Проснувшись на следующее утро, мы сразу приступили к приготовлениям для нашего путешествия вокруг острова. Для этой цели необходимо было обзавестись каким-нибудь подобием оружия.

Далеко не все части острова могли оказаться такими безопасными, как наш благословенный уголок. Надо было приготовиться ко всяким случайностям. Как всегда, конечно, Джек первым занялся приготовлением оружия. Наши убогие инструменты мало способствовали быстроте работы. Бедному Джеку, несмотря на его природную изобретательность, приходилось туго.

Проработав весь день, к вечеру ему удалось соорудить лук со стрелами для себя, подобие шпаги, которую он передал Петеркину, и рогатку для меня. Петеркин страшно гордился тем, что неожиданно сделался обладателем такого великолепного оружия. Весь следующий день был посвящен опытам применения нашего оружия на практике. Результаты этих опытов вначале были довольно плачевны, но зато к вечеру второго дня мы были вознаграждены за все наши неудачи.

Скитаясь по окрестностям нашего лагеря, мы напали на след какого-то животного. Спустя немного времени мы увидели на небольшом расстоянии от нас дикую свинью. Раздумывать не пришлось, надо было во что бы то ни стало убить ее. Джек натянул свой лук и выстрелил. Стрела попала свинье в ухо и, вонзившись в него, заставила ее пригнуть голову к земле. Не дав ей опомниться, я быстро запустил ей в глаз камень из рогатки. Петеркин с помощью своей шпаги закончил начатое нами дело, и побежденная свинья перешла в наше распоряжение.

Довольные результатом нашей охоты и предвкушая сытный ужин, мы вернулись в наш лагерь. По дороге я еще успел убить дикого голубя, а Петеркин набрал вкусных, сочных кокосовых орехов и других плодов.

Ну и славно же мы поужинали в этот вечер! Правда, было немало затруднений с разведением костра и не сразу удалось нам справиться со свиной тушей, но зато, когда все было готово, можно было спокойно лечь спать, чтобы на следующий день с новыми силами начать наше путешествие вокруг острова.

Мы уже не обращали внимания на следы кабанов, встречавшихся все время на нашем пути. Только новый след совсем маленького животного остановил на себе наше внимание. Петеркин высказал мнение, что это лапы собаки, но Джек и я были с ним не согласны. Нас это очень заинтересовало. Следы эти были разбросаны, и казалось, что животное, оставившее их, почти все время вертелось вокруг одного и того же места, делая это страшно неравномерно и не преследуя никакой специальной цели. Рано утром на третий день наших скитаний мы заметили, что заинтересовавшие нас следы стали еще многочисленнее и в одном месте круто поворачивали в лес по маленькой тропинке. Тропинка эта так густо заросла кустарником, что мы с трудом проложили себе дорогу, решив раскрыть наконец таинственные следы. Тропинка была настолько широка, что трудно было предположить, чтобы она была проложена самим животным, и мы решили, что тут не обошлось без вмешательства более крупного существа. Ползучие растения, перепутавшиеся ветви кустов все время преграждали нам путь. Шли мы не без трудностей, когда вдруг достигли открытого места. Услышав слабый крик, мы обратили внимание на стоящее перед нами черное животное.

— Дикая кошка! — воскликнул Джек, нацеливая свой лук. Сделал он это так поспешно, что выпущенная им стрела пролетела мимо цели. К нашему удивлению, дикая кошка не только не бросилась в сторону, а спокойно подошла к стреле и принялась мирно ее обнюхивать.

— Это самая смешная дикая кошка, которую я когда-либо встречал! — воскликнул Джек.

— Это ручная дикая кошка, по-моему, — сказал Петеркин, нацеливаясь в нее.

— Остановись! — закричал я, удерживая его за плечо. — Несчастное животное слепо. Посмотри, она ударяется обо все ветви кустов. Она, должно быть, очень стара. — Сказав это, я поспешил к животному.

— Только подумай, — едва сдерживаясь от смеха, произнес Петеркин, — престарелая дикая кошка!

Подойдя ближе, мы увидели, что кошка не только слепа, а к тому же еще глухая. Она, казалось, не слышала наших шагов даже тогда, когда мы совсем близко подошли к ней. Только когда я дотронулся до нее, она стремительно повернулась, выгнула спину, подняла хвост и хрипло-хрипло промяукала.

— Бедняга! — ласково сказал Петеркин, протягивая руку и пытаясь погладить кошачью голову.

У животного немедленно исчезли все признаки гнева. Оно доверчиво подошло к Петеркину и стало тереться у его ног, громко мурлыча, что указывало на высшую степень восторга.

— Это такая же дикая кошка, как я! — воскликнул Петеркин, беря ее на руки. — Обыкновенная ручная кошка, да еще вдобавок очень несчастная.

Мы обступили Петеркина и не без удивления следили за тем, как животное проявляло свою радость. Продолжая мурлыкать, кошка терлась о щеку Петеркина, лизала ему подбородок и всячески выказывала свои чувства. Эти проявления радости и любви убедили нас в том, что кошка не впервые видит человека и, очевидно, оставлена здесь не случайно, а может быть, и намеренно, много лет тому назад. Радость, испытанная ею от встречи с нами, — не что иное, как результат долгого одиночества. В то время как мы возились с кошкой, Джек оглядел окружающую нас местность.

— Ого! — воскликнул он. — Дело понемногу разъясняется. Здесь тоже видна работа топора, взгляните-ка на эти пни.

Мы повернулись и принялись рассматривать остатки срубленных деревьев. Все они, как и первый встреченный нами пень, были покрыты мхом, и казалось, человеческая рука не касалась их уже много лет. Кроме кошачьих следов, никакого намека на следы человека или какого-либо другого животного не было. Тропинка шла дальше, и мы решили следовать по ней до тех пор, пока она не прекратится. Петеркин опустил кошку на землю, но она казалась такой слабой и так жалобно мяукала, что он снова поднял ее на руки, где она спустя несколько минут крепко заснула.

Примерно на расстоянии десяти шагов тропинка стала заворачивать направо, огибая берег маленькой речонки. Неожиданно мы увидели место, где, должно быть, раньше было подобие моста, камни которого в изобилии покрывали берега речонки. Полные изумления и ожидания, мы продолжали наш путь. Пройдя еще несколько шагов, мы увидели под тенью больших деревьев крошечную хижинку. Трудно передать наше изумление при виде неожиданного зрелища. Мы долго стояли молча, боясь нарушить окружающую нас тишину. А когда наконец кто-то из нас заговорил, это была не привычная громкая речь, а тихий шепот.

Хижина была построена очень примитивно. Длина ее не превышала двенадцати футов, ширина десяти футов, а высота семи — восьми футов. В ней было одно окно или, вернее, маленькая оконная рама, в которую когда-то были вставлены стекла. Низкая дверь сделана была из грубых досок. Крыша, покрытая огромными листьями кокосовой пальмы и платана, совершенно покосилась. Да и вся хижинка производила впечатление чего-то очень древнего и наполовину сгнившего. Она густо заросла ползучими растениями, которые предохраняли ее от окончательного разрушения. Мы долго совещались по поводу этого странного жилища, пока наконец не решились приблизиться к нему.

Первым заглянул в окно Джек, но тень от густых деревьев и царивший внутри мрак мешали ему разглядеть предметы.

Мы с трепетом, осторожно приподняли замок и открыли дверь. Замок был сделан из железа и почти наполовину съеден ржавчиной. В таком же виде были и петли, жалобно скрипевшие при каждом движении двери. Войдя внутрь, мы остановились и стали смотреть по сторонам. То, что мы увидели в хижине, не только удивило нас, но и потрясло. Мебели не было никакой, за исключением маленькой деревянной табуретки и железного горшка, тоже насквозь проржавевшего. В самом дальнем углу хижинки стояла низкая деревянная кровать, на которой лежали два скелета. С бьющимися сердцами мы приблизились, чтобы внимательнее осмотреть их. Один из них был остатком человека, а другой — собаки. Они лежали, прижавшись друг к другу, голова собаки покоилась на груди человека.

Эти печальные следы двух жизней произвели на нас такое впечатление, что мы едва удержались от слез. Спустя некоторое время мы начали говорить об увиденном нами и приступили к внимательному обследованию каждого уголка. Нам мучительно хотелось найти что-либо, могущее раскрыть драму заброшенного волею судеб на этот остров человека. Наши старания были тщетны, нам не только не удалось пролить хотя бы немного света на таинственное происшествие, но мы даже не могли найти клочка бумажки или остатков записной книжки. Правда, в одном из углов лежала кучка полусгнивших носильных вещей и старый топор. Это мало способствовало разъяснению дела. В таком виде они, должно быть, пролежали немало лет и не хранили на себе никаких следов прикосновения с давних пор.