Поиск
«Когда томилась я от жажды…»
Когда томилась я от жажды,
Ты воду претворил в вино, —
Но чудо, бывшее однажды,
Опять свершить нам не дано.
Твое вино не опьяняло,
Но горечь мук таилась в нем,
И цвет его был цвет опала —
Ты напоил меня огнем!
«В очаге под грудой пепла…»
В очаге под грудой пепла
Пляшут огоньки…
Ты от горьких слез ослепла,
Дыма и тоски.
За окном холодной кухни
Плачет серый лес…
Пламя синее, не тухни!
Близок час чудес!
Старой феи, доброй крестной,
Вечна ворожба —
Разгадается несносной
Жизни злой судьба.
В замке снова блещут залы, —
Принц вернется вновь!
Губы — красные кораллы,
А в глазах — любовь.
Этой ночью — все надежды
Ты сожги дотла!
Утром — рваные одежды,
В очаге — зола…
Вместо белых коней — мыши,
Мокрый, серый лес…
Но сейчас — не надо, тише!
Близок час чудес!
«Крест на белом перекрестке…»
Крест на белом перекрестке
Сказочных дорог…
Рассыпает иней блестки
У Христовых ног.
Смотрит ласково Распятый
На сугроб, где белый пан
Лижет, грустный и лохматый,
Язвы Божьих ран.
«Тихо звезды горят. Все уснуло в снегу…»
Тихо звезды горят. Все уснуло в снегу.
Спят деревья в одежде блестящей,
В этот вечер тебя я забыть не могу
И полна я тоскою щемящей.
Не осталося грез, мне создавших весну,
Они вместе с тобою далеко,
Ты ушла, меня в горе оставив одну,
Но в душе к тебе нету упрека.
Только сердце мне давит, как камень, печаль,
И давно я тоскою томима,
Мне весны устаревшей мучительно жаль,
Жаль мне счастья, прошедшего мимо.
И в окно заглянул бледный луч серебра,
Спят деревья в блестящем уборе…
Позови же меня, дорогая сестра,
Мне одной непосильное горе.
«Она ступает без усилья…»
Она ступает без усилья,
Она неслышна, как гроза,
У ней серебряные крылья
И темно-серые глаза.
Ее любовь неотвратима,
В ее касаньях свежесть сна,
И, проходя с другими мимо,
Меня отметила она.
Не преступлю и не забуду.
Я буду неотступно ждать,
Чтоб смерти, радостному чуду,
Цветы сладчайшие отдать.
Г. ФОН ГЮНТЕРУ
Дымом в сердце расстелется ладан,
и вручили мне обруча два.
Ах, пока я жива
будет ли запрет их мной разгадан.
Обручем одним из двух старинным
я сковала левой кисть руки.
Темные венки
суждены избранным, но безвинным.
Обруч мой серебряный, зловещий, —
мой второй, запретный — дам ему…
Скоро ли пойму,
был ли ему слышан голос вещий.
Близок ли тот день, когда мы снова
наши обручи звено в звено замкнем.
И когда огнем
напишу я радостное слово.
«Увеличились у Лили шансы…»
Увеличились у Лили шансы
В Академии поэтической.
Ах, ведь раньше мечтой экзотической
Наполнял Гумилев свои стансы.
Но мелодьей теперь эротичной
Зазвучали немецки романсы, —
Ах, нашел он ее симпатичной.
И она оценила Ганса.
Не боясь, он танцует на кратере,
Посылает он ей телеграммы!
«Уезжайте ко мне Вы от матери!»
А у матери в сердце драмы.
Напоив ее «белой сиренью»,
Он пророчит ей яркую славу.
Двадцать галстухов падают тенью.
«Уезжаю сегодня в Митаву».
ОТВЕТ НА СОНЕТ Н. ГУМИЛЕВА
Закрыли путь к некошенным лугам
Темничные, незыблемые стены;
Не видеть мне морских опалов пены,
Не мять полей моим больным ногам.
За окнами не слышать птичий гам,
Как мелкий дождь все дни без перемены,
Моя душа израненной гиены
Тоскует по нездешним вечерам.
По вечерам, когда поет Жар-птица
Сиянием весь воздух распаля,
Когда душа от счастия томится,
Когда во мгле сквозь темные поля,
Как дикая степная кобылица,
От радости вздыхает вся земля…
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: