— У тебя в мочках ушей Александрийский Мелькит. Между тем мой «лендровер» весь по себе неслабый апотропей. Плюс инкунабула Продиптиха, которую в прошлом году подарил мне прецептор Павел. Вот они и сыграли ансамблем, потащили тебя к асилуму.
О прочей сюжетной визионерской дребедени забудь. Не положено нам о ней толковать.
Я имею в виду похожего на меня персонажа с красными шпалами в петлицах или образ Пал Семеныча в мундире группенфюрера СС. Релевантной интерпретации твое искаженное восприятие увиденного априори не подлежит. Тебе в перфекте достаточно оружейного пророчества.
Придумала, как пистолет поименовать в теургическом крещении?
— Я назову его Вальс.
— Вальтер Вальцер? Так-так… По-моему звучит неплохо.
В субботу пополудни Филипп, уделив урочное время и дидактическое внимание Ване Рульникову, выехал на еженедельное собрание орденского звена. Настю должна захватить Мария, а прецептор Павел предупредил, что задержится.
В тот день за традиционным обедом коллеги и соратники собрались довольно поздно, но общались результативно, не забывая о неофитах, наставляя их в разной форме. Среди прочего, в виде застольной речи, произнесенной и преподнесенной прецептором Павлом не без помощи щедрого дивинативного воздействия на внимательных слушателей.
— …Дабы настала наша христианская эра, потребовалось обязательно принести не мир, но меч и единовременно возлюбить врагов своих. За одно и то же губить свою бессмертную душу и тем самым спасать ее. Собирая в житницы, высевать зерно на сухую дорогу и на камень. А домашних своих принимать за ближних врагов, оставляя отца и мать ради служения духовного.
Двадцать веков тому назад как никогда человечество испытывало потребность в провиденциальном, предопределенном соизволением Божьим толковании веры, утоляющем истинно избранных и просто званых, обоюдно желающих познать диалектику единства и борьбы противоположных начал: добра и зла, света и тьмы, свободы и неволи, любви и ненависти, истины и лжи.
Отцы и братья ноогностики, на мой взгляд, точно сформулировали религиозно-философскую задачу. Они же способствовали тому, чтобы на свет Божий в одно и то же время от двух секулярных авторов-творцов за четыре солнечных года до Боговоплощения появился теургический Продиптих — сила и знание средневековых рыцарей Благодати Господней.
На первых порах на титульном листе инкунабулы, литографированной, изданной и отредактированной в Древнем Риме на греческом всеобщем койне, значилось: «Дихобиблия Филона Иудея и Аполлония Тианского. Апокалипсис Творения и Евангелие Бога пресуществленного»…
Здесь-то чего-либо нового на эту первопечатную тему рыцарь Филипп услышать не мог. Но внимать прецептору Павлу ему все же приятно.
«Ага, наш Пал Семеныч заводит публику, дидактической теургии не жалеет, до ума доводит неофиток».
Велеречивый спич прецептор Павел завершил призывом к пониманию духовному сакральных истин, какими бы словами, «во многая языцех и глаголах», оно бы ни выражалось.
«О, у него и свадебный подарок для Насти припасен! Понятненько. Жаль, Маньке будет немножко завидно, обидно. Ничего, я этот дар потом ей по старой дружбе устрою, сюрпризом».
Тем не менее Павел Семенович Булавин не захотел никого обижать, неожиданно предложив Филиппу:
— Филипп Олегович, думаю, вы понимаете, коллега, мне сейчас предстоит наделить даром распознавания языков Настасью Ярославну. Вас же я прошу рукоположить Марь Вячеславну, тако же снарядив ее столь полезным в дальних странствиях языковым талантом…
Немую театральную сцену, изумленное недопонимание кое-кого из собравшихся за одним столом нарушила реплика арматора Вероники, непринужденно скомандовавшей:
— Настена, Манька, чё рты разинули? Расселись тут, как Леда на яйцах. Толстомясые задницы от стульев ну-кася оторвали и шагом марш в малую часовню!
В ризнице облачиться в мантии неофитов и трепетно ждать таинства хиротонии…
Едва Настя и Мария гуськом в безмолвии покинули столовую, прецептор Павел с долей укоризны обратился к арматору Веронике:
— Грубовато вы с ними обходитесь, Ника Фанасивна.
