Когда Алексей Владимирович болел, Володя приезжал к нему в больницу. И не просто «навестить», а долго сидел, долго рассказывал ему самые разные вещи. Марина вспоминала, как тяжело Володя переживал смерть Алексея Владимировича. Он тогда был в Париже.

Алеши не стало, я живу теперь памятью. И вы знаете, мне некому завидовать. Столько лет такой жизни, такой любви…

А о Володе напоминают детские фотографии, которые сделаны Алексеем Владимировичем. И вот эти две надписи. Первая на альбоме «Алиса в стране чудес»: «Дорогому моему и единственному дяде и другу моему — с любовью и уважением к его прошлому и настоящему. От автора песен для детей».

И вторая надпись на буклете «Владимир Высоцкий»: «Дяде моему, Алексею Высоцкому, и тете Шуре— в День Победы, для которой они так много сделали».

Январь 1987 г.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА САРНОВА

— Лидия Николаевна, вы жили на Большом Каретном, дом номер пятнадцать, квартира четыре, с 1945 по 1954 год…

— Я тогда училась в Москве, в институте иностранных языков и жила у Высоцких: Евгения Степановна— моя родная тетя… Дом номер пятнадцать на Большом Каретном — это и мой родной дом, все начиналось там.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших соседях по квартире.

— С нами жили супруги Петровские — Северина Викторовна и Александр Александрович. Добрые, приветливые, мягкие люди. Всех наших друзей и товарищей они встречали как своих гостей. Совместные завтраки, ужины, долгие разговоры, — мы жили какой-то коммуной. А лучше сказать — единой семьей.

К Евгении Степановне Северина Викторовна и Александр Александрович относились, как к своей родной дочери, да и ко мне тоже. И они очень любили маленького Володю. Да его и нельзя было не любить: он был мягким, добрым и очень приветливым мальчиком.

— Вы помните первое появление Володи Высоцкого в этой квартире?

— Я хорошо помню его самый первый день в этой квартире. Это было в 1947 году, когда семья Высоцких собралась ехать в Германию и Семен Владимирович привел Володю в наш дом. Пришел маленький мальчик с вьющимися волосами… Я хорошо помню, что у стены стоял стул, Володя сел на этот стул, и ножки у него не доставали до пола. Он немного стеснялся и сидел очень тихо. Все-таки первый раз в незнакомом доме. Семена Владимировича он, конечно, знал, а больше никого. Евгения Степановна помчалась, приготовила яичницу. Я спросила: «Как тебя зовут, мальчик?» Он тихо ответил: «Володя».

— А когда они вернулись из Германии, куда они приехали?

— В 1948 году, летом, они приехали в отпуск. Вся наша семья тогда отдыхала в Баку, и Высоцкие приехали к нам. Помню, что я показывала Володе город, и Баку ему очень понравился… Старая крепость, Девичья башня, бульвар… Впечатления были очень сильными, особенно его поразило, что весь двор собрался их встречать — есть такой обычай на Кавказе. А потом, представьте себе, прямо во дворе делают шашлыки, готовят всякие восточные сладости.

Володя очень быстро усвоил азербайджанский акцент. И потом, через много лет, когда мы собирались вместе, он тут же начинал говорить с этим акцентом. И говорил так здорово, что, если закрыть глаза, можно было подумать, что перед тобой азербайджанец. А у незнакомых людей было полное впечатление, что Володя — уроженец Баку.

В октябре 1949 года Высоцкие вместе с Володей окончательно вернулись в Москву. В нашей семье всегда были очень теплые отношения, и Володя всегда чувствовал себя родным. Когда у меня родились дети, он всегда называл их братом и сестрой — других слов просто не было.

— Лидия Николаевна, давайте вернемся на Большой Каретный. Расскажите, пожалуйста, о друзьях Высоцкого…

— Из школьных друзей это прежде всего Акимов и Кохановский. Эти ребята просто пропадали у нас. Дружили они очень близко, и, кстати, никто ни у кого тогда не спрашивал, кто их родители. Они дружили, и это было главное!

Очень близкая дружба у Володи была с Толей Утевским. В школе даже считали, что Высоцкий — младший брат Утевского. На Толю Володя смотрел все-таки как на старшего, во многом старался ему подражать, даже внешне.

