— Итак, ты утверждаешь, что хорунжий убит? — спросил полковник.

— Так точно, ваше высокородие. Его турецкий офицер из карабина застрелил.

— Почему же вы, скоты этакие, не привезли его тела?

— Так что, ваше высокородие. Семенной остался, чтоб его в лагерь везти.

Николай от неожиданности вскочил с табуретки:

— Семенной жив?

Полковник Недовольно поморщился:

— Садитесь, есаул. Что с вами?

Чеснок, удивленно взглянув на Бута, продолжал:

— Так что, ваше высокородие, не успели мы сотни шагов от Семенного отъехать, как его снарядом смело. Дергач своими глазами видел.

Николай облегченно вздохнул. Полковник нахмурил белесые брови:

— Раненые есть?

— Так точно! Двое… Всего десять человек ушло, я одиннадцатый… Остальные из взвода на месте полегли.

— Иди!

Урядник четко повернулся на каблуках и вышел из палатки.

— Ну-с, господин есаул, что вы скажете? — Полковник вытащил золотой портсигар, стал нервно закуривать. — За два месяца полк потерял в боях одну треть людского и конского состава. Не успели получить пополнения — и опять теряем целые взводы. Я вам говорил, что нельзя поручать мальчишке такое задание.

Уловив в голосе полковника упрек, есаул еще ниже опустил голову.

— Завтра на рассвете возьмите сотню и отправьтесь сами. Задача — та же.

Николай поспешно встал, приложив кончики пальцев к каракулевой папахе:

— Слушаюсь, господин полковник!

Весть о гибели большей части второго взвода быстро облетела третью сотню, а затем и весь полк. Несмотря на поздний час, взволнованные известием казаки собирались группами и горячо обсуждали последнюю стычку.

Около старого казака, за малый рост прозванного Колонком,* сбились тесным кругом десятка три молодых казаков третьей сотни.

____________________________________

* Полевой зверек.

Колонок сидел невдалеке от коновязи, на старом пне, разглаживал черную окладистую бороду и говорил сам с собой:

— Это что ж такое делается? Когда ж, хлопцы, этому конец будет? Я вот Садковской станицы… Двадцать казаков в этот полк наших пришло. Еще года нету с тех пор, а в живых один я остался.

— Эго, дядя Игнат, тебя турки не заметили, а то беспременно бы убили.

Казаки невесело засмеялись. Колонок, делая вид, что не расслышал шутки, продолжал:

— Ну, а ежели вас спросить, из–за какого рожна мы

с турками воюем?..

Из толпы послышался неуверенный голос:

— Есаула поди спрашивай… он тебе расскажет!

Колонок, поискав взглядом говорившего и не найдя, —

спросил:

— Есаула, говоришь? Есаулу можно воевать, ежели у его отца два хутора да паровая мельница. Война кончится, глядишь, — в войсковые старшины* произведут.

___________________________________

*Подполковник

— В нашей станице у девяти человек паи забрали.

Колонок на этот раз увидел говорившего. Это был высокий худой казак из Каневской станицы.

— А у кого же паи–то ваши теперь?

— У Бута, — хмуро проговорил худой.

Колонок оживился:

— Вот оно и выходит, что пока мы гут воюем, папенька есаула нашу землю к рукам прибирает.

Колонок взглянул на казаков, увидел, что к нему пробирается урядник их сотни, заменяющий убитого вахмистра. Казаки неохотно сторонились. Урядник добрался наконец до вскочившего перед ним Колонка и шипящим от злости голосом спросил:

— Ты что тут басни рассказываешь?

Колонок загадочно улыбнулся.

— Так точно, господин старший урядник, басни вот им рассказывал, — он мотнул в сторону казаков головой. — О том, как мы турок били.

— Вот доложу командиру сотни — он тебе… таких турок даст! I

Урядник сделал выразительный жест кулаком и, обращаясь к казакам, крикнул:

— Марш спать!

Казаки нехотя стали расходиться.

Сотня походной колонной медленно продвигалась к месту вчерашнего боя. Впереди сотни в черной лохматой бурке, чуть сутулясь, покачивался в седле есаул Бут.

