Спустя доли секунды ему прежде послышался скрежет железных зубьев по фарфору, затем с нарастающей громкостью отвратительно перешедших к разгрызанию чего-то стеклянного.

Безотчетно интуитивно, — Господи, помилуй! — Филипп выжимает педаль газа, и его «зубило», едва не встав на дыбы, словно норовистый и резвый конь, рвется вперед. Куда как вовремя, потому что у троллейбуса срывается с проводов токоприемная штанга и враскачку с электрическим разрядом хлестко обрушивается на капот новой «волги», взатык следовавшей за «восьмеркой» Филиппа.

Напрасно он вот-таки любительски жаловался умельцу Гореванычу на карбюратор и крутящий момент. Обихоженному и форсированному движку этой невидной «восьмерки» могли бы позавидовать многие и многие автовладельцы подержанного четырехколесного старья. Вроде водителя того доисторического «мерседеса», чью машину Филипп задел бампером при резком маневре и подставил под удар «волги», лесбийски клеившейся к его «жигулям».

Своя машина ближе к телу. Владельцы и управленцы пяти автомобилей, поочередно уткнувшихся друг в друга в разных позах с различными повреждениями, душевными и физическими травмами, нисколько не обращали внимания на окружающую обстановку, приходя в себя и набираясь сил перед восстановлением картины происшествия, подсчетом ран и убытков.

Зато Филипп отметил, как вторая токоприемная штанга злосчастного троллейбуса, начавшего безбожно тормозить, угрожающе изогнулась, качнулась и сорвалась с места, чтобы рассечь людскую толпу на тротуаре и ударить в висок пожилого мужчину в синем костюме…

«Эх-ха, многим досталось по ушам и по рогам». Хотя меньше всех в аварии пострадали вишневая «восьмерка» Филиппа и немало поживший кремовый «мерседес».

Последнюю разновидность средств передвижения Филипп называл «серебряной свадьбой», поскольку ее предыдущий владетель наверняка нехотя расставался с ней, прожив в любви и согласии никак не меньше 25 лет. Ничто ее не берет. И в повторном супружестве она способна дотянуть в будущем до золотого юбилея и миллионного автопробега.

Как бы там ни было, упитанный дядя из вечного «мерседеса», сработанного на века еще до объединения Германии, спокойно покуривал, дожидаясь приезда автоинспекции. К Филиппу, и вообще ни к кому другому, претензий он не предъявлял, включая блажившую на тротуаре желто-соломенную тетку-водилу из троллейбуса с оборванными штангами-рогами.

— Поперек судьбы и несчастных случаев не попрешь. Говори: слава Богу, а то могло быть куда хуже.

Филипп тоже смирился с неизбежным и так же, как лысый дядька, перекрестился, выйдя из машины. Чуть-чуть выпрямить, подрихтовать крыло, подкрасить его, подправить бампер, и наше «зубило» станет как новеньким.

Отвратный выворачивающий душу наизнанку стекловидный скрежет и железный грохот в ушах тоже прекратились, как только на злополучную черную «волгу» разрядилась троллейбусная штанга. И помощь спасателя-любителя не потребовалась.

Пострадавшим от электроразряда президентско-чиновного вида господинчиком и его шофером неотложно занялись профессионалы. Ну, а того в синем на тротуаре они сразу же прикрыли голубым пластиковым мешком до составления полицейского протокола с места происшествия.

Сообщив то, что нужно кому следует, Филипп отъехал от Дома масонов. Напоследок он не забыл взглянуть на курьезную дубовую дверь.

Она была на месте, никуда не пыталась исчезнуть. Как вернулась в свое время, с разрядом троллейбусной штанги, так и стоит себе, как ей положено, со всеми новозаветными украшениями во имя вящей славы Божьей.

«Осанна тебе, Господи! Пережили голод, переживем и изобилие».

Политический подтекст и футурологический контекст народной поговорки хрущевских времен Филиппа Ирнеева нимало не интересовали, но эта присказка ему нравилась. Звучит в самый раз перед обедом, напоминая об умеренности в еде. «Чтоб случайно не обожраться ненароком Танькиной вкуснятиной».

