По приложенной фотографии я сразу опознал Никколо.

Боже, что за идиоты: красноармейскую звезду не могут отличить от сатанинской! На флаге США – пятьдесят «революционных» звёзд!

Значит, этот отморозок после того допроса остался жив, хотя и рехнулся!

Дамиано не солгал мне: он и на самом деле отпустил его.

Но интересно, как мой босс сумел так быстро вывести из его организма две бутылки водки: капельницей или каким-нибудь своим, «новеньким» методом?

* * * * *

Дверь купе открылась, и я сразу узнал его:

– Bon giorno!

Сначала он уронил сумку от неожиданности, но довольно быстро сориентировался:

– Здравствуй!

– Как работает ваш мобильник?

– Уже нормально.

Это был тот самый неуклюжий посетитель ночного «Аквариума», который не мог справиться со своим сотовым. Но его приятный итальянский акцент куда-то исчез.

– Иван, – представился он. – Иван Мартынов.

– Виктор. А как, если не секрет, вас зовут по-настоящему?

– Как ни странно, почти так же: я урождённый Иван Мартини. Не удивляйтесь: имена Иван и Ивано в двадцатом веке стали весьма популярными в Италии, особенно на севере, а мои родители когда-то служили у русских. Ваша графиня вышла замуж за нашего аристократа, а после революции переехала жить в Италию навсегда. Со всеми детьми, и с нами тоже, она говорила только по-русски. И моего отца с матерью она познакомила с вашей литературой, правда уже в переводе. Матери понравился Иван Бунин, в его честь меня и назвали при рождении. А потом, уже во время войны, мы укрывали русского, которому удалось сбежать из концлагеря, и его тоже звали Иваном. Он так и остался жить в Италии. Пристроился к молодой симпатичной вдове Пескаторе, и ни за что не захотел возвращаться к себе на родину, в Россию.

Дамиано предупреждал о его странностях!

Я внимательно посмотрел на этого фантазёра:

– И правильно сделал: его бы посадили лет на пятнадцать, но скорее всего, сразу бы расстреляли, «за измену родине». А лет через двадцать лет присвоили бы звание Героя Советского Союза, посмертно!

* * * * *

Граница работала по системе «ниппель»: нашим таможенникам было до глубокого фонаря, что ты вывозишь отсюда, зато сопредельная сторона смотрела на всех въезжающих с нескрываемой злобою.

Обслуживали они без особой грубости, но очень прохладно и неприветливо.

Сначала пограничники проверяли паспорта и визы, затем появились таможенники с собакой. Та вынюхивала не наркотики, а бумажные деньги, по запаху пота.

Какой-то пассажир приобрёл в книжном магазине бумажную копию картины Рембрандта. Тираж такого «шедевра» – две тысячи копий, цена полотна – два доллара за штуку.

Но кто-то из попутчиков подсказал ему, что местные таможенники институтов культуры не заканчивали, могут к этому и прицепиться.

Рвать на клочки этот «холст» было жалко, а выкидывать в окно – уже поздно, и он просто оставил его в туалете, свернув в трубочку.

Но туалет эти служаки проверяют в первую очередь!

Старший сержант пограничной службы не отличил бы Рубенса от Шагала, а Веласкеса от Крамского: он и Гойю-то путал с геями.

Но «печать офсетная глубокая» была настолько «глубокой», что ему уже грезились новые лычки на погонах, месячный отпуск на родину и денежная премия в размере трёх окладов.

Он вспомнил слово, которое когда-то услышал по радио:

– Это эстамп, это эстамп!

Массовая продукция для украшения студенческих общежитий и квартир старых дев.

Такой плакат вешают на боковой стенке платяного шкафа и крепят его там скотчем или кнопками, а не выставляют в дубовой раме в гостиной, напротив камина.

Но старший сержант этого не знал, поэтому и бегал по вагону, спрашивая всех подряд:

– Это не ваше? А вы не видели, кто оставил это в туалете?

Раскрытие «контрабанды века» не состоялось, и этот «ценнейший экспонат» был просто конфискован, хотя ни Лувр, ни Прадо так его и не дождались.

