Глава 3

Саймон

Габриэль указывает на торт, созданный ангелами.

— На вкус он похож на сладкую подушку, тающую во рту, не так ли?

— На черничную подушку, — добавляю я, поскольку торт покрыт черникой и черничным соусом.

Он прижимает пальцы к губам и целует их.

— Словно ты дома у камина. Вот чего я хочу. Я хочу, чтобы посетители ресторана «Габриэлс он Кристофер» чувствовали это, — говорит он, поскольку уже выбрал место в Гринвич-Виллидж для нового ресторана, который хочет открыть — свой первый ресторан на Манхэттене, наступающий на пятки его дико успешным закусочным в Майями и Лос-Анджелесе. В нем течет итальянская и бразильская кровь, и все его творения — слияние обеих кухонь.

Он поворачивается к мужчинам из своей свиты и говорит что-то на французском, своем родном языке. Он говорит очень быстро, и мне хочется полностью понимать то, о чем он говорит, а не улавливать только слово то там, то тут, особенно когда его управляющий, с козлиной бородкой, спрашивает у меня что-то о вине. Эдуардо говорит пронзительно тихо, поэтому его вопрос, в основном, проходит мимо моих ушей. Габриэль вклинивается в разговор и повторяет то, что тот только что сказал.

— Конечно. Еще вина, — говорю я, пододвигая бокал ближе к нему, потому что «еще вина» всегда является правильным ответом в пищевом бизнесе. Ресторан, в котором мы ужинаем сегодня вечером, находится в нескольких кварталах от того, что он хочет открыть.

Габриэль наливает еще каберне, ставит бутылку на стол, а затем убирает свои длинные непослушные волосы с плеч. Этот человек — рок-звезда среди поваров, во всех смыслах этого слова. Эти волосы, татуировки, и, конечно же, талант. Что касается меня, то я очень хорошо умею кипятить воду и даже заказывать еду на дом, а еще я отлично разбираюсь в талантах. И Габриэль, несомненно, им обладает.

Беда в том, что после победы в популярном телевизионном кулинарном шоу почти каждый крупный ресторанный инвестор в городе так же, как и я, разнюхал о его таланте и захотел получить шанс, чтобы поддержать его первое заведение на Манхэттене. Тем более, что оно станет флагманом при расширении его бизнеса по производству посуды, кулинарных книг и многого другого. Вот почему в последние несколько недель я с головой зарылся в бумаги, разрабатывая предложение, которое, надеюсь, он выберет для расширения своего бизнеса.

Еще несколько минут мы болтаем о еде и Нью-Йорке.

— Манхэттен нуждается в вашем шарме, Габриэль, — говорю я, когда мой телефон легонько жужжит в кармане. Я не могу сейчас посмотреть, что там, так как хочу полностью сосредоточить свое внимание на них. Кроме того, если бы с Хейден что-нибудь случилось, то Эбби, скорее всего, позвонила бы, а не писала смс. — Нам очень не хватает стиля, присущего вам, не говоря уже о вашей смелости на кухне.

— Я начинаю переживать за ваш город, — говорит он, игриво сжимая губы.

— Вот именно. Но только представьте, как вы сможете осчастливить вкусовые рецепторы всех людей на Манхэттене.

Он откидывает голову назад и смеется.

— Я прямо слышу, как они скандируют «Габриэль», — говорит он, подражая целому ряду поклонников, зовущих его по имени. Дело в том, что у него есть поклонники, и не только потому, что он мастерски владеет сковородкой и ножом. Женщины стекаются к нему в ресторан и посещают все его мероприятия, и я не думаю, что это благодаря его рецепту лазаньи.

К тому времени, когда ужин подходит к концу, у меня есть предчувствие, что я смогу заключить эту сделку. Мы обошли стороной тему гонорара, но сегодня не время для этого. Кроме того, он знает мой послужной список, и что когда дело доходит до инвестиций, кроме моего большого опыта, я еще и обладаю впечатляющими возможностями.

Я съедаю последний кусочек торта, а затем откладываю вилку, оставляя десерт наполовину не тронутым.

— Это грех, — говорит он, прищурив глаза.

Я смеюсь.

— Так и есть. Моя дочь сказала бы мне, что в животе всегда найдется место для десерта.

Габриэль смотрит на кусочек торта на столе.

— Теперь в наказание за то, что вы не доели свой десерт, вы должны взять кусочек торта домой, для своей маленькой девочки.

Я принимаю серьезный вид.

— Наказание принято. И благодарю вас. Она будет в восторге.

— Сладости — путь к сердцу женщины, — добавляет он.

Эдуардо говорит что-то по-французски. Габриэль смеется и сразу же переводит мне все, указывая себе на грудь.

— Он говорит, не мой ли это девиз?

— А он ваш, Габриэль? — Я откидываюсь назад.

— Женщины, как известно, млеют от моего крем-брюле, — говорит он, смущенно пожав плечами.

Возьму-ка я еще один кусочек для Эбби.

Раньше я никогда не приносил домой десерт для взрослой женщины. Моя бывшая была одной из тех людей, кто против сахара, поэтому сладости всегда были под запретом. Я никогда не приносил ничего сладкого для Мириам. Она бы издевалась над нарушителем ее пунктика по поводу сладкого, рассказывая, сколько калорий в куске пирога, кусочке торта, пирожном.

На переполненном тротуаре, за пределами ресторана, мы желаем друг другу спокойной ночи. Я пожимаю руку Габриэлю, Эдуардо и другим, а затем ловлю такси и позволяю им уехать первыми. Я сажусь в следующее такси сразу же после них, и, наконец, проверяю свой телефон.

Эбби: Он принес ей рыбу!

Я моргаю, и у меня уходит секунда, чтобы понять, о чем она говорит. А затем осознание поражает меня. Мистер Орел. Она осведомляет меня об орле. И это первый раз, когда мы переписываемся о чем-либо, не связанном с работой, расписанием или детьми.

Но я не могу сдержать улыбку, когда машина поворачивает на Мэдисон-авеню, и тепло распространяется по моему телу. Я не думаю, что это от вина. Это от того, что все это ощущается почти что флиртом.

Саймон: Это была большая рыба?

Слушайте, я знаю, что мы говорим об улове хищника. Не о других вещах, которые могут быть большими. Но все равно. Он большой.

Ее ответ приходит незамедлительно.

Эбби: Конечно)) Мистер Орел приносит своей женщине только большие призы.

Я убираю коробку с тортом со своих колен и ставлю ее рядом на сиденье. А затем пишу ответ.

Саймон: Что и должен делать хозяин гнезда. Он — охотник.

Пока машина движется вдоль тротуара, мигают огни ночного Нью-Йорка, ее имя высвечивается на экране моего телефона.

Эбби: Он следует своему обещанию кормить и защищать.

Я смеюсь, и мы продолжаем игриво подшучивать друг над другом еще какое-то время. Десять минут спустя я подъезжаю к своему дому, направляюсь внутрь и захожу в лифт, воодушевленный легким гулом от вина, но в основном одухотворенный нашей перепиской. Когда лифт останавливается на одиннадцатом этаже, я понимаю, что это один из ключевых моментов жизни.

Нет, я не орел, и это не National Geographic. (Примеч. National Geographic Channel — американский телеканал, транслирующий научно-популярные фильмы производства Национального географического общества США).

Но это один из тех моментов, когда что-то происходит, когда эмоции, которые во мне пробуждает Эбби, достигают точки кипения. Начните с почти семи месяцев похоти, добавьте пару орлов, приправьте это десертом от шеф-повара и завершите отсутствием винно-красного галстука.

Я отпираю дверь и нахожу ее сидящей на диване. Черт, она хорошо смотрится в моем доме, в приглушенном свете и обнимающей ее тишине ночи. Она откладывает в сторону свой iPad, и я протягиваю ей коробку с десертом.

— Я принес торт, — гордо говорю я, словно, чтобы добыть его, боролся со свирепым львом. — Для тебя.

Хорошо, хорошо.

Я совершенно точно долбаный охотник, а это мой приз для женщины, которую я так сильно хочу заполучить.