверен, так и есть.

***

Город был во власти хаоса еще совсем недавно.

Как бы его жители ни были привычны к подобным условиям, последствия этого хаоса до сих пор чувствовались – особенно в том, что касалось торговли.

Лишь вчера Лоуренсу вспомнилось, как в прошлый раз он, приехав сюда, сразу оказался втянут в историю с мехами, затеянной падшей аристократкой и блестящим торговцем Ив.

Город тогда постановил, что иноземным торговцам разрешено покупать здесь меха только за живые деньги.

Меха дают гораздо большую прибыль, если их не продавать как есть, а сначала обработать и превратить в одежду. Поэтому ремесленники, зарабатывающие на жизнь обработкой мехов, совершенно не хотели продавать свои меха чужакам.

Но просто запретить продажу мехов иноземным торговцам для города было бы трудно. В худшем случае это могло бы привести к бунту тех самых торговцев. Поэтому город, прибегнув к помощи Церкви, всего лишь потребовал обязательно расплачиваться за меха деньгами. Поскольку никто не ездит на огромные расстояния, держа при себе большие суммы денег, план казался великолепным. Запрета на торговлю не было, однако покупать было не на что.

Казалось, это решит все проблемы, однако Церковь, которая приняла такое решение, добавила еще одно условие, которое все осложнило.

У Церкви есть свои сокровищницы, и они всегда полны. Чтобы упрочить свою власть, она нашла посредника, через которого ссудила деньгами торговцев-чужаков.

Те скупили меха, и местные ремесленники яростно взбунтовались.

На этом история и закончилась; однако подобные события всегда оставляют после себя долго не заживающие шрамы.

Последствия были таковы, что после бегства торговцев с мехами деньги в городе остались сосредоточены в руках у очень немногих.

А с таким сосредоточением всегда приходит нестабильность.

Здесь – цена денег резко подскочила.

– С самого бунта в городе почти нет денег. Куда ни пойди, их просто нет. Исчезли, как дым. Даже если большинство сделок проводить в долг, мелкие деньги все равно нужны. У нас серьезные проблемы, – сказала разносчица, когда они с Лоуренсом спустились в погреб.

Вдоль стен стояло все то, что Лоуренс не мог купить на рынке.

– Как говорится, чего мало, то и драгоценно, – заметил Лоуренс.

– Слишком много денег в руках у меховщиков. Но денег не хватает и в других городах, поэтому мы не можем просто купить медяки где-то еще. И сейчас даже самый черный медяк начинает блестеть, как золотой.

В ситуациях типа «все сделки только за деньги» умные люди понимают, что цена денег рано или поздно упадет до начального уровня, но, пока она высока, нужно скупить как можно больше товаров.

Вот почему рынок пребывал в таком странном состоянии.

– А поскольку вы таверна, вы можете с легкостью избежать любых обвинений в том, что продаете слишком дорого. Умно.

Лоуренс написал свои цены на деревянной дощечке и подал ее разносчице. Девушка наморщила носик и переписала все числа.

– Слишком дорого, – сказал Лоуренс.

– Тогда пытай счастья на рынке.

Постоянно имея дело с пьяными посетителями таверны, она стала крепче самого прожженного торговца. Сейчас она владела явным преимуществом – она была вовсе не обязана продавать Лоуренсу что-либо.

– Понятно. Однако я рассчитываю на лучшее качество.

– Хех. Это я могу обещать.

По тому, с каким удовлетворением она глянула на дощечку, было ясно, насколько дешево таверна все это закупила. Победить противника, на стороне которого хитрость, деньги и выдержка, невозможно.

– Однако я немного удивлена, – заметила девушка.

– О?

– Тому, что ты пришел один.

– Я прихожу один чаще, чем не один.

Девушка задумчиво прикоснулась кончиком пальца к подбородку.

– Да, похоже, что так, – пробормотала она.

– Правда, моя спутница сказала, чтобы я не думал, что самоцвет способен сверкать в одиночестве.

