— Но попробовать-то можно? Подари мне эту газету, я завтра же отправлю объявление. А потом посмотрим, что из этого получится. Может быть — новый роман.

— Возьми. Ладно, Макс, не обижайся, ты же знаешь, я уважаю тебя, да что-то хреново на душе стало. Пошли-ка на свежий воздух. Похоже, я форму теряю, литр всего-то выпили, и под хорошую закусь, а чувствую себя неважно. И домой идти неохота. Опять с утра нужно думать, как прожить до зарплаты. Дерьмо все!

Данилов прикинул, что из выпитого литра граммов семьсот пришлось на долю приятеля, сам-то он пил осторожно, больше закусывал, поэтому и чувствовал себя вполне сносно. Но говорить об этом не стал.

Алтухов поднялся, взял свой «дипломат» и, покачиваясь, направился к выходу. Данилов, схватив со стола газету, бросился следом, глядя по сторонам, нет ли поблизости злополучного официанта. Не дай Бог встретится у Ала на пути — скандала не миновать.

Обошлось.

— Зачем тебе думать, как прожить до зарплаты? — сказал Данилов, когда они вышли в вечернюю духоту улицы. — Скажи, сколько нужно, я тебе одолжу.

— Не надо, сам разберусь.

— Тогда вот что. Завтра, как оклемаешься, звони мне и заходи. Сгоняем в издательство, я попрошу, чтобы тебе дали на редактирование какую-нибудь рукопись. Они неплохо платят… Дня три-четыре посидишь над двадцатилистовым романом — тысяч шестьсот твои. Договорились?

— Ладно, там видно будет…

Солнечные блики весело играли на коричневатой глади Москвы-реки. Неподалеку от Филевского парка, там, где начинается бетонный забор знаменитого космического завода имени Хруничева, сбоку от тропинки, ведущей к многоэтажным зданиям красивого микрорайона, именуемого в народе Филевской поймой, на берегу реки загорала Светлана Савина. На ней был розовый ультрамодный купальник. Розовые бретельки лифчика лежали на розовом же махровом полотенце. Смелая женщина, идущая в ногу с эпохой, просто обожала розовый цвет.

Рядом с нею, согнув ноги в коленках и подперев голову кулачками, расположилась давняя ее подруга Лена Семенова. Ее купальник был самым обыкновенным и явно купленным лет пять-шесть назад где-нибудь в «Москвичке» на Калининском или в ближайшем универмаге. У Лены было смуглое лицо, красивые черные глаза с восточным разрезом. Мягкая линия носа, если смотреть в профиль, и роскошные каштановые волосы, отливающие золотом в лучах жаркого июльского солнца.

Чаще бывает так, что красивые девчонки дружат с теми, кто явно проигрывает им во внешности. Польза от такой дружбы обоюдная: красавица чувствует свое превосходство, а та, что поскромнее, не остается без внимания парней благодаря подруге. Светлана с Леной были редким случаем: лет десять назад парни в «Метелице», подходя к их столику, до самого последнего момента не могли решить, кого же пригласить на танец: блондинку или шатенку? Хотелось обеих сразу…

— Ты меня огорчила, Светка, — сказала Лена. — Я-то надеялась, что хоть у тебя все хорошо, а ты, оказывается, уже неделю с мужем не разговариваешь.

— Я так и поняла, что ты огорчилась, — лениво ответила Светлана, не поднимая головы. — Целую неделю не могла выбраться на пляж со мной. Некому даже рассказать о своих проблемах.

— Я же тебе объяснила: маму из больницы забирала, а потом устраивала ее в пансионат под Тулой. Некогда было. Могла бы и сама приехать.

— Как, кстати, себя чувствует Алла Васильевна?

— Да вроде ничего. Она еще две недели там пробудет. Звонила, говорит, нравится. А ты сама-то хороша! Вернулась из Испании — и даже не позвонила. Тоже мне, подруга!

— Вернулась и слегла с температурой, наверное, от перемены климата.

— Да ладно, не оправдывайся, — улыбнулась Лена. — В последние три года, с тех пор как второй раз выскочила замуж, стала богатой дамой, ты вообще редко звонишь, видимся раз в год по большим праздникам. Честно говоря, мне уже страшновато самой звонить.

— Ну и дура.

— Конечно, дура. По-прежнему работаю в школе учительницей, получаю триста тысяч в месяц и сама не понимаю, как умудряюсь жить на эти деньги.

— А кто виноват? — Светлана лениво повернула голову, внимательно посмотрела на подругу. — Красивая баба, могла бы найти себе подходящего бизнесменчика и не думать о том, как крутиться на триста тысяч в месяц.

— Были, были у меня знакомые, — вздохнула Лена. — Вроде и богатые, на иномарках у подъезда ждали, но что-то не получалось…

— Небось сама и привередничала! — язвительно уточнила Света.

— Не нравились они мне, вот и все. Как представлю, что с этим человеком жить вместе придется, так яснее ясного становится: лучше буду жить, как жила.

— Вот и доживешь ты, мать, до старой девы. А может, правильно делаешь… Это со стороны кажется, если есть деньги — никаких проблем! Да их еще больше, чем у обычных, то есть бедных, людей. И самая главная знаешь в чем?

— Ну, скажи.

— Скучно. Поначалу, конечно, интересно. Пойдешь в «Манхэттен-экспресс» или «Арлекино», смотришь: ах, Кристина Орбакайте с Пресняковым за соседним столиком сидят! Ах, Лев Лещенко — вот он, можно за рукав потрогать! А потом понимаешь: у них свой круг, и они тебя в него не пустят. Ну улыбнутся в ответ, что-то скажут —, и все. После этого на тех, кто рядом с тобой, и смотреть не хочется. И грустно так становится: вроде это — то, к чему стремилась, ан не совсем то. А потом надоедают и рестораны эти, и морды, которые там каждый вечер ошиваются. Все, как в том стихотворении… Прочла однажды в «Литературке». Кто автор — забыла, а сами стихи врезались в память. Вот послушай. — Она принялась негромко читать:

— «Рваться» — неудачное слово, — заметила Лена.

— А ты, пожалуйста, не придирайся. Подумаешь, преподаватель русского языка и литературы! Сами стихи отличные, вот о чем я тебе толкую. То же самое и я чувствую — бег по замкнутому кругу.

— Вот проблема! — засмеялась Лена. — Видела бы ты меня, когда наш телевизор сломался и «молния» на единственных зимних сапогах полетела в марте, когда еще снег лежал! Я даже заплакала от отчаяния. А о том, чтобы новый холодильник купить или телевизор, и мечтать не приходится!

— И мне не приходится. Чего ж тут мечтать, просто звонишь в фирму, тебе и привозят на следующий день все, что закажешь. Тоска зеленая.

— Ничего себе тоска! — возмутилась Лена. — Да ты просто зажралась, Светка!

— Может быть… — передернула плечами Светлана. — Но знаешь, иногда вспоминаю, как раньше было, как мать доставала новый холодильник ЗИЛ… Целая эпопея! Нашла какую-то знакомую с завода, та ей очередь уступила, целый месяц жили как на иголках: вот-вот новый холодильник появится, да какой дефицит — ЗИЛ! И когда он появился, я даже ночью вскакивала посмотреть, стоит ли, работает? А телевизор? За «Рубин» маманя пятьдесят рублей дала рабочему из магазина, и тоже больше месяца ждали, когда завезут, да не обманет ли тот рабочий-пьянчужка. Не обманул, приволокли телевизор, и что было — трудно описать! Понимаешь, привыкли мы все доставать, это ж вроде второй работы было. А теперь что? Самая настоящая тоска.

— Ну вот эти твои проблемы я пока что не понимаю.

— А ты вспомни мой день рождения в восемьдесят восьмом году, ты еще удивлялась, за что пострадал первый мой муж Вовка, помнишь? А он тогда три бутылки водки купил. Полдня в жуткой очереди стоял, вернулся с синяком под глазом, «молния» на куртке порвана, но — с тремя бутылками! Герой! Я его зацеловала, готова была любить прямо в прихожей на полу за это! Хотя уже тогда подумывала о том, что мы не пара и лучше было бы развестись, что и случилось потом. Но тогда!.. Три бутылки водки!