Глава 1

Элени

Я всегда жалела, что не родилась Питером Пеном. У меня не было ни малейшего желания взрослеть и знакомиться со всеми этими дерьмовыми обязанностями взрослой жизни. Но, тем не менее, вот она я — двадцатичетырехлетняя и живущая сама по себе. Если посмотреть на мою крохотную однокомнатную квартиру, за которую регулярно вносила арендную плату, можно заметить, как яркие цвета рассыпаются по стенам, разукрашенным картинами и фотографиями, которые я собирала годами.

Немного, но только мое.

Поскольку я плохо переношу похмелье, голова просто раскалывалась. Разлепив глаза, я оглядела комнату, чтобы убедиться, не притащила ли накануне вечером кого-нибудь домой. К счастью, на горизонте было чисто, а черные брюки и жилетка для работы барменом лежали на своем месте.

Это какой пьяной надо быть, чтобы фактически уснуть в этом дерьме?

Я попыталась потянуться и поняла, что все тело ужасно болит. Поднялась с кровати и поплелась к зеркалу, но сделала ошибку, посмотрев на свое отражение. Волосы слиплись из-за огромного количества лака, который я трачу на укладку для работы, а макияж размазался по всему лицу.

Будильник на айфоне пропел «Балладу одинокого человека» Майка Несса, напоминая, что у меня остался еще час, прежде чем я до вечера застряну на занятиях.

Проклятье.

Единственное, чего мне хотелось, это развернуться и отправиться обратно в постель, чтобы переспать всю эту хренотень.

Американская литература, социология и клиническая терапия займут весь день, в то время когда я мечтала просто рисовать или посвятить это время практике. Я уже успела убедиться, что высшая школа не имеет ничего общего с гребаным кино. Здесь нет ничего, кроме кучки алкоголиков, которые рисуют чертовыми маркерами «Крейола», или раскрашивают, не выходя за линии, и этим они загоняют меня в депрессию. Но по сравнению с ними я предпочитаю оставаться с моей стороны стола для терапии. Хотя мне бы ничего не стоило попасть на их место, пускать слюни и выглядеть на тридцать лет старше, чем есть на самом деле.

Где-то я однажды слышала, что каждый студент, который посещает психологию или терапию, там для того, чтобы лучше узнать самого себя. И каждый раз, просыпаясь в своей квартире-дыре и гладя себя внизу для того, чтобы убедиться, не совершила ли накануне вечером чего-то слишком сумасшедшего, я в это верю. У меня проблемы с алкоголем и мне нравится оставаться в состоянии оцепенения. Но то, что хожу на занятия и учусь лечить у других ту же пагубную привычку, заставляет поверить, что я, по крайней мере, на один шаг впереди остальных. И что, может быть, не испоганю свою жизнь до такой степени, как вырастившие меня люди.

Не исключаю, что моим родителям пошла бы на пользу какая-то интересная арт-терапия, вместо того, чтобы прожигать жизни с иглой в руках. Я покачала головой, отталкивая от себя мысли о людях, которые привели меня в этот мир. «Родители» — слишком общий термин, чтобы использовать его при описании этих бездельников, попусту занимающих пространство.

Раскручивая горячую воду в душе до максимума, я поняла, что пройдут века, прежде чем нагреются старые трубы в этом чертовом доме из железистого песчаника. При этом позволить его себе мне удалось только благодаря покойной бабушке. Хотя без розовой ванны я могла бы и обойтись.

На полке зазвонил телефон. Поднимая его, я увидела, что на экране высветилось имя Молли. Она была моей лучшей — и единственной — подругой, той, которую я знала всю жизнь. Она была инь к моему янь, арахисовым маслом моему желе, Джун для Джонни.1 В былые времена я при любой возможности пряталась у нее дома, по крайней мере, до того момента, пока родители не находили меня и не тащили обратно домой.

— Йоу, сучка, — ответила я, и Молли сразу отплатила мне тем же:

— Эй, сучка, наши планы на завтра все еще в силе?

Разумеется. Я же несколько месяцев с нетерпением ждала эту Нью-Йоркскую фестиваль тату и отпросилась с работы в клубе «Ред» на все выходные только для того, чтобы в полной мере насладиться этим событием. Потому что не хотелось уходить впопыхах только для того, чтобы одеться как шлюха и швырять выпивку отчаянным мужикам, которые будут подбивать ко мне клинья, прежде чем их задницы столкнутся с дверью, когда я им откажу.

— Еще бы, сумасшедшая моя. Должна бежать, вода наконец-то нагрелась.

Она посмеялась надо мной, зная, что у меня в запасе около десяти минут, прежде чем горячая вода опять превратится в ледяную.

— Увидимся сегодня вечером, мы с Ашером собираемся прийти в «Ред», чтобы выпить.

Попрощавшись, я попыталась смыть с себя похмелье. Ощущая, будто меня сбил грузовик, а потом еще раз проехался, я тут же осознала, что пора бы уже познакомиться с таким понятием, как «умеренность». Хотя когда твои родители наркоманы, от подобной же судьбы тебя отделяет всего один маленький шажочек.

