— А вы никогда не видели, как он писал свои песни, то есть карандашом на бумаге?

— Может быть, он когда-то в блокноте и писал… Но в принципе у меня было впечатление, как будто песни из него лились. Он этими песнями разговаривал с друзьями. Это был способ общения с друзьями.

И тут же, на ходу, он их перерабатывал. Были песни, которые он только что записал, а потом приходит и говорит: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз». Потому что он уже что-то переосмыслил.

— А как происходила сама запись?

— И днем и ночью они очень серьезно работали, записывали песню, потом слушали. Если что-то заскрипело, значит, надо еще раз переписать. А еще у нас на магнитофоне «Днепр-11» все клавиши были одинаковые, не на ту нажмешь — сотрешь запись. Поэтому все пленки были «ущербные», потому что их переписывали по многу раз. Но и Лева и Володя получали колоссальное удовольствие от этих своих сеансов звукозаписи.

— А какие-то конкретные случаи вы узнаете в его песнях?

— Например, строка «Недавно головой быка убил» связана вот с таким случаем. Всей компанией мы выходили из ВТО, и привязались какие-то пьяные парни. Драка! И Лева кого-то головой ударил в живот… Я даже помню, как они ночью записывали эту песню и дико хохотали.

— А в какой мере связаны первые песни Высоцкого с его собственным детством?

— Каждая песня была чем-то вызвана — какой-то ассоциацией, каким-то знакомством, каким-то случаем. А что касается дворовых песен — ничего такого в его юности не было. У них очень интеллигентный и порядочный дом. И Володе негде было встретиться со своими песенными персонажами, и с гражданином Токаревым негде было встретиться. Единственное общение такого рода у него было с Гераскиным — с нашим участковым. Гераскин прекрасно знал всех нас.

— Нет, все-таки соприкосновения были, например, когда Утевский был на практике в соседнем отделении милиции. Помните, тот самый «черный пистолет»…

— Почему на практике? Толян тогда уже в МУРе работал, и у него был свой законный пистолет. Тогда он часто приходил к нам и, конечно, самые интересные моменты, самые интересные случаи из своей работы рассказывал.

— Так это его вполне реальный пистолет упоминается в песне?

— Пистолет у него, конечно, был, но был пистолет и у Семена Владимировича. Ствол был залит баббитом, и Володя с ним играл. Это Женя мне потом рас-сказала. Хотя пистолетов было гораздо больше — и у Гладкова был, и у Скорина, все они тогда работали в милиции. Но в принципе эта песня была посвящена Утевскому. И только ему! Он тогда уже здесь не жил. «Нет, нет да по Каретному пройдешь…» Володя просто подарил ему эту песню. Песен тогда еще было очень мало, поэтому каждая запоминалась. Вот почему запомнилась «Татуировка»? Да потому, что именно «Татуировку» он написал первой. А потом какое-то время песен не было. И вдруг сразу появилось несколько, и среди них — «Где твои семнадцать лет?..». А какую же вторую песню он написал? «Желтое, зеленое…», что ли? Ее записывали в Севастополе, в гостинице, у нас в номере.

— А какой это год?

— Все это было в 1961 году. Володя там снимался в «Увольнении на берег».

— Вы точно помните?

— Ну а как же! А когда приехали, был записан уже целый комплект песен.

— Да, очень жалко, что эти первые пленки не сохранились. А кто, вы мне рассказывали, очень необычно прореагировал на первые записи Высоцкого?

— Лева дал послушать первые записи Высоцкого одному известному кинорежиссеру. На что тот сказал: «И ты этого человека пускаешь в дом! Он же вас обворует!»

— Расскажите, пожалуйста, про буклетистые пиджаки. Сколько их было?

— Один. Он всегда ходил в этом пиджаке. То есть я не знаю, может быть, у него где-то еще был такой пиджак… Но то, что он всегда ходил в буклетистом пиджаке, — это факт. И он всегда был элегантным. Этот пиджак всегда у него был «тип-топ».

— В одной из анкет любимым местом в Москве Высоцкий называет Самотеку — Самотечную площадь.

