Не забыли Урала люди. Немало еще добра им богатырь сделал, и они про него еще много сказов сложили.

Рассказывали, будто бы один раз зимой вышел Урал из пещер в горах и увидел, как парнишка лет двенадцати в проруби белье полоскал. Полощет мальчонка, хлопает белье валиком, а сам слезами заливается. Подует на скрюченные от холода пальчишки и — опять за валик.

Урал стоял в сторонке и будто ребячьи слезы считал. Потом тихонько у проходившей бабки спросил про мальчонку. Бабка тут же все, что знала, про парнишку поведала Уралу.

— Сиротой он живет с мачехой, а та затыркала Егорку, — говорила бабка про мальчонку. — Выгоняет его к деду, а тот сам голодом живет. Отец недавно помер, вот и изгаляется мачеха над парнем.

Принес сирота Егорка бельишко с речки, повесил на веревку в огороде, поднял со дна корзинки валик, а под ним золотинки россыпью лежат! Собрал их в кулачок и айда к деду. Принес все Егорка, показал старику, а от увиденного золота у старого рудознатца аж слеза из глаз скатилась.

— Откуль такое у тебя? — спрашивал дед внука.

Клялся и божился парнишка, что и глазом не видел.

Так и не дознались ни дед, ни внук, как им Урал помог — доброе дело сделал.

Не воротился парнишка больше к мачехе. По горняцкому делу пошел; и никто больше его руд полезных не отыскал, да не о себе думал — обо всех честных людях.

Еще приходилось мне одну сказку слыхать про доброе сердце богатыря Урала.

Раз он шел по хребту. Люди уверяли, что своими глазами его видали. Вдруг подлетел к Уралу ветер и человечьим голосом сказал:

— Богатырь добрый! Помоги мне одно дело сделать.

Рассказал ветер Уралу, что сейчас на одной из гор страшное дело должно совершиться. У одного богатого бая есть четыре дочки. Одна из них полюбила простого пастуха. Отец кипит от гнева, и три сестры ее — за отца. Надумали эти сестры разлучить пастуха с любимой. Положили они связанную сестру в кованый сундук и хотят закопать его в горе. Вот и надо освободить девушку и к любимому проводить.

В ответ только спросил у ветра Урал, что он должен сделать.

— Делай так, богатырь, как тебе сердце велит, — сказал ветер и помчался от Урала по вершинам навстречу всадникам (а это были три сестры и их отец).

Впереди по дороге гремел сундук, положенный на большую телегу. Ее тащили три коня.

Враз поднялся такой ураган, что пылью всадникам глаза залепило. Завыл ветер кругом. От такого воя страх напал на сестер и их отца. Побежали они с дороги в лес переждать ураган, а тут как тут подскочил Урал к сундуку. Открыл он сундук, освободил несчастную от веревок и шепнул девчонке, куда ей надо бежать, где ждет на коне ее возлюбленный. Пока сестры подоспели, а за ними и их отец, ни девушки, ни богатыря Урала — как не бывало. Отец и три сестры от злобы окаменели… Так с той поры и стоят на одной из гор хребта четыре вершины: сундук, три сестры и тюбетейка (от отца).

Люди любят к сказкам от себя добавлять. Добавлю и я конец этой сказки. Как пушинка спустилась с гор та девчонка и в руки любимого попала. Жили они потом век в дружбе и радости. Главное — о добре не забывали, трудились для людей. От Ирбита до Бухары летела слава о шерстяных одеялах, изготовленных ими с великой любовью и мастерством.

А как же иначе? Ведь не одному Уралу сучить золотую нить добра…

Не одно поколение людей сменилось, пока ходил Урал в горах и подземных кладовых. Много-много он прошел пещер, переходя из одной в другую и поняв, что имеют они общий ход. А когда вышел из пещер Урал к людям, уж обживался наш горный край — царство хребтов, покрытых зелеными лесами; край рек, то говорливых и буйных, то с тишиной, не разгаданной и по сей день, с безмолвием, как в заколдованном царстве.

В тот день, когда вернулся Урал из пещер, с самого утра солнце на небе играло. Ярче зеленели леса, быстрей бежали реки и родники. Птицы так и заливались на разные голоса от радости, что пришла летняя пора.