Пока мылась, я думала о них. Что они хотели сделать со своей жизнью, прежде чем ею завладели наркотики? Любили ли они друг друга? Или остались вместе только потому, что появилась я?

Я знаю о них совсем мало, потому что родители умерли, когда мне было всего восемь, и сразу после этого меня с чемоданами отправили в Нью-Йорк, в Гринвич Виллидж, жить с бабушкой, приемной матерью моей мамы. Она, по сути, оказалась единственным человеком, желающим взять меня под опеку.

Бабушка умерла, когда я была еще подростком. Отказываясь идти в приемную семью после ее смерти, мне удалось избежать системы и с тех пор я живу сама по себе.

***

— Знаешь, а тебе действительно не стоит пить на работе, — надоедала Молли, пока я опрокидывала рюмочку «Джеймсона»2, заботливо купленного мне сидящим в конце бара парнем. Я пожала плечами, наслаждаясь пламенем янтарной жидкости. Безусловно, любимый напиток всегда помогает мне забыться.

— Мне плевать. Пока клиенты покупают мне выпивку, я могу пить. Во всяком случае, так сказал босс. Уверена, что Брента, владельца клуба «Ред», хватит удар, если он увидит какую хрень я вытворяю в девяти случаях из десяти.

— Эль, серьезно. Иногда я за тебя волнуюсь.

Молли наклонилась через стойку и попыталась схватить меня за руку, как будто мы вот-вот прижмемся сердцами, как посреди старого клуба «Рокабили», где воняет мочой. Я отмахнулась от подруги, не имея желания делиться чувствами или публично жаловаться на свою будущую должность в качестве местного бармена-алкоголика в этой дыре, которую Брент называет «бизнесом».

— Молли, у меня все хорошо. Правда.

Хотя произнесла я это невнятно.

Может, я и не была в порядке, но это ничего не значит. В жизни я добилась того, что стала действующей частью общества, и не нуждалась в том, чтобы выслушивать от окружающих, какой являюсь бестолковой. Особенно от обесцвеченной и с пластикой куклы Барби.

Не поймите меня неправильно, я до смерти любила Молли, но она представляла собой все то, чем я отказалась быть, и не в хорошем смысле этого слова. Конечно, я могла бы завязать с алкоголем, но и Молли активно лечилась от венерических болезней, при этом зарабатывая на жизнь стриптизом и принимая большую часть своих клиентов на дому для бонусной поездки верхом почти каждую ночь.

— Как бы там ни было, Эль, я убираюсь отсюда. А ты езжай сегодня на гребаном такси.

Когда я жестом послала ее, Молли уже направилась к выходу. Она, конечно, не увидела этого, так как повернулась ко мне спиной. Я просто терпеть не могла, когда подруга приставала, критикуя творимое мной дерьмо, особенно если стояла возле меня как наглядный пример для неблагополучных.

Я убедила себя, что у меня все под контролем, и ни при каких обстоятельствах не допущу того, чтобы закончить как родители.

Когда закончилась моя смена в баре, часы показывали уже немного за полночь. Утром мы с подругой будем всецело поглощены конвенцией тату — то, что я с нетерпением жду каждый гребаный год. Там я в своей стихии. Люди, искусство... Наблюдать, как татуировщики требуют все новых жертв и работают над самыми красивыми произведениями в надежде выиграть какой-то приз.

Это было единственное запоминающееся событие в году.

***

Пробежавшись руками по стойке, я лениво вытерла грязным полотенцем многочисленные лужицы от пролитых напитков. И тут краешком глаза заметила две руки, покрытые татуировками. Его зачесанные назад черные волосы — это второе, что я заметила. Мне всегда было трудно устоять перед брюнетами. Присмотревшись, я поняла, что это не юнец, так как седые волоски уже пробивались сквозь идеально подстриженные бакенбарды. Подойдя к бару, мужчина заказал «Гинесса» у Даниэля — стропальщика лет под пятьдесят, который приехал, чтобы заменить меня. Мы прикипели глазами друг к другу, и этого оказалось достаточно.

Чувствуя легкую раскрепощенность из-за выпивки, которую клиенты покупали мне весь вечер, я решила не лишать себя удовольствия оседлать этого красивого незнакомца и, судя по виду, он был только «за». Сделав губки бантиком, я направилась в другой конец бара, где он сидел в одиночестве.

— Принести вам что-нибудь?

Хоть и видела, что ему уже подали бутылку пива, которой в данный момент мужчина касался тонкими губами, но мне было наплевать, я хотела почувствовать эти губы на всем своем чертовом теле.

— Твой номер, детка, — ответил он с ухмылкой, которая не предвещала ничего хорошего. Делая глоток, незнакомец подмигнул мне.

— Как насчет того, чтобы просто пропустить всю эту фигню с номерами и встретить меня после окончания смены?

Я сразу перешла к делу, не видя необходимости заводить разговор на отвлеченные темы и не надеясь, что это будет нечто большее, чем секс. Я не захожу дальше секса. Не завожу отношений и избегаю настоящих чувств. Это просто не мое.

Честно сказать, на протяжении всей жизни я не припомню, чтобы у меня имелись какие-либо чувства к другому человеку.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: