Глава 9

Эбби

Час спустя Саймон выучил несколько новых ключевых терминов, которые сможет использовать в беседе с бизнес менеджером Габриэля, и еще мы попрактиковали другие фразы, которые также будут ему полезны, например «условия контракта» и «возврат инвестиций».

— Ты быстро учишься, — замечаю я, и это правда. Хотя я и не ожидаю, что он сможет поддерживать долгие разговоры, однако новые слова Саймон схватывает налету. — У тебя, определенно, есть хорошая база знаний.

— Спасибо. Еще у меня хороший учитель, — говорит он и поднимает свой бокал вина, чокаясь с моим. — Выпьем за то, чтобы не приглашать своих бизнес-партнеров искупаться голышом.

— В точку. Моя цель — не дать тебе допустить еще больше словесных ошибок в будущем, — говорю я с улыбкой, прилагая все усилия, чтобы она оставалась непринужденной.

Саймон допивает свое вино и ставит бокал на стол.

— Замечательная цель. Как ты думаешь, сколько еще уроков мне потребуется, чтобы добиться этого?

Бесконечное множество. Столько, сколько мы сможем организовать, потому что этот последний час еды, выпивки, обеда и разговоров выглядел в точности, как свидание.

Ой. Я подумала об этом.

Я делаю еще один глоток из своего второго по счету бокала вина. Этот напиток помогает моим нервам успокоиться и сосредоточиться на французском.

— Еще немного, — говорю я, пожимая плечом.

Черт. Это был кокетливый жест. Я. Должна. Сдерживать. Свое. Желание. Накинуться. На. Саймона.

Он откидывается на спинку стула.

— Тогда мы должны запланировать экскурсию по всем французским кафе и ресторанам для наших занятий. — Он делает жест рукой, будто демонстрирует рекламный щит. — Еда и урок.

Да, звучит идеально. Своди меня поесть вкусной еды, и я научу тебя говорить на этом гребаном сексуальном языке, потому что ты так чертовски горячо говоришь «условия контракта» на французском.

— Звучит как отличный план, — говорю я, скрещивая ноги и судорожно обдумывая новую тему, которая будет более безопасной, чем болтовня о том, что мы будем делать. — Итак, как ты попал в ресторанный бизнес? Тебе просто надоело работать на Уолл-стрит?

Он хмыкает, а затем отвечает:

— У меня был хороший опыт работы с финансами, но это бездушный бизнес и потенциально всепоглощающий тоже. Я хотел уйти от этого, пока не стал бездушным и одержимым.

— Ты уже начал таким становиться?

— Я был на пути к этому, уже повернул в нужном направлении. Я слишком часто работал по ночам. До рождения Хейден это уж точно. — Он тяжело вздыхает, и его голос наполняется сожалением. — Возможно, даже после, — говорит он так, будто признается в чем-то тяжком.

— Ты был трудоголиком?

Саймон пожимает плечами и поджимает губы.

— Меня так называли.

Ему не нужно произносить эти слова вслух, чтобы я поняла, кто его так называл. Его бывшая жена. Мое сердце разрывается, и я бы очень хотела, чтобы у него никогда не было бывшей жены. Чтобы я могла взмахнуть волшебной палочкой, и она просто растворилась в воздухе. Но это ужасно несправедливое желание по отношению к Хейден. Пусть так, но это то, что я чувствую — желание стереть его историю. Забрать ту боль, что она ему причинила. Но, опять же, именно эта боль и привела его в мою жизнь. Это часть того, кем он есть — отец-одиночка, выполняющий большую часть работы по воспитанию дочери.

Я провожу пальцем по краю бокала, а затем встречаюсь с ним взглядом.

— Кто, по-твоему, ты сейчас? Трудоголик?

Он смотрит мне в глаза.

— А как ты думаешь? — Его вопрос пропитан беспокойством, и я уверена, он отчаянно надеется услышать «нет».

Говорить «нет» легко, потому что это правда. Саймон усердно работает, но я не думаю, что он отчаянно зависим от работы. Успокаивающая улыбка появляется на моих губах.

— Нет. Ты вовсе не трудоголик. А еще я думаю, что ты — отличный отец для Хейден.

Он отвечает мне, широко улыбаясь:

— Я не могу передать тебе, как сильно рад это слышать.

— Когда я наблюдаю за вами двумя, мое сердце наполняется теплом. Видеть вас вместе — самое милое зрелище в мире. Ты одержим ею, а она обожает тебя. — Он не может перестать улыбаться, а затем опускает взгляд, но улыбка не сходит с его лица. — Я смутила тебя, сказав это?

Саймон поднимает взгляд и качает головой. Его голубые глаза сияют.

— Нет. Ты меня не смутила. Ты меня осчастливила.

О, Боже. Вот черт. Мое сердце бешено стучит, неустанно напоминая мне, насколько сильно я глупа. Одно дело изгнать мысли о сексе из своей головы, но говорить о том, что делает его счастливым? Это намного опаснее, потому что теперь мое сердце возвращается в зону тоски. Этот разговор стал столь же рискованным, как и представлять то, как он расстегивает для меня свою рубашку.

И теперь я думаю о том, как Саймон раздевается. Отлично. Прежде чем растечься лужицей прямо на столе, я нажимаю на воображаемые тормоза и направляю машину в другую сторону.

Работа, работа, работа.

— Тогда скажи мне, раз финансы были бездушными, это значит, что ресторанный бизнес полон души?

Он проводит рукой по своим густым волосам и улыбается этой широкой улыбкой, которую я обожаю.

— Определенно. Великолепная еда, в конечном итоге, должна быть приготовлена с сердцем и душой, тебе так не кажется?

— Я не думала об этом раньше, но, полагаю, это имеет смысл.

— Еда — это процесс восприятия. Она может быть чувственной, и должна быть вкусной, верно? — спрашивает он, удерживая мой взгляд.

Мою кожу покалывает от напряжения. Разговор о его карьере — более безопасная тема.

— Конечно. Как и обед, что мы только что съели. Он был великолепным.

— Вот и я о том же. Еда, как эта, великолепная, аппетитная, такая вкусная, что глаза закатываются, должна исходить отсюда. — Он указывает на свою грудь. — Она должна рождаться от страсти. От художника внутри шеф-повара.

Улыбка появляется на моем лице. Его энтузиазм заразителен, и мое сопротивление его очарованию бесполезно. Теперь я с легкостью могу помахать белым флагом.

— Ты никогда не хотел готовить?

— Я ужасен на кухне. Но люблю хорошую еду и жажду инвестировать в нее, так что для меня это идеальное сочетание. Я хочу быть частью бизнеса, который люблю, и вкладываю в него то, в чем я хорош. Кроме того, так я могу проводить больше времени с Хейден. Хотя эта сделка и заняла больше времени, чем я планировал.

Я поднимаю руку, чтобы положить ее на его ладонь и успокоить. Сказать ему, что он все делает правильно, что нашел идеальный баланс между работой и воспитанием дочери. Но я останавливаюсь, кладу руку на стол, а затем отвечаю:

— Знаешь, я буду рада помочь, если потребуется. Я люблю тусоваться с Хейден.

— Ты уже делаешь очень много. И ты великолепно с ней обращаешься. Ты, должно быть, была невероятна со своими братьями.

— Они были моей маленькой стаей. А я была их альфой, — шучу я, хотя на самом деле это правда. — Я старшая из четырех детей и единственная девчонка, поэтому навыки воспитания детей пришли ко мне сами собой. Хотя я и была мини-лидером, чихуахуа среди немецких овчарок.

Саймон прищуривается так, будто оценивает меня, и жестом показывает «так себе».

— Отдай себе должное. Я бы сказал, что ты больше похожа на, — он постукивает по подбородку, — фокстерьера.

Черт возьми. Он только что сделал акцент на слове «привлекательная»? (Примеч.: в английском языке FoxTerrier пишется раздельно, и слово «Foх» можно перевести, как «Привлекательная девушка»).

Я краснею и пытаюсь придумать что-нибудь умное в ответ, когда приходит официант.

Я предлагаю заплатить, но Саймон качает головой и достает несколько хрустящих купюр.

— Ты готова?

Я киваю и встаю, хватая свою сумку.

Глядя на остатки нашей еды, меня одолевает разочарование. Время с ним подошло к концу. Мы позанимались, поболтали, теперь же пойдем в разные стороны. Я хорошо провела с ним время и не хочу, чтобы оно заканчивалось. Я хочу, чтобы остаток дня мы тоже провели вместе.

Мы отходим от кафе, и мне становится интересно, что он будет делать все оставшееся время, куда он ходит, когда не с дочерью. Саймон, вероятно, будет работать, но что, если он этого не сделает? Что, если он встретил кого-то? Прекрасную мать-одиночку, у которой тоже есть маленькая дочка? Эта мысль меня ужасает, и я уже хочу разобраться с этой неизвестной женщиной и сказать ей держаться от него, черт возьми, подальше.

Пока мы идем к метро, Саймон прочищает горло.

— В Трибеке есть театр. Там показывают документальные фильмы о природе в рамках кинофестиваля. — В его голосе я слышу нотки нервозности. Он поднимает руку и смотрит на часы. — Там показывают фильм о зебрах.

Затем он моргает и качает головой так, будто только что услышал сам себя.

— Вау. Разве это не прозвучало странно. — Слова продолжают срываться с его губ так, будто он никогда раньше не приглашал никого в кино.

Его неловкость согревает мое сердце. Он не встречается с другой женщиной. Он хочет больше времени провести со мной.

— Хочешь посмотреть фильм о зебрах? У меня свободна вторая половина дня…

Прежде чем он успевает сказать хоть слово, я беру его под руку и говорю «Да». Он хочет того же, что и я.

— Мне бы очень хотелось посмотреть фильм о зебрах.