— Меня?! Разоружить?! — Петров, не сдерживаясь больше, выхватил наган, но на его плечо легла чья–то тяжелая рука.

— Легче, легче браток! Ишь, какой нервенный? Андрей улыбнулся.

— Товарищ Бабич, разоружите его и обыщите.

— Слушаюсь, товарищ комбриг.

Два рослых казака сорвали с Петрова оружие. Бабич обыскал его карманы и положил на стол кожаный бумажник и серебряный портсигар. Петров посмотрел на Андрея, как затравленный волк.

— Товарищ комбриг. Я погорячился. Извините меня. Честное слово, я не виноват: я лишь исполнял распоряжение военкома.

Андрей, не отвечая, просматривал содержимое бумажника. Найдя там маленькую записку, он развернул ее и стал читать. Петров, следивший за каждым его жестом, побледнел и закусил губу. По мере чтения глаза Андрея загорались холодным блеском, а ноздри тонкого, с горбинкой носа расширились. Кончив читать, он бережно сложил записку и сунул ее в карман.

— Так вот вы кто, господин есаул!.. Бабич!

— Я, товарищ комбриг.

— Уведите арестованного, посадите его в отдельное

помещение и поставьте надежный караул.

Петрова увели. Андрей прошелся по кабинету, подошел к столу и сел в кресло.

— Так что ты скажешь, товарищ председатель, о расстреле заложников и об окружающих тебя людях?

Тот удрученно опустил голову. Потом глухо сказал:

— Самого меня шлепнуть надо. И где мне тут было разобраться… Что ни казак, то и бандит.

— Ну, ну! Поосторожней, я ведь тоже казак. Вот что, дай–ка мне ключи да собери заведующих отделами. Кстати, и комиссар пришел… Ты что же, комиссар, Советскую власть не признаешь? Ты кому здесь подчиняешься?

— Да я, товарищ комбриг, не…

— Я тебя спрашиваю, кому ты здесь подчиняешься?

— Ревкому…

— Ревкому? А когда тебя председатель ревкома вызывает, ты как ему отвечаешь?.. Где председатель ячейки?

— Сидит в подвале.

— Сидит… Эх ты, комиссар! Расстрел заложников ты утвердил?

— Так то ж бандиты.

— Бабы беременные — бандиты? Я спрашиваю, ты приговор утвердил?

— Я…

— Вот ты сам бандитом и оказался.

— Товарищ Семенной!

— Молчи. Кто тебе такие полномочия давал? Еще после этого комиссаром себя называешь. Комиссары — это лучшие люди нашей партии, а ты…

— Товарищ Семенной!

— Какой я тебе, бандиту, товарищ! Клади на стол оружие!

Андрей подошел к комиссару, снял с его головы фуражку и сорвал с нее красную звезду, положив на стол, и позвонил в колокольчик. В комнату вошел Бабич.

— Уберите арестованного.

— Товарищ Семенной! Не сажай. Пошли на любое дело… Заслужу, вот увидишь, заслужу!

Андрей стиснул зубы и отвернулся. Комиссара увели. Следом за ним вышел председатель ревкома с перекошенным от страха лицом.

Андрей остался один. Он взял ключи, оставленные председателем ревкома, и отпер ящик стола. По коридору раздался звон шпор и громкий уверенный голос. В комнату, широко распахнув дверь, вошел комбриг Сухенко.

— Рад, очень рад познакомиться. Слышал, как ты тут воюешь, и зашел.

Андрей удивленно посмотрел на Сухенко и встал.

— Комбриг Сухенко?

— Он самый. Молодец, ей–богу. — Сухенко протянул Андрею обе руки. — Так их, прохвостов, и надо. Особенно комиссара. Пьяница и сукин сын. Если помощь нужна, ты не стесняйся. Бери мою конвойную сотню… полк понадобится, полк дам.

Андрей с открытым недоверием взглянул на Сухенко, но, встретив его смелый взгляд и приветливую улыбку, крепко пожал протянутые руки.

— Спасибо. Понадобится помощь, приду. Садись. Твой штаб в Староминской?

— Да, пока здесь. Ведь мы на отдыхе. — Он достал вышитый шелковый кисет и сел в кресло возле стола.

— А я тебя, Семенной, помню. Под Харьковом ты мою бригаду здорово трепанул… Насилу ушел от тебя. — Сухенко расхохотался. — Ох, и зол я на тебя тогда был! — Он встал и серьезно посмотрел в глаза Андрею. — Мы были врагами, теперь мы друзья? Навсегда, надеюсь?