Придя от полковника, он всю ночь писал письма. Зарею, когда сотня ожидала его выхода, он дописывал последнее письмо — извещение станичному атаману о смерти казаков его юрта. В списке на первом месте мелким почерком было выведено: «Казак второго взвода Андрей Семенной».

Охраняя колонну, тихо крались в кустарнике дозоры. Вдруг Дергач, ехавший головным, остановился, притаясь за молодым орешником: впереди показался всадник. Второй дозорный, держа винтовку в руках, подъехал к Дергачу.

— Что, Иван, турок? — шепотом спросил он, всматриваясь вдаль.

— Должно, дозорный ихний, — так же тихо ответил Дергач. — Езжай, Мишка, к командиру сотни.

Тот рысью поехал назад. Дергач, прикрываясь от солнца ладонью, долго всматривался в мелькающею в кустарнике всадника… Недоумение на его лице сменилось вдруг такой радостной улыбкой, что подъехавший к нему Бут насмешливо спросил:

— Знакомого турка, что ли, увидел?

— Это Семенной… ваше высокородие… — И Дергач, вытянув коня плетью, наметом помчался навстречу Андрею.

Николай трясущимися руками наводил бинокль. Он видел, как Андрей, шагом продираясь через кустарник, одной рукой бережно придерживал что–то лежащее поперек седла.

— Вот мерзавец!.. Да ведь это он Кравченко везет, — удивленно пробормотал Николай и выехал навстречу…

Сотня, сделав короткий привал, продолжала путь.

Уложенный на бурку, обмытый и забинтованный, хорунжий качался, как в гамаке, между двумя идущими шагом лошадьми.

Андрею после тревожной ночи, проведенной на дне оврага, где он дожидался рассвета, нестерпимо хотелось спать. Голова клонилась на гриву лошади, а голос Дергача звучал как будто из–под земли:

— Андрей, Андрейко! Ты не спи, сейчас в лагерь приедем. Ты своего черта–то сдерживай, а то он того и гляди галопом пойдет. Хорунжего из бурки могем вытряхнуть…

Андрей, потерев ладонью слипающиеся глаза, поглядел вперед. Дорога шла на подъем. Перед ними желтел тронутый уже осенью знакомый лес, где лагерем расположился их полк.

Третий день казачья дивизия, в которую влился 2‑й Запорожский полк, с боем теснила левый фланг противника, обходя Саракамыш.

Русские батареи, спрятанные в молодой роще, с ожесточением били через город по медленно отступающим турецким цепям.

Из штаба корпуса прискакал терец. С его коня клочьями падала пена, черная смушковая папаха с синим верхом была сдвинута на затылок. Казаки, переговариваясь, с интересом наблюдали за ординарцем.

Через четверть часа 2‑й Запорожский полк, оставив занятые им позиции и разобрав у коноводов лошадей, рысью направился к городу. Канонада усилилась. Через головы казаков с воем понеслись снаряды.

Впереди второго взвода ехал на вороном арабе старший урядник Андрей Семенной. На его черкеске поблескивали два солдатских «Георгия». Один из них Андрей получил за спасение хорунжего, другой — за смелые разведки.

Тяжело прошла для Андрея эта зима. Не раз посылал его есаул Бут на верную смерть, и с каждым возвращением Андрея накалялась их взаимная ненависть, а в полку росла слава молодого отчаянного казака.

В обращении с рядовыми казаками Андрей оставался простым, и они, любя его за храбрость и эту простоту, охотно шли за ним на самые рискованные разведки. А в атаках, как бы по молчаливому соглашению, всячески оберегали Андрея, делая это незаметно для него.

Турецкие батареи, заметив подъезжающий к городу полк, словно проснулись. Шрапнель, разрываясь высоко в голубом нёбе, засыпала казаков градом пуль.

Наступила ночь. Турецкие цепи, теснимые лобовыми и фланговыми атаками казачьих полков, откатились далеко за город. 2‑й Запорожский полк, четыре раза ходивший в атаку, потерял командира и треть людей. На другой день по распоряжению командующего он был снят с фронта и отправлен на отдых в Тифлис.

Мерно стучат колеса. Поезд берет подъем. Андрей, лежа на нарах, мечтает: «Скоро Тифлис. Отдых. Можно сходить в баню…» Он даже зажмурился от удовольствия. Но самое радостное — предстоящий отпуск.