Здесь очень много интересного, особенно в письмах Ричарда III. Они обличают странный характер этого человека; он умел внушить страстную любовь в племяннице своей Елизавете, вдове убиенного им Эдуарда. Письма ее к нему исполнены страсти. Она спрашивает, скоро ли умрет дочь Варвика, его жена, скоро ли судьба соединит их. Другие письма показывают, что он имел много приверженных людей. Но удержаться тогда на престоле было трудно. Одной счастливой битвы достаточно было, чтобы завладеть престолом — народ в беспрестанных междоусобиях привык менять свои расположения к династиям.

В 1485 г. граф Генрих Ричмонд, не совсем справедливо называвший себя преемником прав Ланкастерской династии, сделал высадку в Англии. Собственно он был не Ланкастер, он происходил от Варвиков фамилии Тюдоров. Его дед женился на вдове Генриха V, французской принцессе Екатерине. Права его были очень не ясны. Но судьба решила вопрос о престоле при Босворте (Bosworth), (1485 г.); все, что могло быть сделано личным мужеством, распорядительностью, было сделано Ричардом, но ему изменили его приверженцы, Буккингам и Станлей. Ричард погиб. В это время возникли те памятники, которые представляют Ричарда каким–то бессмысленным кровопийцей, они возникли при его победителе; понятно, почему историки так его выставляли во время царствования его победителя. Из сказанного, однако, не следует, что Ричард был добр и великодушен, но что он принадлежал к числу самых талантливых людей того времени. Что же касается до его злодеяний, то Людвиг XI и Генрих VII не только могли поспорить с ним, но даже превосходили его в этом отношении. Царствованием Генриха VII замкнулись междоусобия. Между государями Европы конца XV столетия — какое–то родственное сходство: у Генриха VII, видимо, много такого, что и у Людвига XI. Он чуждался тех добродетелей которые прежде составляли идеал рыцарских доблестей. В войне с Ричардом он дал несомненный опыт искусства и храбрости, но вообще он не любил войны. Без причины он не проливал крови, но если чья голова казалась ему опасной, никакие услуги не спасали заподозренного. Таким образом пал Станлей, решивший битву при Босворте в его пользу. Чтобы положить конец восстаниям во имя вытесненной Йоркской династии, он женился на Елизавете, старшей дочери Эдуарда. Но он избегал всякого случая и возможности обнаружить ее права на престол. Он считал себя завоевателем королевства Английского. Он здесь следовал средневековому началу: он получил на битве государство вследствие приговора божия, по мнению средневековому. Два самозванца, восставшие против него, не успели в своих намерениях. Это были Ламберт Симнель и Перкин Варбек (Lambert Simnel, Perkin Warbek). Характер короля вполне обнаружился здесь. Симнель, сын простого хлебника в Оксфорде, составил многочисленную партию, был разбит и взят в плен королем лично. Король привез его в Лондон; граждане ожидали его казни, но Генрих, с злобною насмешливостью, ему одному свойственной, определил его поваренком на кухне, потом он сделан был сокольничьим. Но другой искатель престола Персии Варбек выдавал себя за герцога Йоркского, меньшего сына Эдуарда IV, ему помогала Шотландия и вдовствующая герцогиня Бургундская, вдова Карла Смелого. Какого он был точно происхождения, трудно сказать, это было лицо загадочное, общее мнение впоследствии называло его евреем. И его действия кончились его поражением и пленом, после чего он посажен был в Лондонскую башню, бежал, взят снова и казнен. Но вместе с ним казнен невинный юноша, Эдуард Варвик, сын герцога Кларенского, который с ранних лет сидел в Лондонской башне; он был казнен за одно имя свое: его обвинили в сношениях с Перкин Варбеком. Устранив таким образом опасность с этой стороны, король обратил преимущественное внимание на залечение язв государства. В первом собрании парламента в первой камере явилось не более 20 членов: другие пали в междоусобиях и во время преследований короля. Значительная часть земли была необработана, народ одичал, привыкши жить войной. Надо было издавать действительно строгие законы, чтобы устроить какой–либо порядок. Немногие оставшиеся сильные владетели держали целые армии при себе. Генрих запретил это особенным законом. Потом, не желая прибегать к сомнительной уступчивости нижней камеры, король изобрел новый источник доходов. Он окружил себя опытными юристами, объезжавшими английские владения и заводившими бесчисленные процессы; для разбора их было устроено особое судилище — Звездная камера. Таким образом король конфисковал 1/5 часть всей собственности Англии. Уже современники хорошо понимали цель этой операции: юристы имели в виду обогащение казны. Юристы сами это очень хорошо понимали: владетели могли откупаться от них деньгами. В английских архивах сохранено много собственноручных записок короля по этому случаю. С обвиненного требовали за вину известную, часто значительную сумму, случалось, он не мог вдруг заплатить этого и король писал: «На первый случай взять с такого–то столько–то, остальное рассрочить и отпустить его». Результаты такой политики определить нетрудно. Чувство права, законности, отличительная черта англичан, ослабели в значительной степени. Парламент собирался редко, в крайних случаях, народ отвык от собраний, власть королевская сделала огромные успехи. Можно было подумать, что всё движение английских учреждений от 12 до 15 столетия оказалось бесполезным и бесплодным. Но с другой стороны, нельзя Генриху отказать в одной из отрицательных способностей: он не увлекался войнами на европейском материке и преимущественно хотел усилить внутреннее благосостояние государства. Когда он умер в 1509 г., он завещал сыну королевскую богатую казну, которой тогда не было равной.