И конечно, Лева Кочарян. Они познакомились еще в 1951 году — об этом мало кто знает. Лева тогда учился на юридическом факультете, там же училась и моя сестра. Вот она и привела Кочаряна на Большой Каретный. И вначале с Левой дружили мы, а потом уже Володя. Володя был младше Левы лет на восемь, но ведь со временем разница в возрасте стирается, и последние годы они общались на равных. Могу совершенно точно сказать, что Лева оказал большое влияние на Володю.

— А во дворе у него были друзья?

— Нет, друзья у него были в школе, а с дворовыми ребятами он не дружил. Когда Евгения Степановна уезжала в Киев — там служил Семен Владимирович, — мы с Володей оставались одни. И я, конечно, боялась лишний раз выпустить его на улицу. Мало ли что может случиться: ведь я отвечала за него.

Однажды меня как родственницу вызвала в школу классная руководительница. Он учился тогда в седьмом или в восьмом классе. «Я не знаю, что делать с Володей. Он плохо себя ведет — на уроках начинает кого-то изображать… Весь класс обращает внимание, он не дает мне вести урок…» Прихожу домой: «Вовка, ну как тебе не стыдно! Меня сегодня вызывали в школу». А ему хоть бы что. «А что, я разве плохо учусь?» А учился он тогда действительно хорошо.

Иногда я проверяла, как он выучил уроки. Я не верила, что за полчаса можно приготовить все домашние задания. Ну никак не могла поверить! А однажды даже разозлилась: «Безобразие какое! За тридцать минут ты успел сделать все уроки!» А Володя мне отвечает: «Лидик, дай мне все что угодно, я сейчас же выучу». Я дала ему Некрасова «Русские женщины», потому что знала, что это трудно учится. Да и текст довольно большой. Даю вам честное слово — через двадцать минут он вышел из другой комнаты и все рассказал наизусть. «Все, я больше тебя не проверяю. Убедил!»

— Какие книги Володя Высоцкий читал в детстве?

— Он очень любил «Маугли» Киплинга. Мы не просто перечитывали — «пережевывали» эту книгу несколько раз. Володя все изображал — то становился Маугли, то Багирой, иногда разыгрывал целые сцены. Потом зачитывался Майном Ридом, был период увлечения Вальтером Скоттом. В общем, читал очень много.

— А что запомнилось вам из того, уже далекого времени?

— Запомнились наши вечерние беседы. В нашем доме собирался небольшой круг друзей — говорили и спорили о театре, о музыке, о книгах… Володе было тринадцать-четырнадцать лет, но он во всех наших разговорах принимал участие, хотя больше слушал.

Еще запомнились наши поездки на дачу. Семен Владимирович и Евгения Степановна сняли на целое лето дачу под Киевом. И всей родней, как я говорю, всем скопом мы поехали в Киев. Жили очень интересно, вместе занимались хозяйством. Хорошо помню, как вечерами загоняли кур, Володя в этом принимал самое активное участие.

А еще мне запомнился такой случай. Заболел Виталий, мой сын, неожиданно поднялась температура. А соседнюю дачу снимала семья врачей И я, естественно, пошла к ним. «У меня ребенок заболел, я вас очень прошу — посмотрите его!» — «Нет, мы приехали сюда отдыхать, и никуда мы не пойдем». Я со слезами возвращаюсь домой, захожу в комнату — сидит Володя. «Что случилось, Лидик?» Я рассказала. Ему было тогда тринадцать лет, и представляете, он очень серьезно сказал: «Если они отказались помочь, это не врачи». Вы не поверите, что он сделал… Собрал мальчишек, которые ходили поздно вечером вокруг этой дачи — гремели, кричали по-тарзаньи. А потом они отвязали их лодку и пустили по течению. Наша бабушка ходила и причитала: «Боже мой! Ведь нас всех арестуют! Боже мой, что ты наделал'» Но видимо, врачи все поняли — на следующий же день они уехали.

Часто ходили на речку. Володя плавал очень хорошо, а мы с Евгенией Степановной не умели, стояли на берегу и смотрели. Он часто переплывал речку, и Женя очень волновалась. А однажды мы попросили его: «Володя, ты научи и нас плавать». И с его легкой руки мы занимаемся плаванием до сих пор.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: