- Знать просто на провед родича посылаешь, старый? - Зло уточнил старшина.
- Истинный крест. Только разузнать что да как, и тут же назад вернуться.
- А тогда зачем всё это тайком от нас делаешь? Неужто вы считаете что мы такие злыдни и не сможем войти в ваше положение? Иль для этого другая причина есть?
- Ой, помилуйте! - Снова в голос взвыл селянин. - Не подумал я об этом старый дурак. Не гневайтесь на нас глупых! Вы вот что, товарищ старшина, можете со Стёпкой своего солдатика - при оружии послать: он и проконтролирует, куда Стёпа ходил и поможет побольше снеди принести. А я с Егоркой, могу покамест у вас под арестом посидеть - пока всё уточнится, да прояснится.
Испуг проводника был настолько натуральным, что Ивану стало даже немного жалко старика. А его предложение побыть заложником, пока его Степан под контролем одного из бойцов сходит в деревню за продуктами: выглядело весьма привлекательным. Первое - отряду как воздух были нужны продукты питания, второе - от местных можно было узнать о том, что происходит в округе.
- Гриша, ну что, поверим нашим друзьям? - Иван хоть и говорил не повышая своего голоса, но придал голосу такую интонацию, по которой было ясно, что заданный вопрос был риторическим.
- А что, коли они посидят со мной в землянке, то я не против их предложения. - Григорий Иванович ответил не сразу: как будто желал этим показать свои сомнения по этому делу.
- Вот и отлично. Со Степаном пойдут Сотник и Хватов. Ждём их возвращения до утра. И чтоб не сильно стеснять нашего медика, нужно отделить ей половину землянки плащ-накидками - сделать этакую импровизированную ширму. Пусть у неё на будущее будет отдельная от приёмных покоев спальня: надо же ей где-то вести приём своих пациентов и свой девичий быт обустраивать...
Поутру лагерь всполошился от истошного крика Егора Понедько - племянника проводника Петро. Молодой мужчина катался по примятой траве, бился о землю; рвал на голове волосы и выл как раненый зверь. Его старались удержать двое красноармейцев, но это у них не очень то получалось. Чуть поодаль сидел понурый дядька Петро и потерянно смотрел на родственника. Помимо уже перечисленных людей, вокруг небольшой полянки собрались молчаливые красноармейцы, и было понятно, что они просто не знают, чем можно помочь, или как успокоить ошарашенного горем мужчину. А сквозь разрывающие душу завывания, время от времени слышалось:
-... У-у-у! ... - Доча! ... - Сына! ... - У-у-у! ... - Алесичка! ... - Да как же так?! ...
Немного в стороне - стараясь не смотреть на бьющегося на земле мужчину, стояли Дзюба, Непомнящий, Хватов, Сотник и Степан Понедько. Последний, не зная куда девать свои грубые, натруженные, мозолистые руки землепашца: нервно мял свою мокрую от пота утирку¹⁴, временами вытирая ею со лба испарину; и в который раз начал рассказывать принесённую им страшную весть.
- ... Это соседушка наша - тётка Мария значит. Мы с ней случайно столкнулись, и она первой всё мне рассказала - прямо на околице мы с ней повстречались. Это, знать она всё, что осталось ценного из имущества, в лесу прятала. Как увидела меня, прижала руки к груди и говорит: горе у вас Стёпа - великое горе. Значит когда Германцы заявились, так они сразу пошли по базам шастать, то есть провизию для своих нужд изымать. Забирали всё, и коровок с телятами, и птицу, ну прямо всё, до чего только их руки дотягивались. А Алеськина мать как схватится за свою криворогую коровку; как запричитает. Мол, куда вы кормилицу нашу уводите? Затем, как схватит одного из грабителей за рукав, и заверещит: - 'Что же вы делаете ироды‟! ... - А этот нехристь, глаза как выпучит, аж в лице переменился. Вырвал руку, замахнулся; да как вдарит прикладом своей винтовки - прямо в лоб. Общем Егорова тёща упала, ногами засучит, затрясётся так - всем телом и вскоре стихла: насмерть значится её ударили. Тут и ейный муж значится кинулся - к жинке: брата тесть; а ему другой грабитель - змеюка подлая: в спину как стрельнёт и тоже на повал. Здесь уже Алеся - Егоркина жинка не выдержала и кинулась к лежащим на земле родителям, а детки то, за мамкой в след. Вот так из-за коровки то и полегли все - все до единого. И сами погибли и живность не отстояли. Потом мне мамка тоже самое рассказывала - когда продукты собирала дабы мы с вами помянули безвинно погибших...
- А что другие селяне? Как они ко всему случившемуся отнеслись? - Поинтересовался Григорий.
- А что они. Как немцы ушли, похоронили всех невинно убиенных - Австрияки¹⁵ ещё и бабку Маланью - в её же курятнике насмерть штыками зарезали. А потом посовещались и порешили, что если новой власти не перечить, то может быть их и минует чаша сея.
- И ты так думаешь? - Поинтересовался до этого молчавший Иван.
От такого вопроса парня передёрнуло. Он оживился, и как-то даже внутренне подобрался. Затем, посмотрев на Непомнящего, с вызовом ответил:
- Когда мать с батькой мне харч собирали, я им сказал. Пока за семью брата не отомщу, домой не вернусь. Так что принимайте Иван Иванович меня в свой отряд. Я здешние леса и болота хорошо знаю. И стреляю тоже очень хорошо - с дядькой Петро с детства по этим местам на охоту хаживал.
Вот как-то так получилось, что горе от потери родных людей, подтолкнуло первых местных жителей к вступлению в отряд. Когда Настя привила в чувство овдовевшего Егора, то и он, и его дядька тоже изъявили желание остаться. Однако Непомнящий, хоть не без труда, но убедил Петра Петровича вернуться в Драпово, где тот должен был стать их глазами и ушами. Так что через четыре дня: к моменту когда всё трофейное вооружение было спрятано в спешно оборудованных схоронах, Понедько старший в сопровождении двух бойцов отправился до дому. Провожавшие его красноармейцы не сколько охраняли мужичка, сколько несли тяжеленые мешки с металлоломом: из него дядька Петро собирался наделать ножей. Дело в том, что его кум был кузнецом, и селянин был уверен, что Лукьян Коваль ему в такой просьбе не откажет.
Глава 12
Ещё трижды Иван снаряжал Семёна Пасечника - одного из сапёров к месту, где сводная рота старшего лейтенанта Любушкина приняла свой последний бой. На поле прошедшей битвы удалось собрать ещё немного боеприпасов, металлического лома для сельской кузни, и не неснятых до поры, до времени минные заграждения. Педантичные немцы конечно же побывали здесь немногим ранее, и увезли всё, что в прошлый раз не могли увести люди Непомнящего. Но кое, какие крохи всё-таки остались, и Семён накопал немало нужного.
Ну а Подопригора - второй из сапёров, тем временем ходил вместе с Непомнящим, и ещё несколькими бойцами в сторону Слонима, где они устраивали непродолжительные обстрелы колонн, делали завалы на просёлочных дорогах, валили столбы с телефонными проводами. А один раз этот небольшой отряд, сделал вылазку в сторону Барановичей, где сапёр Игорь, умудрился в дневное время заминировать железнодорожное полотно. В промежутке пока не было эшелонов, Игорь весьма шустро сделал пару подкопов под рельс. Затем, перед тем как заложить две мины ТМ-39 потребовал, чтобы все отошли подальше от железнодорожного пути:
- Командир, я не хочу вами рисковать: установка взрывателей кропотливая и долгая работа, а когда появится состав, мы не знаем.
Как в последствии оказалось, Подопригора не преувеличивал опасности своей авантюры. Боец ещё возился со второй миной, когда послышались звуки приближающегося поезда. Вот уже в поле зрения появился быстро идущий эшелон: а Игорь никак не прекращал колдовать над миной.
У Ивана от тяжёлых предчувствий бешено колотилось сердце, стучало в висках, взмокла рубашка. И когда он увидел, как сапёр, для баланса расставив в стороны руки, побежал от насыпи, то он всё равно не считал его жильцом на этом свете. Несущийся на всех парах поезд был уже близко, а Игорю нужно было успеть отбежать на относительно безопасное расстояние.