Мы видели из обозрения Франции и Англии в конце XV столетия, что средневековое государство, феодальное, общинное, разрушалось, а вместе с монархией крепло другое начало, начало национальности. Тот же процесс встречаем мы на других концах Европы. Мы посмотрим теперь на Пиренейский полуостров, Италию, и потом приступим к Германии.

Мы имели уже случай говорить о состоянии Пиренейского полуострова в это время. Известно, каким образом из небольших государств христианских, образовавшихся у подножия Пиренеев, сложилась довольно значительная политическая масса, кончившая совершенно победу над исламом. Во 2‑й половине 15 в. 3 государства особенно обращают здесь на себя внимание: Арагонское, Кастильское, Португальское. Наварра, в одиннадцатом столетии превосходившая их своим могуществом, в это время играет уже второстепенную роль. В этом государстве форма правления — монархическая, но нигде, может быть, монархия не должна была выдержать таких тяжких испытаний, прежде чем дошла до цели своей — самодержавия. В самом деле, стоит только взглянуть на сколько–нибудь подробное сочинение об Испании этого времени, чтобы убедиться в совершенном перевесе власти феодальной над королевской. Мы здесь коснемся только общих замечаний. Высшее дворянство пользовалось и в Арагонии, и в Кастилии, частью в Португалии полными, можно сказать, княжескими правами. Испанские бароны имели право объявить королю, что перестают служить ему, и объявить ему войну: такой случай был определен законами. Но в войне этой был перевес на стороне баронов, ибо закон запрещал королю нападать на те замки, в которых держал барон свою семью. Законы арагонские прямо предоставляли подданным право восстания, особенный сановник судил тяжбы между королем и подданными. Кортесы конца 13 столетия собираются довольно правильно как в Кастилии, так и в Арагонии. Это были чины высшие из представителей высшего дворянства, духовенства и горожан. Без их согласия не взимались налоги, их согласие было также необходимо для мира, войны, новых законов. Обстоятельства чисто местные укрепляли еще этот дух упрямой самостоятельности, которым отличались сословия Пиренейского полуострова. Каждый город имел свою историю; каждому удавалось хотя раз отодвинуть массы мавров без помощи короля. Отсюда [понятие] национального единства не могло быть так ясно сознано в Испании, как в других государствах.