— Конечно, что за вопрос!

…Сухенко порывисто обнял Андрея.

4

Андрей сидит за столом и внимательно вслушивается в голос докладчика.

— …Водяная мельница, когда мы ее приняли…

«Где я слышал этот голос?» — напряженно пытался вспомнить Андрей, не отрывая пристального взгляда от докладчика.

— …Своими силами мы ее полностью отремонтировали и к началу сезона можем вполне обеспечить бесперебойный обмолот зерна для всего станичного юрта. — Худощавый, маленький старичок в грязноватом френче оглядел поверх очков присутствующих, словно ожидая одобрения.

«Фу, черт, да где я с ним встречался?!» — Андрей с досады сломал карандаш и, вытащив из серебряных ножен кинжал, стал осторожно срезать стружки.

Совещание кончилось поздно. Андрей подписал акт приемки дел и наконец остался один. Он сидел на подоконнике и смотрел, как в темном небе зажигались звезды. Вспомнилась юность. Вот такая же кубанская станица… то же ночное небо… такие же звезды… и песни любимой девушки.

Вспомнилась первая присяга и отправка на фронт. В Тифлисе дивизии был смотр. Седобородый генерал в серебристой черкеске, объехав фронт, обратился к казакам с напутственной речью. Грудь генерала была увешена крестами и медалями. Золотистый дончак нетерпеливо перебирал ногами, готовый каждый миг умчать седока.

Генерал говорил о войне, о славе казачьей, о долге казака… «Постой… нет, это немыслимо. — Андрей потер ладонью разгоряченный лоб. — Нет подстриженной бородки, орденов, дорогой черкески, но голос, голос… мягкий, красивый баритон, с легкой хрипотцой… Да нет, чепуха! Не может того быть. Ну, конечно, померещилось. А вдруг и вправду?»

Андрей порывисто подошел к телефону и взялся за ручку. Потом оставил ее с жестом досады.

— Нет, это просто нервы… Скоро черт знает что будет мерещиться, — проговорил он громко и, отойдя от телефона, сел в кресло, зевнул. «Однако пора спать, уж скоро полночь». Его потянуло домой. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Зевнул еще раз и, склонив голову на руки, незаметно для себя задремал.

…Часы прохрипели полночь. Андрей вздрогнул и открыл глаза. Прикрутив лампу, встал, прошелся по кабинету, хотел лечь на диван, но передумал. Подошел к телефону, прижал черную пуговку, резко и решительно позвонил. Когда, наконец, услышал сонный голос телефонистки, с легким раздражением бросил:

— Дайте гарнизон… Дежурный? А, это ты, Семен? Вот что, возьми с десяток конных хлопцев и мотай в ревком… Да нет, ничего особенного. Ну, я жду, — Андрей повесил трубку.

Вскоре на улице раздался конский топот, и в кабинет вбежал Семен Хмель.

— Что случилось, Андрей?

— Ты заведующего финчастью знаешь?

— Это Митрича–то? Конечно, знаю.

— Езжай к нему на квартиру и доставь его сюда. Да не забудь обыск сделать.

— Андрей, а ты — не того? Вроде он старичок аккуратный, работящий.

— Знаю, что работящий. В старое время дивизией командовал. Ну, не раскрывай рта, паняй!

Хмель, словно ошпаренный, выскочил из комнаты, прогремел шашкой в коридоре, и почти тотчас же послышался с улицы его бас:

— По ко–о–оня–ям!

…Арестовать генерала Алгина не удалось. Он бежал в тот же вечер, оставив на койке старенький рваный картуз.

5

Когда Хмель доложил Семенному о бегстве заведующего финчастью, Андрей, против ожидания Хмеля, не накричал на него, а подошел к нему вплотную и положил руки на плечи.

— Значит, сбег генерал? Ну, теперь держись, он тебе задаст. Горе–охотники мы с тобой… С‑под ружья какой лисовин ушел!.. Идем домой. Спать хочется, да и закусить не мешает. Вот еще что: подбери мне хорошего ординарца и коня дай ему получше.

Они шли по пустынным улицам уже спящей станицы. Семен заметил, что Андрей умышленно удлиняет путь и ведет его по окраинам. Андрей, угадав мысли друга, тронул его за локоть.

— Ты не сердись, Семен, за прогулку. Хочется воздухом подышать, ночью полюбоваться. Хороши у нас, на Кубани, весенние ночи. Обо всем тяжелом, что пережито, забыть хочется, молодеешь даже.

— Да ты и так, Андрей, не старый: моложе меня на семь лет, а и мне до старости еще далеко.