Наверняка он до сих пор лежит на той таможне в их «камере вещественных доказательств».

* * * * *

Наконец, проверка закончилась, и наш состав тронулся.

На первой же остановке после границы к поезду подошли две молоденькие девочки с «мамочкой».

Окно в соседнем купе открылось, и мы слышали все их переговоры.

Иван недоумённо спросил:

– Чего эти малолетки хотят?

– Предлагают секс за умеренную оплату. Кстати, слово «путана» к нам пришло именно от вас, итальянцев. Они обслужат этих ребятишек, и выйдут на следующей станции, а там будут ловить новых клиентов уже в противоположную сторону. СПИД от таких подхватить маловероятно, а вот трипперок или «неаполитанскую болезнь»[15] – вполне реально!

– А что такое СПИД?

– Синдром Приобретенного Иммунодефицита, по-итальянски это называется AIDS.

Странно, это слово совсем недавно гремело по всему миру как «самое страшное проклятие роду человеческому», а этот «пень» его не знает!

Но в его деревне, возможно, с этим и обошлось, а газеты там до сих пор читает только каждый десятый.

* * * * *

На следующей стоянке толпа пассажиров дружно ринулась к вокзальному киоску.

Какой-то шустрый паренёк, оказавшийся в очереди первым, заказал десять бутылок пива на родном языке.

Продавщица переспросила его по-русски, и он стал стыдить её, что та до сих пор не освоила государственного языка.

Но тут до него дошло, что он находится уже не у себя дома, а на территории «недружественного государства», и он моментально перешёл на русский, которым, как оказалось, владел совсем неплохо.

Взяв пиво, парень всё-таки решил щегольнуть своей принадлежностью к «высоко-европейству»:

– Здесь каждый день проходят наши поезда, могла бы и наш язык выучить!

В ответ та выдала ему столько ругательств на его же наречии, что он уронил сначала одну бутылку, а бурные аплодисменты всей очереди заставили его уронить и вторую.

Поезд тронулся, и я едва успел запрыгнуть в вагон.

Иван заявил, что пива пить он не будет.

– Ну, извините, «Мартини» в киосках не бывает, для этого есть вагон-ресторан!

По вагону пошли «коробейники».

Когда был жив отец, он рассказывал, что во времена его молодости по поездам часто ходили псевдо-глухонемые, у которых были чёрно-белые календарики на две темы: эротическая и портреты Сталина. На перронах они общались между собой уже не жестами, а как и все остальные, устной речью.

В годы «угара перестройки» по поездам пошли уже другие «коммерсанты»: они продавали то, чем с ними рассчитывались фабрики и заводы, за неимением наличных денег. И иногда можно было купить хрустальную вазу, красивые стопочки, чайный сервис или другие превосходные вещи совсем за бесценок.

Сейчас пошла эпоха других «офеней»:[16] миссионеры различных конфессий раскладывали свою литературу, прося за неё чисто символическую оплату, но чаще раздавали её совершенно бесплатно.

Я взял в руки фолиант, изданный «Православным похоронным обществом», и раскрыл его на середине: «Формула нравственности общества по отношению к усопшим. Этот показатель рассчитывается по следующей формуле: отнимите от числа похороненных в гробу число кремированных и невостребованных тел, и разделите эту цифру на общее число умерших. В идеале показатель стремится к единице».

Отлично! Теперь каждому приходу можно присвоить свой рейтинг, и выдавать верующим благословения на сугубо научной основе: три похвалы священника Киево-Печёрской Лавры приравниваются к пяти похвалам настоятеля Свято-Духового монастыря!

Я посмотрел на Ивана, но он одарил меня таким взглядом, что я отодвинул эту книгу в сторону, и предался дорожному чревоугодию.

* * * * *

В нашей столице тоже обосновались мормоны, которые недалеко от меня выстроили огромный молельный дом.

На входе эти уроженцы Солт-Лейк-Сити установили совсем небиблейские камеры слежения, и если какой-нибудь зевака останавливался у крыльца, оттуда тут же выбегал дежурный, и он настойчиво приглашал пройти вовнутрь.