— По-другому нельзя, Пал Семеныч, что в лобок, что по лбу. Нет мозгов — пиши калека. Обе дуры безмозглые, одна больше, другая меньше…
Когда арматор Вероника ушла проверять, как исполняется ее приказание, прецептор Павел сокрушенно развел руками:
— Ай-ай-ай… неистребимы наши обычаи понукать, цукать, шпынять младших в чине и в должности… Господи, помилуй нас, грешных…
Пойдемте, коллега, не будем задерживаться. Не такое уж мы с вами большое начальство, Фил Алегыч…
В воскресенье темным утром гости Вероники Афанасьевны Триконич разъехались по своим надобностям. И Филипп с Настей отправились к обедне в монастырскую церковь Утоли моя печали по раскисшей дороге. Обещанная метеорологами крещенская оттепель, уже по юлианскому календарю, вот-таки наступила.
До и по окончании церковной службы джип вела Настя аккуратно, внимательно, строго в соответствии с малоприятными погодными условиями и правилами дорожного движения. Что нынче не мешает ей спокойно разговаривать.
«Ага, раньше-то за рулем постоянно гормональный кайф ловила, адреналинщица».
— Знаешь, Фил, женское тело совсем не приспособлено для ношения оружия. В облегающее одеться нельзя, торчит, топорщится, бугрится, где не надо. Если на поясе за спиной, то ствол в задницу упирается, сидя и стоя…
Невидимая кобура на животе или на бедре плохо. Машка все видит, смеется, говорит: Мальбрук в поход собрался, аноптически. А сама шелковые ножны с крисом в лифчике днем и ночью носит.
— Так уж и ночью? — не поверил Филипп.
— Ей-ей! Она мне хвасталась открытой сбруей в окружностях на тоненьких ленточках и бретельках. Чтоб голыми сиськами в сауне потрясать, на пляже, и все такое…
Хотела я себе такую, чтобы под мышкой пистолет носить, опять же нехорошо. Мне грудь не дает быстро его доставать. Между сисек — самой неудобно.
— Носи своего Вальтера Вальса в сумочке через плечо. Доставать удобно при некотором навыке.
— Так он тяжелый!
— Привыкнешь — полегчает. По крайней мере, физически.
Хотя невидимое, метафизическое, сокрытое… оно весомее видимого, секулярного… — Филипп взял теургическую цезуру и приступил к дидактическим трудам, уместным после православной литургии.
— К примеру, неофит, наше эзотерическое, сокровенное, аноптическое вероисповедание в сравнении с открытым, эктометрическим религиозным культом выглядит подобно девятимиллиметровой свинцовой пуле внутри детского воздушного шарика.
Но и без внешней оболочки соборной православной веры нам с тобой никак не обойтись. Поскольку мы духовно живем в мире от века сего и материально на него воздействуем.
Эктометрическое православие материально и натуралистично, так как стремится от грешной человеческой плоти к безгрешному духу в непосредственных молениях и упованиях. Мы же от духа нисходим к плоти во имя благих целей и вящей славы Господней.
Эта церковь, наша с тобой открытая православная религиозность состоят посредниками между нами и бренным миром. Через них мы приобщаемся к секулярной социальной среде в церковном единомыслии и в совместных экклезиастических молениях.
Секуляры, наоборот, в храме Божием, будучи воцерквленными, в таинстве общей молитвы от собственной грешной и тварной плоти восходят через ипостась, лик Богочеловека, также посредством культа Богоматери, к Духу Святому.
Мы от Пресвятой Троицы, Единосущной и Нераздельной, состоятельно идем к человеку. Они же от человека, — в их понимании отдельной твари Божьей, — устремлены к ипостасям Бога-сына, Бога-отца и к Святому Духу, который мирянам не дано уразуметь…
…Эктометрическая правоверная церковь, как всеединая обитель Божия, необходима эзотерическим харизматикам, осиянным Благодатью Господней, незримой и неизреченной для секуляров. Ибо церковь, костел, иные молельные дома на нашей стороне непоколебимо стоят превыше тварного и грешного естества человеческого и мирского.