При этих словах разносчица улыбнулась ярче любого самоцвета.

– Так что, в ближайшие несколько дней тебя устроит?

– Да, пожалуйста.

– И лучше всего, если ты заберешь товар утром, но не очень рано. Все-таки мы таверна.

Девушка, похоже, была из тех, кто встает вместе с солнцем и сразу принимается за работу, однако мысль, что она может и понежиться в кровати с самого утра, тоже несла в себе некое очарование.

– Понял. Не слишком рано, не слишком поздно.

– Время для нас важнее всего, ведь так?

Лоуренс подумал, что эти слова он в последние дни слышит слишком часто, и тут же вспомнил, что должен спросить еще кое-что.

– Да, письмо еще не пришло?

– Кстати о времени. Нет, еще нет. Если оно срочное, я отправлю его на постоялый двор сразу же, как только получу.

– Заранее спасибо, – ответил Лоуренс и откланялся.

Разносчица изобразила полное отсутствие интереса к прощанию – даже не посмотрела на Лоуренса, лишь неопределенно махнула в его сторону рукой с дощечкой.

Бродячие торговцы живут в бесконечной череде приветствий и прощаний, но до тех, кто работает в тавернах, им в этом отношении далеко. Мир велик, и всегда найдется кто-то, кому ты уступаешь.

– Ай-яй-яй, – пробормотал Лоуренс себе под нос. Похоже, это все затянется больше, чем он рассчитывал. Он подумал было направиться в конюшню, но перед его мысленным взором встало голодное, недовольное лицо Хоро. Он вздохнул и решил поторопиться обратно на постоялый двор.

Избегая запруженных улиц, он двинулся проулком. Ему пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить нескольких женщин с корзинами на головах. Вместо слов благодарности они одарили его широкими улыбками.

Быть может, разносчица в «Хвосте рыбозверя» не такая уж и ведьма – быть может, в Ренозе все женщины такие. С этой мыслью Лоуренс прокладывал путь через проулок, пока не вышел вдруг на улицу чуть пошире.

И прямо перед ним оказалось знакомое здание.

– Значит, тут и вправду закрыто?

Это был постоялый двор старого Арольда, где Лоуренс и Хоро останавливались, когда были в Ренозе в прошлый раз. Сейчас его владелец отправился в паломничество на юг.

Изначально здесь была кожевенная мастерская, но она закрылась, и вместо нее открылся постоялый двор. Комнаты, где жили многочисленные подмастерья, стали сдаваться внаем.

Право на постоялый двор перешло к Торговому дому Делинка в обмен на освобождение Хоро, однако Лоуренс с трудом мог представить себе, чтобы они этим правом воспользовались. Скорее всего, они перепродали его кому-то другому, а следом продали и сам дом.

Здание, которое, должно быть, повидало немало лиц в своих стенах, сейчас стояло пустое и безмолвное, точно выброшенная раковина.

Быть может, именно поэтому.

Лоуренс надел на лицо упрямое выражение и натянуто улыбнулся. В его воображении возникла картина, как он открывает здесь небольшую лавку. Меньше, чем у Филона, – просто такое место, где он может обслуживать уставших с дороги путников, для которых дорога и есть дом.

И вместе с ним ухаживает за этой тихо процветающей лавкой кое-кто еще.

– …Что за глупости.

Лоуренс самоуничижительно хмыкнул, потом протяжно вздохнул. Было бы ошибкой полагать, что его одного захлестывают чувства при мысли о близящемся конце путешествия. Вне всяких сомнений, Хоро думала примерно о том же, просто не так явственно выказывала это своими словами и поступками.

Тем не менее, если он продолжит маяться в нерешительности, то навлечет на себя гнев Хоро. А поскольку ее чутье острее, чем у любой собаки, Лоуренсу необходимо плотно закрыть все, что может пахнуть сантиментами. Он стряхнул с себя слабость, как стряхивают пыль с подошв, и твердо решился оставить этот постоялый двор позади.