— Да, там было кафе с тентами — они вечно полоскались, оторванные ветром. Мы называли его «Рваные паруса». А рядом — сад «Эрмитаж». Если зайдешь туда вечером, обязательно кого-нибудь из знакомых встретишь, потому что все наши ходили в «Эрмитаж». Там была танцплощадка, две эстрады, клуб, игротека, кинотеатр.

— Вы помните дебют Высоцкого в «Современнике»? В спектакле «Два цвета»? Что это была за роль?

— Я теперь толком не помню. Собственно, и роль была не очень, и дебют оказался неудачным — его не взяли. И он сказал нам, что гулял по Ростову и встретил там Федьку Колотого и Левку Кочаряна…

— То есть Кочаряна вставил в текст. А огорчался Высоцкий, что его не взяли в «Современник»?

— Огорчался. Во-первых, тогда просто было безвыходное положение, просто не было работы. Во-вторых, театр есть театр. А в Театре имени Пушкина, по-моему, с ним не очень хорошо поступили. Володя мог где-то и сачкануть, но в работе он был очень обязательный человек.

А работы не было, не было и денег. Лева устроил Володе работу в фильме «Живые и мертвые». Есть такое понятие в кино — «актеры окружения». Снимаются они немного, но главное — получают постоянную зарплату. И на «Стряпухе»… Лева просто «приказал» Кеосаяну взять Высоцкого… Но отношения у них складывались сложно. Честно говоря, Кеосаян два раза выгонял Высоцкого. И Лева дважды уговаривал Кеосаяна снова его взять. Мы получили очень интересное письмо от Володи из станицы Усть-Лабин-ской, где снималась «Стряпуха». Это письмо стилизовано под чеховский рассказ «Ванька Жуков»: «Дорогой Левон Суренович, приезжай поскорей, Кеосаян бьет меня селедкой по голове…»

— А что рассказывал Высоцкий, когда в 1964 году его приняли в Театр на Таганке?

— Во-первых, он был счастлив, что работает. В Театре миниатюр он все-таки помыкался… И нравился ему Любимов, нравился. И потом — театр! Театральный он актер, он вообще прежде всего — актер.

— А кто-нибудь из актеров Театра на Таганке бывал у вас?

— Нет, никто.

— А Людмила Абрамова?

— Люся, конечно, бывала у нас. Она и сейчас заходит ко мне… 1964 год. Вот здесь, в этой самой комнате, серьезно разговаривают Володя и Люся Абрамова. Она ждет второго ребенка, а Володя говорит: «Денег нет, жить негде, а она решила рожать…» Входит Лева, сразу все понял. «Ты — молчи! Ты — рожай!» Я это хорошо запомнила. Тогда родился Никита.

— Вы вместе с Высоцким были в Одессе. Когда это было?

— Это было в 1967 году. В Одессе мы жили очень хорошо. Мы жили у моей подруги Вали Веденчук. Она работала директором букинистического магазина. Огромная библиотека, интеллектуальный дом… А каждое воскресенье устраивался обед. Артур Макаров — удивительный кулинар — готовил… И собирались все наши, кто в это время был в Одессе…

— И на одном из таких обедов болгарский актер…

— Нет, это было не на обеде. Просто вечером пришли ребята, и этот Стефан Данаилов сказал Володе: «Пой!» Володя говорит: «Я не хочу». Тогда Данаилов достал деньги и бросил Володе в лицо. И Лева этим Данаиловым сломал тахту.

— А когда Высоцкого забирал военный патруль?

— Нет, это было не в Одессе, это было в Севастополе. Когда снимался фильм «Увольнение на берег», Володя Трещалов, Лева Прыгунов и Высоцкий приехали в город на обеденный перерыв. Они приехали в морской военной форме. Наша база была в городском Доме офицеров. Жарко. Трещалов, Прыгунов и Высоцкий вышли попить газировки. Подходит патруль, а они не приветствуют. Офицер спрашивает: «Почему не приветствуете?» Ну а они отвечают: «Да пошел ты…» Их забрали и увезли в комендатуру… Приходит машина, режиссер туда-сюда, а актеров нет. И кто-то ему говорит: «А ваши актеры давно сидят в комендатуре, сейчас их на «губу» отправляют». Недоразумение разъяснилось, но это им понравилось. И потом, как только обеденный перерыв, они начинают фланировать по улице и никому честь не отдают. Но это уже была игра.