Одинокую фигурку, отчаянно голосовавшую на разделительной полосе пригородного шоссе, похмельный и круто превышавший допустимую скорость, собранно злой Кирилл засек километра за три-четыре.

   Приехали: провокация, заслон. На тачку разводят фраера ушастого. Слева и справа откосы крутые, почти эскарп, роту можно спрятать. Бабу семафорить -- остальные в засаде.

   Четко оценив обстановку, он, не притормозив, объехал чуть не бросившуюся ему под колеса миниатюрную брюнетку в желтом коротком платьице. Если бы не тяжелое похмелье и не адреналин с эндорфином, яростно очищавшие любимый организм от алкогольного отравления, Кирилл преспокойно поехал бы дальше -- приключенцем он не был и лишних хлопот на свою задницу не искал. Но тут, как уже не раз бывало, он опять обиделся, что его за лоха держат. По-иному оценив обстановку, километров через пять Кирилл решил вернуться к месту предполагаемой засады.

   Пять утра, все чисто, свидетелей нет. Почему бы не размяться?

   По дороге он достал из тайника под сиденьем некогда газовый "айсберг", переделанный под нарезное оружие, и выщелкнул из барабана револьвера первый сигнальный патрон. Остальные, сам вчера заряжал, были боевыми.

   Сразу на поражение, валить всех, ствол на мосту в речку -- не жалко, за удовольствие надо платить. Пикник на обочине -- хорошо. А теперь внимание, не гони, сначала справа, потом слева.

   К своему неудовольствию и даже некоторому постыдному облегчению, Кирилл не обнаружил выставивших приманку коварных лиходеев в засаде. Пикника на обочине не случилось. С обоих направлений шоссе было совершенно пустынным -- ни встречных, ни поперечных. Босоногая девица в желтом кремовом платье была абсолютно одна и в машину к нему не спешила. Кирилл сунул револьвер в бардачок и, распахнув дверцу, раздраженно бросил:

   -- Чего корячишься? Садись, -- и, оценив нерешительность брюнетки в чистом поле голосующей ранним утром, смягчился, галантно улыбнулся и куртуазно-иронично добавил:

   -- Прекрасная мадмуазель, соблаговолите осчастливить своим обществом мой скромный экипаж...

   Завершить куртуазный период Кириллу было не суждено: у мадмуазель подогнулись колени, и она кинематографично, беззвучно и романтично осела на асфальт. Кирилл тоже как в кино дернулся за револьвером: откуда стреляли? Впрочем, выцеливать врагов, стоя над телом прекрасной незнакомки, он не стал, но аккуратно уложил оружие в тайник, чертыхнулся, вышел из машины и кулем затащил на переднее сиденье закатившую глаза брюнетку в платье на голое тело.

   По дороге брюнетка Даша вернулась в сознание, назвалась, затем почти без истерики и слез объяснила, почему очутилась одна на пустынном шоссе в ранний воскресный час. Вышло, что когда она вчера возвращалась домой из круглосуточного супермаркета, где подрабатывает на кассе, двое поддатых ментов-беспредельщиков на "Москвиче", дали по голове, сунули в машину, за городом по очереди, не забыв о безопасном сексе, изнасиловали и бросили.

   -- Платье сама сняла, а белье в клочья... Сумку не нашла... Всю ночь по лесу, по полю..., туфли, вот, в болоте утопила. Слава Богу не убили...

   Жила Дашка у черта на куличках на противоположной окраине города. Пилить туда Кириллу не хотелось, бросать ее в городе голой тоже: магазины еще закрыты, автобусы не ходят, на стоянке такси, как всех постреляли... Пришлось давать команду:

   -- Сейчас ко мне! Придешь в себя и со шмотками что-нибудь придумаем. Не возражать и не рассуждать.

   Последнее было сказано напрасно: в тот момент на возражения и рассуждения у Дашки попросту не было сил, на кухне у Кирилла она в себя не пришла, и, чуть пригубив от чашки растворимого кофе с коньяком, мигом уснула, опустив голову на руки. Тихо сопевшую во сне Дашку Кирилл аккуратно избавил от грязного и рваного платья, медленно опустил в теплую ванну и принялся осторожно и целомудренно обмывать многочисленные ссадины и ушибы, едва касаясь особо пострадавших интимных мест. Лишь когда Кирилл заворачивал ее в синий махровый халат, она попыталась проснуться, что-то неразборчиво пробормотала, но потом опять положила голову ему на плечо. Уже крепко спящую Дашку Кирилл отнес на диван, укрыл пледом. Жертва насилия глубоко вздохнула, свернулась калачиком и очень по-детски чему-то улыбнулась во сне.

   Так-так, суду все ясно: что ясно и что не ясно, подобрал малолетку на свою голову. Восемнадцати ей нет точно. Кто виноват -- понятно, а что делать, черт его знает. "Скорую", милицию звать? Себе дороже обойдется -- доказывай, что не причем. Надо было сразу в больницу везти, хотя это опять те же яйца, только вид с боку... Представьте, Муза утром у мужчины. Бог весть, что люди скажут про нее... и про него. Может, вызвать мотор и пусть валит отсюда? Лучше бы хлопнул ее там на дороге, сразу, чтоб не мучилась...

   На балконе Кирилл хлебнул пива, закурил и принял волевое решение разбираться домашними средствами. Пусть пока спит, а он по коньячку пройдется для поправки здоровья и с целью искоренения интеллигентской мягкотелости. Пожрать также не мешало бы. Но сначала разогреться с гантельками и эспандером. Новости по интернету хорошо бы почитать-глянуть.

   Через три часа доктор Шура в белом халате, только что исполнивший врачебный долг, вместе с Кириллом пил на кухне коньяк. Кирилл -- символически, Шурка -- от души, не забывая подливать из турки собственноручно сваренный свежемолотый кофе. Доктор протокольно докладывал о состоянии пациентки:

   -- Ну-с, снимайте бурнус, любезнейший. Разрывов промежности и слизистых тканей оболочки влагалища не наблюдается, кровоточивости нет, преддверие повреждено, но незначительно, до свадьбы, хе-хе, заживет -- клитор в порядке. Множественные ссадины на спине и на внутренней поверхности бедер. Ушибы мягких тканей головы на затылке, но симптомов сотрясения мозга нет. Переломов ребер нет. Мой диагноз -- девочка легко отделалась. Вряд ли получила удовольствие, но хорошо расслабиться, точно, сумела.

   В это время Дашка расслаблялась на желтом кожаном диване Кирилла и в очередной раз старательно пыталась обыграть в тетрис наладонник, чуть ли не тыкаясь в него носом вместо стилуса. Несчастную жертву насилия, дожидающуюся срочной психотерапевтической помощи, она нисколько не напоминала. Скорее, она была похожа на девочку-старшекласницу, поправляющуюся после небольшой простуды.

   Спустя пару месяцев Дашка поведала, что, увидев Кирилла в машине, ей вдруг привиделось: ее приехал спасать отец, погибший, когда ей было пять лет -- большой, широкоплечий, улыбающийся, кареглазый... В точности такой, каким она его помнила.

   -- Когда ты меня, Кирюша, взял на руки, я была как маленькая девочка. А потом еще ты как папа меня купать стал, а я крепко так зажмурила глаза и мне было так приятно-приятно, тогда я еще во сне тебя видела и мне стало стыдно...

   Сам того ничуть не желавший в первый день знакомства с Дашкой Кирилл исправно исполнял обязанности, конечно, не отца -- от инцеста он был весьма далек и отцовских чувств к ней не питал, а, скорее, играл роль заботливого супруга.

   После того, как Кирилл отвез пьяного доктора к нему домой, в очередной раз повторив, что никакой Дашки тот видеть не видел и знать не знал, Кирилл на обратном пути заехал в дамский универмаг. Долго не раздумывая, он подобрал для Дашки светло-голубые джинсы, белые кроссовки и белую футболку с желтым цветочком над левой грудью, а после определенных размышлений приобрел комплект белья желтого цвета и к нему присовокупил белые чулки на резинке и, еще раз подумав -- большую коробку шоколадных конфет из кафе на первом этаже.

   Бросив пакеты с покупками на заднее сиденье, Кирилл вдруг удивился себе и своей немыслимой щедрости: обычно женщинам он никаких подарков не делал, за исключением куртуазных букетов цветов, а тут с бухты-барахты внезапно вдребезги разорился, забыв об усвоенном с детства твердом принципе: лучший подарок для женщины -- это он сам.