В полдень на самой вершине дальнего Таганая златокудрого великана люди будто бы увидали. В лучах солнца каждое колечко на его кольчуге золотом отливало. В руках у великана был простой кожаный мешочек. Старики, помнившие сказки о богатыре Урале, тут же сказали:

— Ведь это богатырь Урал!

Богатырь же родным горам на все четыре стороны поклонился и заговорил. Голос его был так могуч, что эхо каждое его слово до самых дальних становищ доносило.

Без корысти всем людям рассказал он про сокровища земные, какие видел в пещерах; про дворцы из разного цветного камня под землей; про белый камень, который всякую хворь отводит; про камень-леденец, который силы возвращает, а больше всего — про родную мать и отца, которых так и не нашел.

Потом он открыл, будто заветный ларец, свой кожаный мешочек и достал золотое веретенко, начав разматывать с него нитку золотую, в которую были вплетены разные драгоценные камни. И чем больше разматывалась золотая нить, тем больше становились груды самоцветов вокруг Урала.

Камни с горы рекой потекли, сверкая то красными гранатами, то сиреневыми аметистами, то прозрачными топазами, нежными, как цветы…

В жизни все смертно, но не хотели люди, чтоб умер богатырь Урал, а потому говорили, будто ушел он опять в горы охранять земные клады. И по сей день он их стережет, и назвали люди те горы Уральскими.

Да! Время — большое сито. Немало отсеяло оно легенд, сказок и былей о богатыре Урале, а все же немало осталось их в народе.

Много ныне живет богатырей на Урале, от дел которых хорошеет наша земля. И с завистью взирают на нее две горы, два великана — Ураим и Уралга. Может, и вправду названы в честь двух разлученных суровой жизнью молодых людей.

Ветра шумят над сопками. И хоть никто еще не прошел пещерами из конца в конец, Урал живет кипеньем больших работ и радостью верной земной любви. И эта сказка-быль, словно золотая нить, не имеет конца. Как не умирают корни ковыля…

Говорят, у любви три вершины есть. Первая — к земле родной, вторая — к отцу и матери, третья — к той, к которой больше всего душа прикипела.

И счастлив тот человек, у которого все три вершины в сердце хранятся. Не страшны ему буйные ветры, что б одночасье, как гроза, могут налететь и остудить самые горячие порывы.

Вот о таком человеке и сказ поведем.

Возле озера Увильды, что ныне жемчужиной Южного Урала зовется, есть три небольших грязевых озерка. Одно Акакулем называют, другое — Башкулем, а третье с давних пор люди Сабанаевым зовут и сказки о нем говорят.

Будто в старину все земли от Карабаша (Черной головы шайтана) до степных далей, что неоглядно легли за Уральским хребтом, принадлежали одному богатому баю-мурзе. Не сохранило нам время имя этого бая. Да и в том ли суть?

Не было счета богатствам бая. Табуны большие скакунов паслись до самого Миасса-реки, и людей работало на бая столько, сколько звезд высыпает на ночном небе. Горька полынь-трава, а еще горше была жизнь подневольных у бая. Не зря он лучников-воинов держал. Караулили они его богатства и охраняли дороги к жилищу, по которым шли караваны верблюдов с товарами из далеких стран. Менял бай меха и скакунов у купцов на прекрасные ткани и вина.

И хоть велики были богатства у бая, только не было в его сердце огня, пламенеющего на трех вершинах человеческой любви. От жадности был он одинок, как изгнанный из гнездовья ворон.

И чем больше каменело сердце бая, тем ненавистней становились ему радости людские. Особенно ненавидел он песни. И страшная кара ждала людей, если они хотели послушать старого аксакала, рассказывающего под звуки древнего курая легенды своего народа.

Но был такой пастух, которого не мог заставить замолчать бай. Сабанаем его звали. Будто из сказки пришел и наяву остался. И уж веселый был — на удивленье. Где Сабанай, там смех и потешки. Любили его все, и если кто-то из стариков поворчит иногда, мол, горя и нужды — пропасть, а ему все нипочем, то сразу же находились заступники: от горя, мол, слезой не спрячешься, от нищеты тоской не вывернешься.