Отметим, что Фил Ирнеев не был, не заявлялся пресловутым адреналинщиком, упивающимся гормонами и чрезвычайными обстоятельствами. Чувство страха, заставляющего холодеть конечности, ему было знакомо, и продукты жизнедеятельности желез внутренней секреции его не глушили. Но его устрашенность неизменно пребывала в упорядоченном состоянии и никогда не препятствовала ему действовать и оценивать. Напротив, подспудное присутствие страха невзначай добавляло решительности и обеспечивало остроту восприятия.

Вероятно, по вышеизложенной причине вскоре осуществленный и овеществленный обед Филиппу показался необычайно вкусным. Тогда как начавшиеся с простительным опозданием послеобеденные занятия английским языком с Ваней оказались продуктивными и захватывающими. Сверх положенных и намеченных двух академических часов.

Вовремя спохватившись, Филипп бросился готовиться к вечернему моциону с Вероникой в парке и далее на дискотеке со стриптизом в хорошем ночном клубе. По плану ему требовалось быстренько ополоснуться и безупречно выбриться. Накануне выглаженные самоотверженно влюбленной в него бонной Снежаной брюки и рубашка сидели столь же безукоризненно.

Время поджимало. Мужчине любой степени влюбленности не пристало опаздывать на первое свидание. Кольми паче опоздание не к лицу дону Хуану-Фелипе Тенорио Бланко-Рейесу, рыцарственному и благородному идальго.

Стало быть, в парке у достопримечательного вяза с дамским седлом-развилкой, живописно нависавшем над водой, Филипп появился раньше Вероники. В свойственной ему настороженности он внимательно осмотрелся, прежде чем переходить в режим открытого предложения сердечной привязанности и безумной страсти.

Несмотря на минутное опоздание, вполне простительное и вежливостью монарших особ и дипломатическим протоколом, на него с укоризной взглянул представительный господин в черной тройке с галстуком неброских тонов. Будто бы Филипп летел стремглав встретиться именно с ним, а не с феей Вероникой.

Тут же что-то в нем показалось Филиппу приятно знакомым и располагающим к общению, невзирая на строгий менторский взгляд опытного и подлинно заслуженного учителя.

«Костюмчик, галстучек, булавка с большим красным рубином…»

Где-то он его все же видал. Но где и когда?

«Подойти, что ли, спросить: извините, сэр, нас с вами кто-то уже представлял друг другу? Но я что-то не припомню кто и когда. Склероз, знаете ли, в 20 лет. Вот досада, не правда ли, сэр незнакомец?..

С виду ему около 50 лет. Скорее в меньшую сторону, нежели в большую. Трудновато оценить сразу. Возможно, и глубокий старец за 60, если содержит себя в хорошей форме. Или же, право слово, полузнакомому господину меньше 40, но пристрастная жизнь его немало встряхивала и трепала, так что даже ухоженный и лощеный вид не помогает.

Держится словно бы с врожденным достоинством от многих поколений благородных предков. Безусловно, прекрасно воспитан. И несомненно, неописуемо умен и невообразимо образован.

С первого предъявления похож на образ мудрого учителя, кому ни к чему делать умное лицо и надуваться интеллектуальной профессорской спесью. И никак иначе, если он давно уж многое об этом мироздании знает, как и то, что до конца его постичь ему не дано…»

Вероника опаздывала. Потому Филиппу с букетиком ландышей ничего не оставалось делать, как открыто и дружелюбно посматривать на этого знакомого незнакомца, нисколько не скрывавшего того, что ему тоже любопытна личность молодого человека, явственно и с нетерпением поджидающего не очень-то пунктуальную пассию.

Наконец Филипп сообразил, почему этот субъект кажется ему настолько знакомым. Он нечаянно похож на Нику и вполне может оказаться ее дедом. Или дядей, отцом? Трудно сказать. Но никак нельзя поверить, будто она прислала на свидание родственника.

«Ни фига себе, если у нее такие шуточки!!? Не верю!!! Сэр незнакомец слишком респектабельно выглядит, согласившись участвовать в каком-то глупом розыгрыше, устроенным взбалмошной девчонкой. Пускай даже она его родственница!»