Проснулся я от холода и невыносимой боли в шее. По мне ползали муравьи, а на кончи­ке носа вертелась божья коровка, пытающаяся взлететь с крохотного «аэродрома».

Я скинул суетливого жучка, отряхнулся и решил пойти к Йосе. Я не помнил номера его квартиры, но знал этаж и подъезд. Это казалось достаточным.

Йося жил далеко от кинотеатра, почти у самой станции. Его дом был единственной пя­тиэтажкой, построенной в этом районе. С двух сторон его окружали заводы, с третьей за­росший пустырь с несколькими гаражами, с четвертой пробегала автомобильная трасса. Позднее, именно из-за близости к заводу, этот дом будет расселен. И сегодня, проходя мимо, я испытываю странное чувство горечи и жалости. Опустевший дом кажется мне человеком, которого подвергли ужасной казни: огромными щипцами вытащили душу. Пустые глазницы окон безразлично таращатся на прохожих.

Но тогда дом еще дышал жизнью. Я шел через пустырь и думал о том, что скажет Йося. Обрадуется? Разозлится? Обнимет меня? Или прогонит? Может, он уже забыл о своем при­глашении? Или никогда меня не приглашал, а я просто все выдумал?

Я услышал голоса. У дощатого сарайчика возились несколько мальчишек. Я узнал Шве­ца, Хромченко и других ребят из класса. Витька держал большого серого кота, тот вырывал­ся, царапая и кусаясь. Кота пытались распять на грубом кресте, сколоченным из двух деревя­шек. Одно лапа несчастного животного уже была пробита, из нее лилась кровь.

Я всегда был трусом. Зачем скрывать? Я убегал, когда видел толпу подростков, боясь, что надо мной будут издеваться. Я никогда не катался на велосипеде, боясь упасть. И я ни­когда, наверное, не смогу водить машину, так велик страх попасть в аварию. Что говорить, я ведь до сих пор боюсь темноты. В ней мне мерещатся тени и призраки умерших. Но иногда бывают в моей жизни моменты, когда страх затихает, заглушенный другими более сильными чувствами: жалостью, гневом, острым чувством несправедливости и неправильности проис­ходящего. Чаще всего они смешиваются в одно. Так было и в тот раз.

Я подбежал к мальчишкам, растолкал их и схватил кота. Они смотрели на меня так, буд­то увидели чудовище. Застыв на месте, пытались понять смысл моих действий. Первым ожил Хромченко. «Бей его!» - закричал он, и я побежал так быстро как только мог. Я добежал до пятиэтажки, нырнул в подъезд и очутился на лестничной клетке третьего этажа. Только тут я понял, что меня никто не преследовал.

 Моя рубашка была теплой от крови. Кот затих, прикрыв глаза, но дышал. Оказалось, ноги принесли меня на Йосину площадку. Я попытался унять колотящееся сердце и, пытаясь угадать, позвонил в одну из квартир. Мне повезло. Дверь открыл сам Йося. Он ничуть не удивился, увидев меня в столь необычном виде. Я расплакался. Захлебываясь, я начал рассказывать о фильме, о Христе, о Швеце с Хромченко, о том, что они устроили у сарая.

Йося прервал лившийся из меня поток:

- Извини, не могу тебя пригласить, очень устал. В следующий раз позанимаемся.

Вот и все. Словно не было моих слез, израненного кота, крови на моей одежде. Сомне­ваясь не плод ли это моего воображения, я посмотрел вниз и увидел теплый мягкий комочек в своих руках. Почему же Йося его не видит? Или не хочет видеть?

- До завтра! - Йося захлопнул дверь.

«Ненавижу! - прошептал я. - Ненавижу тебя!»

«Ненавижу!» - закричал я. Слово разнеслось по подъезду. Мне стало стыдно, и я выско­чил на улицу.

Примостившись на крыльце, достал из кармана платок и перевязал коту лапу. Он при­открыл глаза и пристально наблюдал за моими действиями.

«Все будет хорошо, - прошептал я ему в ухо. - Все будет хорошо». И снова заплакал.

Мне казалось, будто сегодня я отыскал белоснежный сияющий цветок. Лишь две мину­ты наслаждался я его ароматом. Грубые руки отняли его у меня и разорвали в клочья, а остатки втоптали в дорожную грязь. Почти поверив в свое видение, я наклонился к земле, пытаясь отыскать блестящий лепесток. Пальцы нащупали что-то твердое: медный крестик с едва различимой фигурой Христа лежал передо мной.

- Это мне? - прошептал я в пустоту улицы. - Подарок? Спасибо.

- За что? - произнес чей-то голос.

Я поднял голову. Рядом со мной стоял мальчик примерно моего возраста: маленькая круглая голова, очки в тонкой оправе, в руке книжка. У нас в школе таких называли «ботани­ками».

- Это твой кот? - спросил я.

- Почти. Я хотел взять его домой, но мама не разрешила. Его зовут Карл, и он очень умный.

- А у меня сегодня день рождения, - сказал я. - Бабушка пирог печет. Пойдем ко мне.

- Пойдем! - мой новый знакомый улыбнулся. - Только я не знаю, что тебе подарить.

- Подари мне Карла.

- Хорошо. Он твой.

Вечером мы пили чай у меня дома, потом все вместе провожали Женю (так звали мое­го нового друга). На обратном пути бабушка вдруг остановилась, взглянула на розовеющее небо и спросила:

- Почему мы никогда раньше не гуляли по вечерам?

Мы еще долго бродили по темнеющему городу. И мне казалось, что внутри меня, в самом сердце цветет белоснежный сверкающий цветок, самый лучший из преподнесенных мне подарков.